Салахов
Т.
«Я
сожалею лишь
о том, что
кому-то из
ушедших близких
и друзей не
успел
уделить
должного
внимания»
Таира
Салахова
знают во всем
мире. Его имя
и творчество
стали
знаковыми в
искусстве нашего
времени. Выдающийся
художник-живописец,
график, профессор
и
общественный
деятель,
вице-президент
и
академик-секретарь
Отделения
живописи
Российской
академии
художеств, он
еще и
обладатель
множества
других
званий — почетный
президент
Международной
ассоциации
изобразительных
искусств
(АИАП) при ЮНЕСКО,
вице-президент
Международной
федерации
художников
России,
действительный
член Академии
изящных
искусств
Азербайджана,
Академии
творчества,
член-корреспондент
Академии
искусств
Франции,
почетный
член-корреспондент
Королевской
академии
изящных искусств
Сан-Фернандо
(Испания) и
Фонда
культуры и
образования
штата
Монтана (США),
почетный гражданин
городов
Биллингза,
Трентона и Санта
Фе (США). В
течение
двадцати лет
Таир Салахов
руководил
Союзом
художников
СССР и около 30
лет отдал
педагогической
работе. Таир
Теймурович
награжден
золотой
медалью
Российской академии
художеств и
золотой
медалью им.
М.Грекова (1977),
лауреат
Госпремии
СССР (1968), дважды
— Госпремии
Азербайджана,
Герой
Социалистического
Труда,
кавалер
орденов
Ленина, Революции,
Трудового
Красного
знамени, Дружбы
народов,
орденов
Польши,
Монголии и других
стран, а
также высшей
награды
Азербайджана
— ордена
«Истиглал» и
российского
ордена «За
заслуги
перед
отечеством».
Наш прославленный
соотечественник,
как видно и
из перечисленных
регалий,
связи с
родиной не
прерывает. В
последний
его приезд в
Баку, несмотря
на
невероятную,
как всегда,
занятость
Таира
САЛАХОВА, с
ним удалось
встретиться
и
побеседовать
корреспонденту
«Азербайджанских
известий»
Самире
КЯЗИМОВОЙ.
Рубль за
портрет
Чапаева
— Таир
Теймурович,
вы с самого
детства
мечтали
стать
художником?
— В детстве я и
не думал
всерьез о
том, кем именно
стану, когда
вырасту.
По-моему, все
было предопределено
задолго до
того, как я
осознал, что
меня ждет в
будущем. Я
считаю, что
стал
художником
благодаря
моему отцу.
Когда мы с
братьями
были
маленькими,
он придумал
для нас некую
игру. Отец
был партийным
работником,
много
работал,
уставал и, возвращаясь
домой, хотел
покоя. А
чтобы мы не
шумели, вручал
мне и двум старшим
братьям
бумагу и
карандаши.
Затем
придумывал
тему, которой
мы должны
были
посвятить
свои рисунки.
Например, кто
лучше
изобразит
Чапаева.
Призом в
таком своеобразном
домашнем
конкурсе был
рубль,
который папа
клал обычно
под
серебряную
чернильницу.
И пока он отдыхал
после ужина,
мы рисовали.
А потом отец
нас «судил» и
лучший
получал
вожделенный
рубль.
— Интересно, и
кому же из
братьев
обычно доставался
денежный
приз?
— (Улыбается.)
Мы все хорошо
рисовали. И
призами
никто из нас
не был
обделен. Мы с
нетерпением
ждали, когда
отец придет с
работы, гадая,
какую на этот
раз задачу он
перед нами
поставит.
Было очень
интересно!
Таким
необычным способом
отец привил
нам любовь к
изобразительному
искусству.
Впоследствии
так получилось,
что все мы
посвятили
свою жизнь именно
ему. Старший
брат Сабир
стал художником
по плакатам,
средний,
Махир —
лучшим в
республике
каллиграфистом,
а я —
живописцем.
