Баннаева М.

Куполок на семи колоннах

Под сводами древнего албанского храма звучит классическая музыка

Если Баку — город ветров, то Гянджу можно по праву назвать городом храмов. Их здесь очень много. Есть как маленькие, местного значения, так и знаменитые на всю страну и даже за ее пределами. Есть реликты далеких эпох, а есть вполне боеспособные «единицы идеологической техники» различных конфессий. Если рассказывать о них в хронологическом порядке, то справедливо было бы начать с алтарей огнепоклонников, обнаруженных при раскопках в пластах городища Гянджа (это место в семи километрах от современного города, где Гянджа располагалась до знаменитого землетрясения 1139 года, обрушившего шапку Кяпаза и ставшего причиной появления ожерелья озер).
Впрочем, и албанские храмы — наследники достаточно древней поры, а таких храмов в Гяндже несколько. Один из них, построенный в VI–VII вв. и отреставрированный в XVIII в., отдан в распоряжение Государственного камерного оркестра им. Ф.Амирова. Храм невелик, но изящен, как музыкальная шкатулка. Его почти игрушечный граненый куполок гордо высится на улице Мирзы Аббаса Аббасзаде. Еще совсем недавно стены храма «украшали» уродливые сколы — это кто-то наконец удосужился уничтожить картуши с армянскими письменами. Откуда они взялись? И вспомнить стыдно… Эти, с позволения сказать, «доказательства» принадлежности данного памятника к армянской культуре были нагло добавлены к исконной орнаментике албанского храма уже в советские времена. Тем не менее, несмотря на все старания фальсификаторов, даже тогда к этому храму так и не приклеилось обиходное название «армянская церковь»: гянджинцы как называли, так и называют его просто «Семистолпный храм». И действительно, если приглядеться, можно увидеть, что его затейливый куполок держится ровно на семи колоннах… Этот семистолпный храм был совсем недавно заново отреставрирован, и сейчас под его сводами вновь звучит отечественная и зарубежная классическая музыка…
Иная судьба выпала другому албанскому храму, на окраине. Адрес у него — словно воплощение превратностей судьбы самого города. Только послушайте: город Гянджа, поселок Ени Гянджа, улица Гянджа… Смешного тут мало. А вышло это так. Руководство Кировабада ностальгично назвало окраину, застраиваемую современными для того времени девятиэтажками, Ени Гянджой. Однако, помимо строящихся микрорайонов, в черту Ени Гянджи вошли и старые кварталы. И улица одного из них также носила исконное имя города (раз уж сам город его носить не мог). Но пришло время, и город вернул себе былое название. А улица и район остались под теми названиями, что и были, — к ним за десятилетия все уже так привыкли…
Если адрес этого албанского храма воплощает в себе коловращение судьбы одного города, то сама его история (точнее не вся, а только периода советских лет) стала отражением судьбы целой страны. В советский период в этом памятнике архитектуры власти решили разместить Музей дружбы народов. Отделали его для нового воплощения, надо признать, с должной репрезентативностью. Достаточно сказать, что на улице Гянджа, в этом скромном квартале одноэтажных частных домов, проектировщики позаботились даже о стене напротив здания музея: ее украсили рельефными скульптурными гербами 15 союзных республик. Да и интерьер музея был достаточно помпезен: сплошь позолота и красные знамена.
Нынешняя участь этого албанского храма также показательна: он превращен в мечеть. Слов нет, дело полезное и богоугодное, да и с исконным назначением постройки в широком смысле совпадает. Но… Чем еще придется пожертвовать этому древнему строению, чтобы выжить? Ведь сейчас о том, что это албанский храм, можно только догадываться. С фасада входящего встречает портал позднейшей пристройки — обычный кирпичный портал мечети со всеми необходимыми атрибутами. С трех остальных сторон храм тесно окружают частные подворья — не подойдешь. И даже сверху ему перекрыт доступ к небесам — огромный уродливый купол, доставшийся мечети в наследство от музея, скрывает от глаз несколько исконных маленьких куполов этого оригинального строения. Картину довершают водяные баки и прочая техника, обустроенная для собственных удобств служителями мечети.
Увидеть самих служителей, а заодно и оценить нынешний интерьер здания нам так и не удалось — мечеть была закрыта. Зато удалось проникнуть в одно из подворий по соседству и увидеть участок боковой стены храма. Древние камни осыпаются от старости — храму явно нужна срочная реставрация. Что тут сказать… Если какому-то меценату благоугодно было бы поддержать инициативу верующих и финансировать мечеть, то мог бы для этих целей выстроить отдельное новое здание, а не эксплуатировать древний памятник архитектуры. Возвращаемся на исходную позицию, к порталу, и бросаем последний взгляд на стену с гербами. Они частично разбиты, частично осыпались, и тем символичнее выглядят все эти звезды, волны и красные ленты, обвивающие колосья пшеницы и ветки хлопчатника. Так уходит эпоха… А храмы остаются.
