Абдуллаева Л.

В тебе вся жизнь моя

В многочисленных песнях Тофика Кулиева и сейчас слышны голоса его современников во множестве оттенков

«Гений места» - так называется книга блестящего современного прозаика-публициста Петра Вайля. Пафос ее - в незримо существующей взаимообратной связи художника с определенным местом: творчество поэта, впитав в себя ауру определенного города, впоследствии, в свою очередь, становится неотъемлемой его принадлежностью, придает его облику обаяние и неповторимость. Вообще-то связь искусства, а в частности такого абстрактного, как музыка, с местом и временем, то есть категориями совершенно конкретными, весьма опосредована. Слушая то или иное музыкальное произведение, мы редко задумываемся о его историческом или географическом подтексте. А между тем, как это ни парадоксально звучит, именно музыка с ее способностью передавать невыразимое, зачастую оказывается подлинным документом не только душевных переживаний индивида, но и жизни общества в какой-то конкретный период времени, в каком-то конкретном месте.
«Город мой Баку»
Взять хотя бы жанр песни. Не хотелось бы впадать в банальность, повторяя известное высказывание, что «легкий» жанр вовсе не означает легковесность. Но в продолжение разговора о связи искусства и действительности можно сказать, что именно песня с ее лирической сутью способна наиболее адекватно отразить думы и чаяния целого поколения людей. Парадокс? Слова «поколение», «эпоха» — из категории чего-то глобального, здесь впору говорить о монументальных, соборных жанрах, например той же симфонии. Но, во-первых, разве не была, к примеру, советская массовая песня 30-х, 40-х, 50-х годов, на которой был воспитан композитор Тофик Кулиев, проявлением самой настоящей соборности, а во-вторых, при всей своей обобщенности, плакатности, разве не была в ней и правда, та правда чувств, надежд, помыслов, которые теплились глубоко в сердцах людей и наполняли их жизнь особым отпечатком возвышенности?
Может, в этом одна из загадок рождения искусства. А может, наоборот, песня советская потому и стала высоким художественным явлением, что жила в людях того поколения энтузиастов романтическая способность верить в мифы, она и помогала им «строить и жить».
Если же говорить о песнях Тофика Кулиева, то они являются, пожалуй, самым прекрасным памятником не только времени, а именно 50-70-м годам прошлого века, но и городу, воспоминания о котором составляют самое дорогое в жизни очень многих моих соотечественников. Жизнь течет, меняются не только люди, но и города. Да что там говорить, поменялся строй, поменялась страна, а главное, то, что составляет душу каждого города — его население. Современный Баку, высокий красавец — столица самостоятельного государства, перестал быть каким-то особым островом в Азербайджане, отделенным от всех других городов своей неповторимой аурой, своей причудливой смесью языков, обычаев. Он стал, может, большим представителем своего народа, что вполне естественно в условиях независимости, но того, старого Баку, уже нет. И, как в случае со всяким значительным явлением, ушедшим в небытие, его образ стал окрашиваться легендами и ностальгическими воспоминаниями. Но лучше живых воспоминаний может быть только искусство.
В многочисленных песнях Тофика Кулиева образ Баку опоэтизирован через музыкальную интонацию, в которой слышны голоса его современников во множестве оттенков. В них упоенное наслаждение новыми жизненными ритмами, свингующими на грани джаза и советской эстрады, в них причудливо переплелись общее и индивидуальное — привычка шагать в ногу, с одной стороны, и утверждение чего-то откровенно личностного — с другой. Потому оптимизм их неизменно окрашен легкой меланхолией, а минорные нотки незаметно переходят в нечто успокаивающее и сулящее надежду. Это что касается духа времени. Но есть и дух народа, страны. И если говорить о национальном в песнях Тофика Кулиева, можно сказать, что оно, при всей своей яркой выраженности, окрашено тем стремлением включиться в орбиту современной европейскости, которое было одним из существенных признаков Баку прошлого века.
Тема эта заслуживает отдельного рассмотрения, а может быть, и научного исследования, в контексте же данного опуса связана не только с творчеством, но и личностью Тофика Кулиева. Потому что, если говорить о биографии композитора, то мы имеем дело со случаем, когда данный от природы огромный талант получил свое развитие благодаря тем же категориям времени и места.