Кстати,
интерес к
художеству
пробудил во мне
еще один
человек —
библиотекарь,
чье имя я
даже не знаю.
Дело было
так. Когда я
пошел в школу,
то записался
в библиотеку
им. Белинского,
которая
раньше
располагалась
недалеко от
Губернаторского
сада. Помню,
взял как-то
почитать детскую
книжку, а
библиотекарь,
пожилая русская
женщина,
предложила
сделать к ней
иллюстрации.
Тогда я еще
не знал, что с
таким необычным
предложением
она обращалась
ко многим
школьникам,
но не все воспринимали
ее слова
всерьез. А
может, они просто
не умели
рисовать?
Одним словом,
возвращал я
книги вместе
с рисунками,
которые ей
очень
нравились.
Там же в
библиотеке я
познакомился
со своими
сверстниками
— будущим
народным
художником
республики
Тогрулом
Нариманбековым
и будущим
художником и
писателем
Виктором
Голявкиным.
(Смеется.)
Оказалось,
что они тоже
делали
иллюстрации
для той самой
библиотекарши.
— Расскажите
о своей
семье.
— Отец Теймур
Салахов имел
военное
звание. Но
был
партийным
работником, первым
секретарем
Лачинского
района. Он был
честным,
порядочным
человеком, но
как многие
интеллигентные
люди в те
страшные годы
попал, как
говорят, под
«статью». В 1937-м
отец был
репрессирован.
Ему было 39 лет,
а матери — 36.
Мама
осталась с
пятью детьми.
На тот момент
Сабиру было 11
лет, а
младшей
сестре — всего
2 месяца. До сих
вспоминаю
последние
дни,
проведенные
с отцом.
Никогда не
забуду, как 15
сентября он
повел меня в
школу и очень
долго не
уходил со школьного
двора. О
чем-то долго
беседовал с
моей первой
учительницей
Юлией
Нестеровной.
Не знаю, о чем
именно они
говорили.
Видимо, он уже
чувствовал,
что его ждет,
и переживал
за всех нас. И
буквально
через две
недели его арестовали.
Для нас,
детей, это
было настоящей
трагедией! В
один миг мы
почувствовали,
что потеряли
отца
навсегда. Ему
приписали
четыре
статьи — за
членство в
троцкистско-зиновьевской
контрреволюционной
организации,
пропаганду
идей
независимости
Азербайджана,
за террор и
вредительство.
В память об
отце я до сих
пор храню его
личное дело у
себя в столе.
После того
как мы
лишились отца,
двадцать лет
порог нашего
дома никто не
переступал —
мы прожили
нелегкую
жизнь. Поначалу
нас
поддерживал
только брат
моей матери
Гаджи —
удивительный,
интеллигентный
человек,
ботаник по
профессии. Он
был одним из
основоположников
бакинского
Ботанического
сада. Дядя
Гаджи дружил
с Мичуриным,
и треть всего
зеленого
хозяйства
нашей столицы
— его рук дело.
Увы, он ушел
из жизни слишком
рано — в 35 лет, и
после этого
мы остались с
мамой одни.
Всю нашу
сознательную
жизнь мы,
братья и
сестры,
старались
как-то
обелить имя
нашего отца.
Не
разговорами обелить,
а именно
делами. Потом
отца полностью
реабилитировали,
покойная
ныне мать получала
по мужу
республиканскую
персональную
пенсию и
гордилась
тем, что не
зависела ни
от кого. Но
самое
главное, что
наша мама в
тяжелейших
условиях
вырастила и
сумела нас воспитать
так, что мы не
были
внутренне
озлоблены.
Она сыграла
огромную
роль в том,
что мы
сохранили
уважение к
людям — близким,
родным, а с
другой
стороны, к
государству.
В 6-м классе я
бросил учебу
и пошел
работать. Это
были тяжелые,
голодные
годы. Спустя
полгода
началась
Великая
Отечественная
война. В 1944 году
я работал
художником в
парке им.