Еще один албанский храм расположен за городом, но с административной точки зрения это все еще Гянджа. Машина, петляя по серпантину, взбирается на холмы, с которых открывается живописный вид на город вдали и на зеленые леса кругом. Приехали… Вот и окраина поселка, небольшой участок его территории близ глубокого обрыва. Посредине, меж самостроек и огородов беженцев, на небольшом пятачке, высится храм. Да уж… По сравнению с ним даже его собрат из Ени Гянджи — просто счастливец. Этот же — в полном запустении. Окна заколочены, а вход блокирован убогой пристройкой-караулкой, запертой на огромный амбарный замок. Самое обидное, что эта хибара мешает толком разобрать выбитую на арке над входом… славянскую вязь.
Огромный боковой вход в здание — тоже на замке и отнюдь не символическом. Сквозь щель в хлипкой двери вижу обширное полутемное (из-за заколоченных окон) помещение — практически пустое, если не считать нескольких горок строительного мусора. Есть в этом пространстве нечто таинственное. Что ни говори, а все-таки аура храма неистребима…
Первый же наш обход вокруг здания по непролазной грязи привлек внимание женщины из домика-самостройки по соседству. Надо сказать, что население этого пригородного поселка сильно разбавлено беженцами и вынужденными переселенцами. Вот и эта женщина — беженка, уроженка населенного пункта Ходжалы, которому выпала горькая и страшная участь стать азербайджанской Хатынью.
Казалось бы, чем она могла нам помочь? Да, гянджинцы хорошо помнят свою историю — в этом нам здесь приходилось убеждаться поминутно: чуть ли не каждый встречный мог в деталях описать историю того или иного здания. Но она-то не гянджинка… Однако нас ждал огромный сюрприз: женщина подробно описала историю этого храма за последние столетия. И этот рассказ абсолютно точно стыкуется с архивными документами…
Итак, славянская вязь на фасаде датируется 1839 годом — в позапрошлом веке храм использовался как православная церковь. А в советские времена здесь много десятилетий подряд располагался летний пионерлагерь (и верно, неподалеку до сих пор красуется гипсовая статуя мальчика с горном). В здании храма в ту пору размещался кинотеатр. К моменту распада Союза и начала нагорно-карабахского конфликта лагерь был уже закрыт, храм стали использовать как склад.
Любопытно, что беженцы из оккупированных армянами азербайджанских районов, появившись здесь в 90-е годы, не стали вселяться в это пустующее здание, предпочтя построить себе рядом с ним времянки, а потом — дома-самостройки. И сейчас они столь же ревностно охраняют храм — ходят слухи, что это место планируют купить у государства какие-то иностранцы. Частные это лица или юридические — местным жителям, конечно же, неизвестно, да в конечном счете и безразлично. Доподлинно известно, что городские власти не допускают подобных соглашений, да и развернувшаяся по их инициативе масштабная реставрация памятников старины, нужно полагать, вскоре коснется и албанских храмов. Тем не менее беженцы бдительности не теряют. И это тоже хорошо.
Бросив последний взгляд на остатки звонницы древнего сооружения, мы отправляемся обратно в город. Однако почти сразу машина вдруг притормаживает: Эльчин Вейсов подзывает идущего по обочине дороги симпатичного, серьезного подростка. Эльчин — завсектором молодежи Главного управления молодежи и спорта при исполнительной власти Гянджи, и мы сразу понимаем, что мальчик — из числа его подопечных. Так оно и есть: 14-летний Айдын Акперов, житель этого поселка, из семьи беженцев, недавно стал звездой конкурса юных мугаматистов, организованного методическим центром «Каинат». Пораженные талантом мальчика, организаторы предложили ему серьезное обучение музыке в Баку — бесплатно, на средства «Каината». Но родители Айдына, к сожалению, не пустили сына учиться в столицу.
«Спой-ка нам что-нибудь», — просит Эльчин, и «карабахский соловей» не заставляет себя упрашивать. Немного смущаясь, он заводит народную песню более чем столетней давности — о деяниях храброго Гачага Наби. Звонкий голос подростка льется прямо в синее небо над албанским храмом, и зеленые предгорья слушают повествование о карабахском Робин Гуде, повстанце из Зангезура, защищавшем бедняков и павшем жертвой вероломства. Словно перекликаются дети одного отца — Малого Кавказа, два хребта: Зангезурский и Муровдагский. Первый волею судеб почти век назад остался на чужой территории, второй и поныне хранит Гянджу от вражеских покушений. Да не повторятся горькие уроки истории…

Азербайджанские Известия.-2007.-15 августа.-С.3.