Нурлана

 

Айтокуа. Или правда о мир Джаваде

 

И пара слов о книге

 

"Каждая моя картина - это не отражение мира, она сама есть МИР. Я заливаю потоком красок вселенную, плачу и восторгаюсь, слушая какафонию своих детищ. Перенасыщая краски и образы, перегружаю пространство, громоздя картину за картиной - ставлю ГОРУ на ГОРУ. Возрождаю титанов. Я родился на земле Абшерона, но поднялся над ней своим творчеством туда, где сталкиваются ветры с Гольфстрима и Тихого океана, с земли эскимосов и Африканского континента"
(из "Декларации" Мир Джавада для московской выставки в ЦДХ)
Об Абшеронской школе живописи по-прежнему пишут очень мало, исследовать этот пласт культуры, оставшийся в прошлом веке, все еще не берутся.
О Мир Джаваде - одном из героев отечественного нонконформизма 70-80-х годов - известно немного. Те, кто знал его при жизни, постепенно уходят в мир иной, новому поколению про когда-то "запрещенного" художника никто не рассказывал. Хотя нет-нет, да и всплывают его картины в частных зарубежных коллекциях, вдруг к юбилею вспомнят о нем власть имущие и появится на доме барельеф, почти никем не замеченный и так и не влившийся в официальную культурную жизнь города.
Стороной от светских тусовщиков прошла и книга "Айтокуа", написанная художницей Любовью Мирджавадовой о своем супруге - Мир Джаваде. Так уж получилось, что биография, готовившаяся ею более пяти лет, была издана в канун юбилея. Впрочем, сама художница дней не считает, праздников не чтит, может, потому что вся жизнь с мужем, какой бы трудной и полной лишений она не была, помнится ей сплошным праздником. А после него остались только воспоминания. И цель - рассказать о нем тем, кто хочет услышать:
- Я специально сделала книгу небольшого формата, чтобы ничего не выделялось, с глухим тиснением, чтобы человек только на ощупь ощущал название и фамилию. Вот этот цвет и формат мне очень близки.
- Но почему она вышла спустя пять лет? Ведь книга была написана давно.
- Фрагментарно - да. Первый вариант был готов еще пять лет назад, потом я ее поменяла, почувствовала, что она нечитабельна даже для образованных людей. Читателям очень трудно узнавать Мир Джавада под тяжелым слоем букв. Потом был второй вариант, третий. Я старалась упростить текст, так что у меня еще два тюка материалов осталось.
Я рассказала про его жизнь, выбрав форму изложения от его имени. Так более достоверно и удобно для восприятия. Это все то, что он мне рассказывал, все то, что он хотел передать, так что все оправдано. Тот период, где Мир Джавад уже сильно болел и не разговаривал, там уже идет повествование от моего имени. Он уже не мог излагать свои мысли полноценно и я буквально угадывала его желания, читала его мысли. Я слушала его и считывала нашу общую жизнь все 27 лет, и все это сохранилось в памяти, оставались какие-то записи. Потом Мир Джавад порвал очерк, да еще радовался, разбрасывая листы, выкидывая в окно. Обрывки рукописей зацепились за кусты, я их собрала, они до сих пор лежат в архиве.
- Получается это своего рода автобиография?
- Да, все то время, пока он был здоров и мог говорить. И только период его болезни я рассказала от своего имени. - Название у книги странное. Что это - "Айтокуа"?
- Название постоянно менялось и в самый последний момент меня осенило. Еще до начала работы над книгой я смотрела передачу о бушменах, где жрец, напевая, часто повторял одно и то же слово - "айтокуа". Его спросили:"Что это?" Оказалось, "дверь в сокровенное". Я написала это слово на двери в комнату Мир Джавада. И все это время название книги было у меня перед глазами, а осенило в последний момент.
- Кто спонсор? Ни министерство, ни еще кто-то важный и богатый к изданию не имеют отношения?
- Как всегда, все своими силами, с помощью близких людей, каждый помогал чем может, всех их я упомянула в книге. Да и спонсоры, будь они у книги, постоянно вмешивались бы в работу.
- А барельеф? Ведь к дню рождения Мир Джавада был создан барельеф, буквально в четверг состоялась презентация, вряд ли такое могло быть создано без согласования с государственными структурами.
- Идея принадлежит Фархаду Халилову, а скульптором был Гусейн Ахвердиев. Из всего, что я видела, это, возможно, самое лучшее. Но это меня даже не очень волнует, после издания книги я сказала: "Фархад, самое главное я сделала, а когда будет барельеф, это меня уже не очень волнует". Во время написания книги я прошла настоящий ад, испортила себе здоровье, но очень довольна. А это - просто акт признания Мир Джавада, чисто общественное признание. Меня как-то спросили, на человеческом уровне было все сделано или на официальном? Я сказала: нет, на культурном уровне. У нас действительно все делают или из жалости и сострадания (человеческий фактор), чего мне не надо, Мир Джавад выше всякого сострадания. Это очень маленькое и ненужное для него чувство, как он говорил. Однажды к Бетховену пришли восторженные почитатели:"Нам так нравится ваша симфония. Я даже прослезился". Он ответил:"Музыка от которой плачут, плохая музыка". Это же не индийский фильм.
- Значит, не по-человечески...