Кирова —
рисовал
афиши. Помню,
тогда же
впервые я
увидел и
познакомился
с
Александром
Вертинским,
который
приехал в
Баку с
гастролями. Вертинский
меня,
мальчишку
15-летнего,
даже попросил
помочь
открывать и
закрывать сцену.
Видели бы вы,
как я
гордился
этим! А когда
Александр
Вертинский уезжал,
то подарил
мне на память
пачку сигарет
Camel и
расческу,
которые я до
сих пор
храню. Спустя
годы, когда я
уже жил в
Москве,
однажды мне
довелось
побывать у
Вертинских в
гостях. И
Александр
Николаевич
меня
вспомнил! Я
до сих пор
поддерживаю
дружеские
отношения с
его дочерьми.
Художник с
княжеским
титулом
— Насколько
мне известно,
среди
многочисленных
грамот и
дипломов у
вас есть и
грамота о
пожаловании
дворянства, и
титул князя,
и получили вы
его от
наследников
дома Романовых.
Как вы
познакомились
с царской
семьей?
— С
Романовыми я
познакомился
в Париже. Нас с
супругой в
гости
пригласила
великая княгиня
Леонида
Георгиевна
Романова.
Помню, во
время нашего
визита к
Романовым я
сказал правнуку
императора
Александра II,
князю
Владимиру
Кирилловичу,
что видел его
телевизионное
интервью,
данное во
время
последнего
визита в
Санкт-Петербург.
И неожиданно
для меня он
вдруг
спросил: «А
что вы
запомнили из
того
интервью?». Я
ответил: «Вам
задали
вопрос,
хотите ли вы
переехать в
Россию и
руководить
ею? Вы тогда
ответили, что
хотели бы
служить
России!». Он был
приятно
удивлен моей
внимательностью.
Владимир
Кириллович в
течение
получаса очень
внимательно
рассматривал
мои монографии,
задавал
вопросы по
каждой
странице
книги. Его
интересовало
все: кто
изображен на
холсте, что
он сделал для
страны и
каким был человеком.
Я рассказал
ему, как
ездил к нефтяникам
на Нефтяные
Камни, чтобы
рисовать их,
рассказал
историю
некоторых
полотен, в том
числе
детского
портрета
Айдан,
портрета
Шостаковича,
декораций к
«Кероглу», «Антонию
и Клеопатре».
Он слушал с
неподдельным
интересом.
Удивительный
был человек!
В его поступках,
движениях и
словах
чувствовались
воспитание и
уважение к
людям. Так
что любой
титул — это не
только
звание, но и
внутренняя
сущность.
Спустя
четыре
месяца я узнал
из газет, что
Владимир
Кириллович
ушел из жизни
во время
поездки в
Америку.
Кстати, после
встречи в
Париже я
вновь увидел
семейство
Романовых в
Москве. В
Москве княгини
Мария
Владимировна
и Леонида
Георгиевна
Романовы
также
пригласили
нас с супругой
на обед к
себе в
резиденцию.
Во время
беседы за
столом
хозяйки
обмолвились,
что любят восточную
кухню. И я
пригласил их
в очень популярный
тогда
ресторан
«Баку»,
расположенный
в самом
центре
столицы на
улице
Горького. Мы
пришли туда
компанией в 16
человек и
очень хорошо
провели
время. Я
заранее договорился
с поваром,
чтобы он
приготовил
для дорогих
гостей все
наши лучшие
блюда. И за один
вечер
Романовым
удалось
«продегустировать»
практически
всю
азербайджанскую
кухню. Им все
так
понравилось,
что после
ужина даже
изъявили
желание
сфотографироваться
на память с
поваром.
Кстати,
любовь к богатой
пряностями
восточной
кухне
Леонида Георгиевна
приобрела в
Марокко, где
прожила
долгие годы.
Когда
Романовы
выходили из ресторана
«Баку», они
благодарили
всех официантов,
пожимая
каждому руку.
Даже
швейцарам.
Некоторых из
них я потом
не раз
встречал в Москве и
каждый раз
они тепло
вспоминали
тот вечер с
Романовыми.