Счастливый билет
Сам Тофик Алекперович с присущим ему юмором обыгрывал дату своего рождения — знаменитый залп Авроры 7 ноября 1917 года оповестил мир о рождении в бакинской семье мальчика Тофика. Гены и воспитание? Отец — образованный человек, прекрасно импровизировавший на инструментах, мать, выпускница знаменитой Женской семинарии, основанной Зейналабдином Тагиевым (кстати, ту же cеминарию окончила Сона ханым, мать Кара Караева), а затем школы Святой Нины и Медицинского института. Трое из пяти детей, включая Тофика, пошли по музыкальной стезе: Симузар Кулиева стала впоследствии одним из первых профессоров фортепиано в Азербайджанской консерватории, здесь же преподает Эмилия Кулиева. Что касается Тофика, то учиться музыке он стал довольно поздно, в двенадцатилетнем возрасте, поступив на рабфак при консерватории. И с этого момента, каким бы диссонансом ни звучали всякие обобщения по отношению к незаурядной личности, его путь в основных своих перипетиях типичен для музыкально одаренного азербайджанца, чьи годы учебы пришлись на 30-е годы.
Да, феноменальные музыкальные способности (слух, память, природная пальцевая беглость, способность к импровизации) — все это вызывало высокие оценки со стороны учителей и сверстников (недаром впоследствии Кара Караев, его однокашник, скажет ему: «Ты был самым талантливым из нас всех»). Но любой талант лишь тогда становится явлением в искусстве, когда этому способствуют окружающие условия. В этом смысле Тофику Кулиеву повезло: его талант развивался в условиях максимального режима благоприятствования. В то время серьезное обучение одаренных азербайджанцев было задачей государственной важности. Причем дело это было поставлено таким образом, что они, с одной стороны, получали классическое европейское образование, а с другой — не отрывались от национальных корней. Так, будучи студентом бакинской консерватории, он обучается у таких прекрасных специалистов, как И.Айсберг (фортепиано), С.Штрассер (дирижирование), Л.Рудольф (теория и композиция), и в то же время, участвуя в многочисленных фольклорных экспедициях, внимательно изучает, записывает и обрабатывает азербайджанские песни, танцы, осуществляет даже, совместно с Закиром Багировым, одну из первых нотных записей азербайджанских мугамов.
Ну а потом, в середине 30-х годов, опять же счастливый билет, полученный от государства: по рекомендации Узеира Гаджибекова он в числе других молодых талантов (Кара Караев, Джевдет Гаджиев, Закир Багиров, Ашраф Аббасов) направляется для продолжения учебы в Московскую консерваторию. Но здесь типичное в биографии композитора уступает место своеобразному и неповторимому.
Не стал Тофик Кулиев с его феноменальными пианистическими данными прилежным учеником великого Генриха Нейгауза. Как вспоминал впоследствии композитор, Нейгауз, сначала буквально очарованный пальцевой беглостью и даром импровизирования, пригласил его к себе в класс, но потом столь же сильно разочаровался в нем из-за неприлежного отношения к своему труду и, мягко говоря, решил с ним расстаться.
В ритмах джаза
В это же самое время судьба уготовила молодому бакинцу встречу с другим музыкантом, тоже в своем роде знаковой для своего времени фигурой, Александром Цфасманом. Впрочем, скорее всего дело здесь не в везении, а в том, что сам склад дарования, увлеченность смолоду джазом, который в то время был олицетворением какой-то сногсшибательной новизны и свободы, — все это не могло не воплотиться в сознательном выборе пути, определении собственной ниши в музыкальном мире. Ну а тот размах, та серьезность, которые получила его деятельность на этом поприще, — во многом результат опыта работы в одном из самых лучших коллективов страны. Первый в СССР профессиональный джаз-оркестр, организованный в конце 20-х годов Александром Цфасманом, в то время был на пике своей славы. Концерты его собирали по всей стране полные залы, а за грампластинками с песенками и очаровательными танцевальными номерами повсеместно выстраивались громадные очереди, и спекулянты продавали их из-под полы.
