Абдуллаева Л.

Концерт как личное отношение к музыке

Ялчин Адигезалов, выступивший с Азербайджанским государственным симфоническим оркестром, явил истинно профессиональную работу

Концерты в филармонии — всегда своеобразная отдушина для нашей интеллигенции, несущая в себе спасительный заряд духовности. Правда, в последнее время критерии оценки классического искусства заметно снизились, чему свидетельство — шквал аплодисментов, сопровождающий чуть ли не каждое выступление, многие из которых демонстрируют отнюдь не лучший класс. Тем приятнее было оценивать истинно профессиональную работу азербайджанского дирижера Ялчина Адигезалова, выступившего с Государственным симфоническим оркестром 13 апреля.
В концерте принимал участие скрипач из Австрии, турок по происхождению, Аттила Алдемир, который исполнил в первом отделении Концерт для скрипки Сибелиуса. Его безукоризненное чувство интонации, мягкое, естественное голосоведение, европейская манера игры без форсирования звучности и пафоса — все это произвело на публику самое благоприятное впечатление, тем более что хорошие солисты-струнники — своего рода редкость на бакинской сцене. По-видимому, Аттила Алдемир относится к исполнителям лирического плана, и в знаменитом произведении финского мастера ему не хватило драматизма, впрочем, по свидетельству оркестрантов, он великолепно сыграл на утренней репетиции, и, как это случается у артистов, что называется, перегорел. В любом случае, музыкальность и тонкость его интерпретации трогали, особенно в медленной части, где было много удивительных моментов искренности и тишины.
Что касается оркестра, то здесь (например, во второй части концерта) явно не хватало красок, а в финале хотелось бы большей энергичности и пульса.
Зато во втором отделении оркестр словно подменили. Симфония Рахманинова предстала перед слушателями во всем великолепии широкой кантилены, этих романтических вздохов, нарастаний и спадов звучностей, которые в высшей степени характеризуют стиль последнего из русских романтиков. Известно, что Рахманинов написал это произведение в 1907 году, находясь в Дрездене, куда выехал с семьей, чтобы отгородиться от шумной московской жизни. Но сколько в этой музыке русской души с ее ощущением широты русского степного пейзажа, с ее мгновенными переходами от восторга и праздничности к бесконечной тоске.
Любое исполнение, будь то дирижерская интерпретация или исполнение солиста, трогает в том случае, когда связано с постижением образного мира. Последнее же в музыке напрямую связано с конкретными технологическими приемами, которыми владеет тот или иной профессионал. И в данном случае Ялчин Адигезалов продемонстрировал глубокую взаимосвязь между этими двумя составляющими творческого процесса. Четкая сбалансированность фактуры, выверенность драматургического развития, когда каждая кульминация подавалась как некое закономерное развертывание лирического сюжета, — во всем этом чувствовалось не только прекрасное знание музыкального текста, но и некое личностное отношение к музыке великого русского композитора. А когда таковое есть у дирижера, это не может не заражать весь оркестр, который в этот вечер играл с особым вдохновением. И это при том, что фактура рахманиновских симфонических партитур весьма неудобна: будучи прежде всего великим пианистом, композитор свою симфоническую музыку мыслил сквозь призму чисто фортепианных приемов. Так что оркестрантам пришлось проделать большую работу, чтобы справиться с техническими трудностями. Здесь хотелось бы особо отметить мастерство народного артиста Шукюра Самедова (кларнет), который прекрасно провел знаменитое соло в третьей части — одной из самых длинных тем в симфонической литературе, требующей очень широкого дыхания и мастерского владения инструментом. На хорошем уровне была и медная группа: православный хорал прозвучал возвышенно, а главное, чисто, словом, публика получила адекватное представление об этой редко исполняемой музыке, за что спасибо всем, кто приложил свой труд и профессиональное умение к ее интерпретации.

Азербайджанские известия.- 2007.- 17 марта.- С. 4.