Позже я
встретился с
Леонидой
Георгиевной
в Испании, во
время
торжественной
церемонии
принятия
меня в
члены-корреспонденты
испанской
Королевской
академии
изящных
искусств
Сан-Фернандо.
Тогда она
сказала, что
если
когда-нибудь
решит посетить
бывшие
республики
СССР, то в
первую очередь
приедет в
Азербайджан.
Самая
дорогая
награда
— Вы
являетесь
обладателем
многочисленных
международных
наград,
дипломов,
премий и
орденов.
Какой из них
для вас
особенно дорог?
— Самая
важная для
меня — высшая
награда Азербайджана,
орден
«Истиглал»
(«Независимость),
которую я
получил в
свое время из
рук Гeйдapа Aлиeва.
Помню, тогда
я сказал
президенту,
что это очень
знаменательное
событие в
моей жизни.
Спустя 64 года
после того,
как моего
отца
арестовали и
расстреляли,
я получил
орден
«Независимость»!
А ведь одна
из статей,
приписанных
моему отцу в
далеком 1937
году, была
как раз «за
распространение
идеи
независимого
Азербайджана»!
И этот орден
каждый раз
будет
напоминать
мне моего
отца, который
погиб за
независимость
нашей родины.
(Задумывается.)
Я часто
думаю, каким
удивительным
образом
может распорядиться
история.
Порой мы и не
подозреваем,
что нас ждет
в будущем. И
все же я
искренне
верю с
торжество
справедливости.
— Вы
упомянули Гeйдapа Aлиeва — я
знаю, с каким
уважением и
почтением вы к
нему
относитесь. А
как
состоялось
ваше знакомство?
— В начале
шестидесятых
в Баку
приехали гости
— мои друзья
Виктор
Иванов и Петр
Оссовский. Они
привезли
выставку
«Куба глазами
художников».
Потом был
прием, на
котором и
состоялось
наше
знакомство.
Его
политическая
жизнь
проходила на
наших глазах.
Я помню его выступление
по
телевизору в
1967 году — на вечере,
посвященном
пятидесятилетию
органов
государственной
безопасности.
Тогда
впервые его
увидели
выступающим
на людях — на
русском
языке, в
течение
получаса, и
это
произвело
огромное
впечатление:
убедительность
его речи,
сама ее
тональность
и грамотность.
Это
запомнилось
людям. А
потом его
избрали
первым
секретарем
ЦК Компартии
Азербайджана.
К людям
искусства у
него было
очень теплое отношение.
К художникам,
как мне
кажется, — особенно.
Он был близок
к нам, потому
что и его
старший брат
— художник. А
еще он и сам в
свое время
учился в
архитектурном,
тоже рисовал,
потом жизнь
так
сложилась,
что он
перешел на
другую стезю,
но какое-то чувство,
если и не
сожаления,
то, возможно,
невосполненности
где-то в нем
оставалось.
Да и вообще
он был
невероятно
талантливым
человеком —
во всем. И во
всем, чем бы
ни занимался,
непременно
достиг бы
самых высот.
Но судьба
предопределила
так, чтобы он
смог
проявить
себя во всех
направлениях.
У нас на
глазах он
вырос в
крупную
политическую
личность — об
этом можно
много и долго
говорить.
Главное, он
привел
Азербайджан
к преддверию
небывалого
подъема. Все
подготовлено
для взлета, и
только от
народа, от
нас зависит,
как
подняться на
самую высоту.
Мэтр и его
друзья
— Таир
Теймурович,
вас знают во
всех странах
мира, вы
знакомы со
многими
сильными
мира сего.
Интересно, с
кем вы
дружите? Кто
они, чем
занимаются?