Нужно ли говорить о том, какие высокие требования к пианисту-импровизатору предъявлял Цфасман, сам великолепный пианист, окончивший Московскую консерваторию с золотой медалью по классу Блюменфельда? Поистине работа в этом коллективе стала для Тофика Кулиева той самой школой вкуса и мастерства, о которой можно было только мечтать. Ну а по возвращении в Баку представилась блестящая возможность применить наработанные навыки: именно ему и Ниязи было поручено создание первого в Азербайджане эстрадно-симфонического оркестра.
И опять в биографию вмешивается история: в 1941 году началась Отечественная война, и эстрадный оркестр во главе со своим руководителем входит в состав 402-й стрелковой дивизии, выступая зачастую на линии фронта. Можно представить, в какой обстановке тяжелых фронтовых будней, окрашенных своей романтикой и героизмом, создавались патриотические песни Тофика Кулиева: «Ни шагу назад» (слова Суркова), «О русской девушке», «Нежная рука» (слова Н.Доризо), «Азербайджанская дивизия» (слова З.Халилова).
В основном это были русские тексты, и это не могло не влиять на их интонационный строй. И это стремление навстречу другой культуре, восприятие ее как своей — одна из характерных черт, определяющая его творческий облик. Впрочем, творчество любого азербайджанского композитора того времени так или иначе отражало реальность существования национальной республики в составе огромной империи, называемой СССР. Другое дело, что каждый из них решал проблему так называемого синтеза национального и интернационального по-своему. И здесь, думается, не ошибусь, если скажу, что при всем необыкновенно тонком ощущении национальной интонации, при всей нежной любви и бережном отношении к азербайджанской народной песне включение в орбиту общеевропейского было предопределено не только временем, но и самим складом личности музыканта.
Взять хотя бы этот интерес его, выходца из интеллигентной бакинской семьи, к джазу: ведь возник он чуть ли не с самых первых музыкальных шагов, то есть в начале 30-х годов, и, наверное, в то время, когда не было телевидения и не вышел еще на экраны фильм «Серенада солнечной долины», был спровоцирован не только музыкальными впечатлениями, но и какой-то особой открытостью к западной культуре, может, в том числе и чтением книг из домашней библиотеки. (Кстати, недавно мне довелось увидеть кабинет Тофика Алекперовича, где огромные стеллажи книг из произведений мировой литературы занимают полкомнаты). Конечно, в свое время большую роль сыграло и общение со сверстниками Кара Караевым, Джевдетом Гаджиевым: всех их объединяли опять-таки не только музыкальные пристрастия, но и та широта культурных интересов, которая была написана на знамени того поколения. И то, что все трое были посланы в Москву, этому в высшей степени способствовало. Кстати, в 1948 году Тофик Кулиев возобновил свою учебу в Московской консерватории сразу на двух факультетах: дирижирования и композиции. По специальности дирижирование он окончил в 1954 году и аспирантуру по классу Александра Гаука.
Сотворцы хитов
Возвращение композитора в Баку в середине 50-х годов означало огромные возможности для творчества в самых различных областях. Это и музыка к театральным спектаклям, и работа на киностудиях, и дирижирование, и выступления в качестве пианиста-импровизатора. Так, в знаменитой «Лезгинке» (1950 год) находит адекватное воплощение характерный для него импровизационный пианистический стиль, виртуозно балансирующий на грани легкого и серьезного жанров. Но основная доля народного признания и любви падает на его песни. Большинство своих шедевров композитор создает в период с конца 40-х по 60-е годы, такие, как «Бехтевер олдум» (слова Хагани), «Песня нефтяника» (слова Светлова), «Зибейда» (слова Доризо), «Сене де галмаз», «Гызыл узюк» (слова Расула Рзы), «Сен меним, мен сенин», «Ахшам махнысы» (слова Зейнала Джаббарзаде), «Пой, море, пой» (слова Наби Хазри), все не перечислишь.
Если попытаться проанализировать причины столь стремительной популярности этих песен, каждая из которых становилась мгновенно хитом, то кроме уже упомянутого умения художника услышать и подхватить главную интонацию своего времени здесь сыграли огромную роль еще два фактора. Во-первых, жанр песни как таковой связан с индивидуальностью не только композитора, но и исполнителя. И в этом смысле Рашид Бейбутов явился тем самым интерпретатором — сотворцом, который абсолютно адекватно выразил заложенный в песнях подтекст. «Велики твои богатства, мой Азербайджан! Протекает под землею нефти океан» — типично советский оптимизм коллективной романтики окрашен здесь в нежные тона восточной мягкости и ласки, подчеркнутой голосом Бейбутова, и мы с удовольствием погружаемся в этот наивный мир сладостной мечты.