- И не официально. Фархада Халилова подвиг к этому не официальный указ президента, хотя и он тоже был. Самое прекрасное, когда за воплощение идеи берется сам художник. Художник, понимающий художника, а не потому, что Фархад помнил и любил Мир Джавада, был его преемником. И, кроме того, он очень образованный человек, каких мало. Мы в те годы увлекались Фолкнером, Сартром, и у него там было любимое "Запах вербены" про девушку, которая держала под подушкой веточку вербены. Джавад так и называл Фархада - "веточка вербены". И занимая должность, он ведь председатель Союза художников, очень трудно сохранить в себе эту "веточку вербены". И умирает ли эта веточка вербены, или продолжает жить - очень важно. Оказалось, что у Фархада она сохранилась...
Вот и презентацию барельефа провели на культурном уровне. Людей, на мой взгляд, должны подвигать не официальные постановления, ни сострадание или обязательство дружбы, нет, только культуральные мотивы.
- Сколько длилась разработка проекта?
- Указ об увековечивании памяти был издан еще покойным президентом, но установить барельеф на доме успели как раз 19 января, в день рождения Мир Джавада.
- Как раз на его 85-летие. А вы видели эскизы до воплощения, одобрили?
- Да, вносила некоторые корректировки, потому что Гусейн не так хорошо знал Джавада. Но я к этому отношусь спокойно, в конце концов не обязательно должно было быть сходство, хотя сейчас оно есть. Я просто приходила и говорила: "меньше раскосость, скулы мягче". Мне понравился подход, эта угловатость, резкость, неровные, заваливающиеся края барельефа. Это тоже хорошо, что не прямая линия, не смерть, не согласие, не по течению. Основная идея была Фархада: что барельеф будет угловой и только надпись "Мир Джавад", без дат.
- Угловой - потому что сам Мир Джавад был нонконформист?
- Ну, естественно, нонконформист. Вот недавно в Америке вышла книга, стоит 100 долларов, но мне выслали в подарок. Посвящена нонконформистскому направлению, от Азербайджана - один Джавад. Там собраны произведения от 1958 до 1986 года. Я слышала об этой книге, но долго не могла ее достать.
- А кто внес в книгу Мир Джавада?
- Нортон Додж. Он единственный коллекционер нонконформистского направления СССР.
- В книгу вошли экспонаты и его коллекции?
- Да. И среди работ только одна работа Мир Джавада "Бык".
- Как она к нему попала?
- Мы с Нортоном Доджем не могли встретиться, потому что были ограничены в движении: Мир Джавад болел, мы не встречались с людьми. Тем более, что мы постоянно переезжали из гостиницы в гостиницу, по советским законам один номер можно было снимать не больше месяца. И это длилось все последние пять лет. Так что мы практически не встречались с покупателями, картины перепродавали, и проследить, где находится та или иная работа, было практически невозможно. Картину я помню, а кому она была продана - нет.
- Кажется, я видела репродукцию. Это тот "Бык", что в изданном вами каталоге?
- Нет, у Мир Джавада было несколько быков.
- Раз уж мы заговорили о каталогах, вместе с книгой должен был выйти каталог с репродукциями.
- Да, его издали, но я была недовольна тем, что получилось. Ужасная печать, цвет. Я не хотела брать, и тогда издатель сказал, что я могу забрать забракованные каталоги просто так, все равно ему их выбрасывать. Но в любом случае будем дорабатывать каталог и переиздавать.
- Можно будет еще рассказать о книге, в нее вошло ваше знакомство? Я постоянно рассказываю всем об этой истории, она мне очень нравится. О том, что в детстве вы жили по соседству и девочка Люба приходила играть с подружками как раз под окна Мир Джавада. В открытое окно постоянно доносились крики ссорящихся девчонок, больше всех отличались вы, и Мир Джавад, устав от шума, говорил матери: "Несчастный будет тот, кто женится на этой девочке".
- Это все вошло. Первым слушателям моей книги, еще в аудиозаписи, был фоторепортер Михаил Графман (США), он мне предложил издать ее в Америке. Я отказалась. Да, это была ужасная страна, он здесь страдал от этой системы, но это своя земля: цветы, ветер, родные запахи - все приносило ему радость.
- Думаете, нынешняя система его бы порадовала?
- Но, по крайней мере, ты можешь ездить, открылись границы. А то, что живется тяжело - это уже в наших руках. Нужно самим создавать свою страну, никто нам ничего не принесет на блюдечке.
Я была уверена, что должна написать и издать книгу здесь, в стране, где Мир Джавад родился. И было бы несправедливо, если бы я сделала иначе.
- Никто не спрашивает, почему в книге фактически нет иллюстраций и фотографий?
- Нет. Слава Богу, никто не задается этим вопросом. Понимаешь, картины цветные, они сильные, они забирают очень много эмоций, отвлекают. Я хотела сконцентрировать все внимание на его жизни. То, как он ее прожил. Конечно, я сделала уклон на художника, с его принципами. Многое не вошло, боялась нагромоздить лишнее, тогда бы обрисовалась просто личность, а он в первую очередь - художник.
Вошли в книгу и фрагменты его детства, Мир Джавад много рассказывал и потребовал, чтобы я все это включила в книгу, если когда-нибудь сяду писать, чтобы ничего не скрывала. Я включила даже эпизод, где он маленький в первый раз мастурбировал и вошел в комнату отца, ничего не понимая. И как отец его чуть не убил, а мать защитила: маленькая, худенькая, она встала между отцом и сыном. После этого у маленького мальчика от страха появился тик. И для него был очень важен образ матери-защитницы.
Вошло в книгу много откровенных моментов, которые я не имела права скрывать: так хотел Мир Джавад.

 

Зеркало.- 2007.- 10 февраля.- С. 23-24.