— Друзей
много. Из
самых разных
сфер. Расскажу
только о двух
художниках. У
меня теплые дружеские
отношения с
академиком
Российской
академии
художеств,
народным
художником СССР
Борисом
Ефимовым. Это
удивительно
талантливый
человек! Ему
принадлежат
почти все
карикатуры,
напечатанные
в военные годы
в различных
изданиях. Он
делал
карикатуры
на Муссолини,
Гитлера,
Геринга,
Розенберга,
Геббельса.
Фашисты его
ненавидели!
Кстати, 28
сентября
Борису
Ефимовичу
исполнилось
106 лет. К этой
дате я
закончил
работу над
его портретом.
Получилась
довольно
большая картина
— 1,6 на 1,2 метров.
Написал, как
говорят, для истории.
Дело в том,
что в
президиуме
Российской
академии
художеств
Ефимов сидит
рядом со
мной, и я
постоянно
лицезрею его
профиль.
(Улыбается.)
Таким вот я и
запечатлел
его на
полотне.
Долгое время
я дружил с
великим
датским карикатуристом
Херлуфом
Бидструпом. В
свое время
привозил его
в гости в
Баку. Ему тут
очень
понравилось.
Помню, мы
ездили с
Херлуфом на
Нефтяные Камни,
повел я его в
мечеть. В то
время
посещение
мечети было
под запретом.
Бидструп
сделал тогда
десятки
набросков,
которые
впоследствии
были изданы
за рубежом. В 1972
году аккурат
к его юбилею
правительством
СССР было
решено
наградить
Бидструпа
орденом Трудового
Красного
знамени. Мы с
Ефимовым отправились
в Данию,
чтобы
вручить
юбиляру
награду. Он
отмечал свой
день
рождения в ресторане.
Было много
гостей. В
самый разгар веселья
Бидструп
вынес на
сцену
огромный лист
бумаги —
метров
десять в
длину. И
начал рисовать.
На листе,
словно по
мановению
волшебной
палочки,
появлялись
Геббельс,
Геринг, Риббентроп,
Гитлер,
Муссолини,
Франко и
многие-многие
другие.
Закрывали
эту огромную
очередь
карикатуры
на
действующего
в то время
премьер-министра
Дании и еще
двух высоких
чинов.
Закончив
работу,
Бидструп
обратился к
гостям с
такими
словами: «Все
эти люди люто
ненавидели
меня и желали
моей смерти.
Но история
распорядилась
таким
образом, что
я до сих пор
жив, а их
история
смела с лица
земли. Только
вот эти трое
все еще живы».
Представьте,
это в том
числе и о
действующем
премьер-министре
страны! Таков
был Бидструп.
Пусть даже
это будет
обычная
гравюра
— Что вас
поражает и
тревожит в
новом веке?
— Самое
страшное для
нашего
времени, на
мой взгляд,
обеднение
духовной
жизни молодых.
Меня
беспокоит,
что
современные
дети не
интересуются
искусством,
меньше читают
книг. Я
считаю, что в
каждом доме,
в каждой семье
должно
храниться
хоть одно
произведение
искусства.
Пусть даже
это будет
обычная
гравюра.
Помню, когда
я был
маленьким, у
нас дома на
стене
напротив
обеденного
стола висела
огромная
гравюра в
золотой раме.
Картина
досталась
нам от старых
хозяев. На ней
была
изображена
невероятной
красоты женщина,
руки которой
были
закованы в
тяжелые цепи.
Обедая, мы,
дети, часто
смотрели на картину и
каждый раз
видели этот
полный
упрека женский
взгляд. Надо
сказать, ее
красота на
нас очень
сильно
воздействовала.
Нам казалось,
что эта
женщина —
само
олицетворение
красоты и
гармонии.
Знаете, то
детское
восприятие
сравнимо с
нынешним
ощущением,
скажем, после
просмотра
какого-нибудь
потрясающего
фильма. Я
сознательно
привожу упрощенный,
понятный на
массовом
уровне пример.
Но искусство
не может
ограничиваться
одним лишь
кино, пусть и
самым
выдающимся.
Есть еще и
живопись,
есть музыка,
театр,
литература,
без которых
невозможно
формирование
по-настоящему
глубокой,
гармонично
развитой и
широкомыслящей
личности.