Ну, а во-вторых, бешеной популярности музыки Тофика Кулиева способствовали вышедшие тогда на экраны азербайджанские фильмы, такие, как «Бахтияр», «Мачеха», «Можно ли его простить», где мелодии песен были включены в общую музыкально-симфоническую канву произведения. В свое время Джевдет Гаджиев в ответ на упреки в адрес композитора, не пишущего-де серьезную музыку, заметил, что музыка Тофика Кулиева к фильмам наполнена дыханием самого настоящего симфонизма, раскрывающего их лирический подтекст. И действительно, ведь при всей примитивности, глянцевости содержания этой киношной продукции именно музыка наполняла ее некоей правдой чувств, мотивированностью людских жестов, поступков.
«Другу ты отдать умей все тепло души своей. Все отдал — богаче стал, что сберег — то потерял» — плакатно-назидательный текст этих строк настолько растворяется в лирической непринужденности последующего ла-ла-ла-ла-ла-ла-лай-ла-ла, что песня воспринимается как нечто удивительно искреннее и правдивое. Согласитесь, что и фильмы эти, тот же знаменитый «Бахтияр», сохранили художественную ценность именно благодаря музыкальному ряду. И разве этот неповторимый сплав вальсовых интонаций («Был у меня в детстве маленький дружок», «Песня о Баку»), ритмов танго-джаза («Когда печаль, когда беда...», «Сене де галмаз») с типично азербайджанскими ладовыми оборотами и орнаментом — разве не воссоздает все это атмосферу того Баку, сутью которого было, прежде всего, смешение культур? И разве не символично, что песни Тофика Кулиева пели одновременно и Шовкет Алекперова — в этом случае они воспринимались как азербайджанские народные, и Рауф Атакишиев, который превращал их в городской романс, и Мирза Бабаев в интимно-доверительной манере эстрадного шансона, и Рашид Бейбутов, чье двуязычие и стиль исполнения напоминали о существовании маленькой южной республики в составе огромной северной страны.
Когда поет душа
Интересно, что на протяжении всей своей жизни Тофик Кулиев совмещал творчество с активной музыкально-общественной деятельностью. Последняя, по-видимому, не только не тяготила его, но, наоборот, была в радость. Все эти поездки: участие и организация многочисленных фестивалей, конференций, Дней культуры — типичных для советского времени «праздников искусств» сулили возможность не только активного вмешательства в те или иные творческие процессы, но и человеческих контактов, что в высшей степени импонировало его общительной, кипучей натуре. Талант и бьющая через край энергия позволяли ему успевать очень многое; получалось все у него вроде бы играючи, но относился он к своим обязанностям со всей серьезностью: и когда в конце 50-х был художественным руководителем и директором филармонии, и когда, прекрасно владея пером, составлял многочисленные доклады и отчеты, и когда, будучи секретарем Союза композиторов Азербайджана, целый день в любую погоду, иногда в перчатках и пальто, просиживал на работе.
Мне не довелось знать Тофика Алекперовича лично, но в воспоминаниях людей предстает образ человека, обладавшего тем типом обаяния, который свойственен только очень талантливым людям. Широта души и щедрость, эпикурейская способность наслаждения жизнью, абсолютное отсутствие зависти — подобные качества, исключающие приземленность и мелочность, как правило, отличают тех, кому все дается очень легко. Когда его однажды спросили, сколько песен он написал, он задумался и ответил: «Наверное, около 50 будет» — это при том, что на самом деле их в 10 раз больше. Или вот такой эпизод: к его 75-летию Мубариз Тагиев, решив спеть что-то неизбитое, откопал забытую киномузыку, услышав ее, Тофик Кулиев удивился: «Это что, тоже я написал?»
