Рассказывая о Рамизе Абуталыбове, очень часто произносишь
фразу "он был первым азербайджанцем": первым, кто попал на работу в
систему ООН (с 1972 года он работал в Париже в ЮНЕСКО); первым, кто был включен
во всемирную энциклопедию "Кто есть в международных отношениях";
одним из первых, кто получил орден Почетного легиона Франции.
- Расскажите о своих связях в общении с представителями
первой волны азербайджанской эмиграции в Париже...
- Мне было легче поддерживать с ними отношения во многом
потому, что я работал не в посольстве, а в международной организации. Ведь в
советское время все очень строго было: дипломаты должны были жить в одном доме,
о каждом внеслужебном контакте надо было докладывать. В моем случае всего этого
удавалось избегать: жил я отдельно в центре Парижа, рядом с ЮНЕСКО, о своих
знакомых эмигрантах не рассказывал - предпочитал держать язык за зубами. Да и
статус международного служащего давал большую независимость. Конечно, больше
всего я общался с русскими эмигрантами, с которыми меня познакомил Александр
Кусиков, поэт-имажинист, чьим соседом я по воле случая оказался. Но мне выпало
счастье дружить и с нашими знаменитыми соотечественниками. С Мамедом
Магеррамовым, который был членом делегации Азербайджана на Версальской мирной
конференции в 1919 - 1920 гг.; Алекпером Топчибашы, сыном Алимардан бея
Топчибашы, председателя Парламента АДР; Тимучином Гаджибековым, племянником
Узеира Гаджибекова; Селим Тураном, сыном Алибея Гусейн-заде.
Я был дружен и с писательницей Умм-Эль-Бану, которую больше
знают как Банин. Кстати был единственным азербайджанцем, с кем она общалась.
- Почему единственным?
- Когда она выпустила книгу "Кавказские дни", в
ней, как посчитали иные наши соотечественники, имели место критические отзывы
об азербайджанцах, и определенная их часть Банин не признавала. А наше
знакомство началось с моего рассказа о том, что моя бабушка в детстве часто
бывала у них на даче. Мой рассказ ее тронул, да еще, по ее признанию,
понравилось мое патриархальное воспитание. Несмотря на то, что она жила в
Париже, она была воспитана точно также "в традиционном духе" и то же
самое ей импонировало в других людях с далекой исторической родины.
Для того чтобы дружить с такими людьми нужна духовная
близость, а уж для того, чтобы они тебе передали какие-то ценные исторические
сведения, документы нужно еще и огромное доверие. Не надо ставить себе целью,
что, подружившись с эмигрантом, ты обязательно возьмешь у него книгу или
документ. Я около десяти лет дружил с Тимучин беем прежде чем он передал мне
архивы своего отца, которые я отдал на хранение в Государственный архив
литературы и искусства Азербайджана.
- А что еще вам удалось вернуть на родину?
- В государственном архиве существует как бы мой раздел. До
сих пор, если мои поиски к чему-то приводят, то сдаю им. Вот недавно ездил в
Париж на три дня, и Ширин Меликова отдала мне выступление А.Топчибаши в
Дипломатической академии Парижа в 1932 году. Наверное, некрасиво определять
весомость таких документов в килограммах, но только архив, переданный мне
Тимучин беем, составлял около 200 килограмм документов. А помимо этого были еще
документы, связанные с А.Топчибаши, Д.Гаджибейли, Али Гасанзаде, Меджидом
Мусазаде. Я привез очень дорогой старинный азербайджанский ковер, который мне
передал Мамед Магеррамов, он сейчас находится в Музее ковров. Несколько картин
Селим Турана находятся в Фонде культуры Азербайджана и Обществе дружбы
Азербайджана с зарубежными странами. Привез на родину картины нескольких
азербайджанских художников из Ирана.
- Как вы думаете, много еще разных азербайджанских ценностей
на сегодняшний день хранится во французских музеях, архивах?
- Я привез в основном то, что находилось в частных
коллекциях. Вдобавок привез много фотокопий документов, хранящихся в государственных
архивах Франции. Ахмед Агаоглу, в последствии известный деятель, был первым
азербайджанским студентом, учившимся во Франции. Так вот, будучи студентом, он
написал девять статей и опубликовал их в самых престижных журналах того
времени. Я все эти статьи отыскал, привез их копии. Помимо этого, я доставил на
родину копию рукописи легенды "Кер оглы". Был такой азербайджанский
ашуг Садых, он ее рассказал, а польский востоковед Ходьзко записал. В
Национальной библиотеке Парижа есть Департамент восточных рукописей. Там очень
много азербайджанских рукописей: Низами, Хагани, имеется каталог. Конечно,
кто-то должен продолжить такого рода поисковые работы в архивах и хранилищах
пятой республики.
Но я не только забрал что-то из Франции, я и оставил там
многое. Горжусь тем, что мне удалось добиться, чтобы установили мемориальную
доску на доме, где жил Топчибаши. И теперь прогуливаясь по улице Рю де Камп,
37, в 16-ом районе Парижа можно увидеть эту доску, узнать, что с этим домом
связана часть нашей истории. Это стоило трудов, я очень долго вел и переговоры,
и переписку с различными ведомствами и теперь горжусь тем, что это единственная
мемориальная доска азербайджанцу во Франции существует. Можно вспомнить и
усилия, результатом которых стал памятник нашим бойцам в Родезе, сражавшимся за
освобождение Франции. Помимо этого я договорился об аренде земли на кладбище
Бобиньи, где покоятся Шейхульисламов, отец Банин Мирза Асадуллаев. Все
документы передал в МИД, чтобы через 30 лет они вновь возобновили аренду.
- Что для вас изменилось в день, когда Азербайджан стал
независимым?
- Я сделал шаг, который очень не понравился моему тогдашнему
советскому руководству. Я написал заявление, где попросил поменять мое
гражданство с советского на азербайджанское.
- Как бывший сотрудник ЮНЕСКО, как вы относитесь к тому, что
Ичери шехер включен в список памятников мирового наследия, находящегося под
угрозой исчезновения?
- Конечно, с одной стороны это плохо, с другой стороны -
после того, как в 2000 году Ичери шехер был включен в список памятников
мирового наследия очень мало, что изменилось: все также продолжается
строительство, грузовики ездят. Теперь, надеюсь, положение будет постепенно
выправляться. Мы, бакинцы, должны помочь спасти Ичери Шехер.
Эхо.- 2007.- 27 октября.- С.2.