Ребенок
должен
постоянно видеть
высокое
искусство.
Нужно ходить
в музеи,
посещать
галереи. Увы,
в последнее
время
Интернет
заменил все:
и театры, и
книги, и
картинные
галереи, и
даже настоящее
человеческое
общение. Я
думаю, что когда
люди поймут,
что теряют
самих себя,
они обязательно
вернутся к
настоящему
искусству.
Тем не менее
я за то, чтобы
ребенок сам
выбирал, чем
ему хочется
заниматься.
Однако
каждый
родитель
должен
разглядеть, почувствовать,
к чему
тянется их
малыш. Самое
главное в
воспитании
ребенка — его
интересы. А
взрослые
должны
помочь ему в
реализации
его талантов.
Это главный
родительский
долг.
Работа и есть
лучший отдых
— Таир
Теймурович,
вы
невероятно
занятой человек,
постоянно
работаете,
занимаетесь
общественной
деятельностью.
А как отдыхаете,
когда
выдается
свободная
минута?
— Свободного
времени
почти не
бывает. Поэтому
я давно
научился
отдыхать в
процессе
работы. А
иногда по вечерам
смотрю кино.
Вот недавно
смотрел исторический
американский
фильм
«Царство небесное».
Очень
впечатлило!
Вообще мне
нравится
историческое
кино, которое
словно «напоминает»
о днях
минувших.
— Несколько
лет назад вы
реконструировали
мемориальный
комплекс
музея-мавзолея
Кемаля
Ататюрка в Анкаре.
Довольны
ли своей
работой?
— (Улыбается.)
Доволен.
Открытие
комплекса Атынкабир
состоялось в
августе 2004
года. Я возглавлял
многонациональную
команду художников,
трудившуюся
над
реконструкцией
мавзолея. Среди
них были мой
ученик,
руководитель
студии
Грекова
Сергей
Присекин, и
турецкий
художник
Айдын Эркен.
Год и три
месяца, не
покладая рук,
без выходных,
забыв о
летних
отпусках, мы
работали над
обновлением
музея. Масштабы
работы
грандиозные:
три диорамы — 35
на 5 метров и
две — 40 на 8
метров.
Диорама,
согласно определению
энциклопедического
словаря, — это
«лентообразная,
изогнутая
полукругом
живописная
картина с
передним
предметным фоном».
Мы
подготовили
55 портретов героев,
30
исторических
полотен.
Вообще Турция
к
собственной
истории
относится
более чем
трепетно, а
сражения за
национальную
независимость
под
предводительством
Кемаля
Ататюрка —
события
святые. Одним
из центральных
произведений
Пантеона
стал портрет
самого
Кемаля
Ататюрка
кисти Сергея
Присекина. Представьте
себе, теперь
нашу работу
ежедневно
видят
семнадцать
тысяч
посетителей.
Именно
столько, по
статистике,
приходят каждый
день в музей.
В 2004 году нас
пригласили на
торжественное
открытие
Пантеона, где
президент
Турции Ахмед
Сезер вручил
нам грамоты
почетных
граждан
Турции.
— Вы прожили
большую и
очень
насыщенную
жизнь. В ней
было все:
отчаяние и
сбывшиеся
надежды, горе
и радость, но
все же больше
— успехов и
побед. А есть
что-то, о чем
вы сожалеете,
что сделать
не удалось?
— (Задумался.) Я
до сих пор
очень жалею,
что в свое
время не
успел
написать
портрет
народного
артиста СССР,
великого
азербайджанского
актера
Алескера
Алекперова. Я
планировал
это сделать,
даже
созвонился с
ним и договорился
о встрече, но
не успел.
Алескер
муаллим ушел
из жизни. И эта
обида на
самого себя
живет во мне
всегда. Но
больше всего,
спустя годы,
я сожалею о том,
что кому-то
из уже
ушедших
близких и друзей
не успел
уделить
должного
внимания.