Как всякий большой художник, он был очень требователен и к себе, и к другим. Когда он был председателем жюри музыкальных конкурсов, как правило, первое место не присуждалось. Музыканты в его присутствии как-то внутренне собирались, зная, что халтура не пройдет. Никогда не доверял свою музыку аранжировщикам, исключение составлял Рафик Бабаев, к которому он, почитая его талант, относился с особой нежностью и трепетностью. Став при жизни легендой, он как человек интеллигентный по самой своей сути сохранял простоту и общительность. К нему тянулись дети, взрослые, старики, и он умел дружить с людьми разных поколений. Он был остроумен, легок в общении, какая-то порода, стильность были во всех его повадках: курил он только «Аврору» или «Приму» (привычка с молодых лет), но затягивался с таким шиком, как будто это были самые дорогие американские сигареты. Очень интересовался политикой, любил быть в курсе всех событий, программа «Время» была чем-то вроде ежедневного обязательного рациона («Я боюсь умереть во время программы «Время», — шутила его жена).
Это был человек, начисто лишенный той степенности и основательности, которые свойственны большинству из руководящих работников. О его руководстве Союзом композиторов хотелось бы сказать особо в свете прозвучавшей недавно критики по этому поводу (у нас ведь любят критиковать за глаза или после смерти человека). Меньше всего его облик ассоциируется с каким-то монументом, полным величия и непогрешимости. Но вот что мне довелось услышать от очевидцев. Он любил и старался помогать своим коллегам, да и не только коллегам: к нему на прием выстраивались целые очереди людей, зачастую имеющих к музыке отдаленное отношение, и для каждого он старался что-то сделать, причем делал это от души: увидит у дверей кабинета кого-то и приглашает зайти: «Гял, отур, не лазымдыр?» Очевидцы вспоминают, как ходил он вместе с композиторами по всяким ведомствам, выбивая им квартиры или улаживая какие-то проблемы. Со свойственным ему остроумием он говорил: «Каждый из них ощущает себя Бетховеном и требует к себе бережного отношения. А если в доме течет кран, это мешает работать».
Не любил он конфликтов и всячески старался примирять людей. Расскажу такой вот случай. Однажды на одном из заседаний поздравляли композитора N с удачной премьерой оперетты, и тому пришла мысль пригласить по этому поводу всех собравшихся в ресторан. Но был среди них один, чье присутствие было для него нежелательным. И вот N подошел в перерыве к Тофику Кулиеву и попросил его как руководителя сделать так, чтобы тот человек на банкете не присутствовал. Тот сказал: «Не волнуйся, я все улажу». Каково же было удивление N, когда после перерыва он услышал следующее: «Сейчас ко мне подошел N и попросил от его имени пригласить всех вас в ресторан, но только с одним условием. Тут Тофик Алекперович сделал многозначительную паузу, так что у N дух перехватило, а затем продолжил: «С условием, чтобы такой-то (и он назвал имя как раз того недруга) обязательно присутствовал». Вот такой это был человек, открытый и удивительно доброжелательный к людям. А что касается обстановки в Союзе композиторов, то при известных событиях смутного времени 90-х не мог один руководитель, тем более в уже очень немолодом возрасте, держать под контролем ситуацию. К тому времени довелось ему пережить много горя: потерю близких; да и общественные катаклизмы, изменившие облик страны, любимого города, он воспринимал с болью. Его эпоха ушла, наступила новая, и в ней он ощущал себя чужим.
...Мне часто приходится слышать от профессионалов, что азербайджанская эстрадная песня умерла вместе с именами Тофика Кулиева, Саида Рустамова, Джангира Джангирова, Рауфа Гаджиева, некоторые считают, что виноваты в этом современные технические возможности, которые позволяют аранжировщикам легко компоновать уже наработанные интонации и создавать однодневки. Место профессионалов все чаще занимают дилетанты и любители. Но, думается, дело не только в этом. Дело в самой изменившейся жизни общества, то есть опять же времени и месте. Отразить их новизну, по-видимому, сможет только художник, родившийся в этот период, но для того, чтобы смог он стать певцом своего народа и страны, они, эти последние, должны ответить ему такой же любовью, какой в свое время и в своей стране пользовался Тофик Кулиев, замечательный советский, азербайджанский композитор.

Азербайджанские Известия.- 2007.- 10 ноября.- С. 3.