Абдуллаева Л.

Звездное небо над головой

Главной составляющей просветительского успеха Узеира Гаджибекова было гибкое соотношение высокой требовательности, с одной стороны, и поощрений — с другой

День музыки. Так увековечена в нашей стране память о человеке, который был не просто композитором, но в свое время направил развитие азербайджанской музыкальной культуры в новое русло, иными словами, осуществил переворот. Просветительская миссия Узеира Гаджибекова была связана с ощущением огромной ответственности за судьбу своего народа, умением мыслить глобальными категориями, осуществлять смелые шаги в том направлении, которое считал единственно верным. Потому многие идеи пережили и его самого, и его время, более того, гаджибековский принцип глубинного, сущностного подхода к развитию национальной культуры приобрел сегодня такую остроту, что касается всего общества в целом.
В категориях нравственности
В самом деле, так ли неправдоподобны аналогии нынешней ситуации в культуре с началом прошлого века? Да, на первый взгляд абсурдно сравнивать наше общество с его устоявшимися и активно действующими институтами музыкального образования и культуры (государственные музыкальные театры, государственные музыкальные академии, государственные симфонические и камерный оркестры, широкая сеть музыкальных школ и т.п. и т.д.) с тем временем, когда все эти учреждения только закладывались. Но если посмотреть вглубь проблемы, разве не определяется ее суть строительством новой культуры в новой стране? Разница в том, что тогда наша страна входила в состав огромной империи, которая сама определяла принципы и пути этого самого строительства, а сейчас мы предоставлены самим себе и вольны следовать собственным стремлениям.
Время, как говорится, всегда расставляет все по своим местам, вот и титаническая деятельность Гаджибекова с высоты сегодняшнего дня наводит на серьезные размышления о взаимоотношении личности и истории. Она, эта история, может быть кровавой и жестокой, но перед человеком всегда есть право выбора: быть винтиком в ее колесе или подчиняться тому самому кантовскому «нравственному закону внутри нас», который сродни «звездному небу над головой» и потому возвышается над конкретными историческими реалиями.
Не хочется в разговоре об Узеирбеке скатываться на пафосный стиль, память о нем сохранилась в том числе и потому, что во всех своих деяниях он был необыкновенно человечен, чуток к окружающим, его остроумие, доброта стали источником многих рассказов и легенд. Например, один студент поспорил, что трижды выпросит у него деньги на зимнее пальто, и так оно и случилось. Много вот таких историй: и о том, как уважительно относился к работникам всех рангов и всегда здоровался с каждым за руку, и о том, как в голодные военные годы незаметно для окружающих делился сахаром с уборщицей тетей Тасей, и как, будучи депутатом, не соблюдал определенных часов приема, выслушивал людей и старался по возможности им помочь, и о том, как мирил поссорившихся коллег.
Все это — свидетельство того самого нравственного закона внутри себя. Если же возвратиться к меркам исторического масштаба, то он, этот внутренний стержень, проявился в том приоритете общественного над личным, которым и определяется в итоге сущность просветительства как явления.
Художник и время
Мне скажут — время было другое. Энтузиазм, пожалуй, можно написать на знамени целого поколения людей, трудящихся во имя идеалов общественного благоустройства. Но нужно ли напоминать, что за одно неосторожное слово или энтузиазм, проявленный не там, где надо, можно было поплатиться головой? И вот в то пресловутое время, когда любое даже самое незначительное действие санкционировалось решением «партии и правительства», Гаджибеков был не послушным исполнителем, а рупором идей и с завидным упорством добивался тех решений, в необходимости которых был убежден. Личные амбиции? Безусловно, и они были, как у всякого творческого человека, но в системе ценностей всегда главенствовал интерес общественный, и идея широкого просвещения своего народа в конечном счете определяла каждый этап биографии композитора.
Когда мы, преподаватели, сталкиваемся с вопиющей безграмотностью современной молодежи, мне всегда хочется привести в пример Гаджибекова, который после окончания Горийской семинарии был направлен преподавателем в сельские школы (можно себе представить интеллектуальный уровень его воспитанников при тогдашней почти поголовной безграмотности населения!) Сомневаюсь, что это было тем самым творчеством, о котором он мечтал. И, тем не менее, он и на этом поприще сделал много полезного, например, создал на азербайджанском языке пособие по математике.
Далее — работа в газетах. Блестящий дар публициста — он пишет свободно, хлестко и не боится прослыть «врагом своей нации», когда язвительно обличает нравы того времени. И в то же время какую чуткость к своему народу, какое стремление быть понятным именно им демонстрирует первая азербайджанская опера! В ней все: и популярнейший среди широких масс сюжет, и популярнейший жанр мугама, и народные инструменты, играющие в симфонических антрактах между действиями, — все это нацелено на постепенное вхождение азербайджанского слушателя в атмосферу европейского жанра. И разве написанную через тридцать лет оперу «Кероглы» нельзя рассматривать как своеобразную демонстрацию традиций ашыгской музыки перед широким европейским слушателем, иными словами, пропаганду родного искусства?
Конечно, казенный термин «пропаганда» никак не объясняет художественной ценности созданных композитором произведений, но почему-то любое из его чисто музыкальных открытий всегда имело прямое отношение к решению общекультурных задач, стоящих перед нацией, будь то создание первых образцов оперы или попытки теоретического осмысления системы национальных ладов.
Нагляднее же всего идеи просветительства проявились в его титанической деятельности по организации музыкального образования в советский период. И здесь, на мой взгляд, важен не только размах, хотя последний свидетельствует опять же о той самой личной ответственности за судьбу культуры. Важны принципы, которыми руководствовался этот человек, принимая те или иные решения. Наверное, в самом общем плане их можно свести к одному: из всех возможных вариантов выбрать самый лучший — не для себя, а для пользы общего дела. Не это ли двигало им, когда он вытаскивал в Баку молодые таланты из глубинки и нередко помогал им, что называется, из своего кармана, когда приглашал на работу в консерваторию только самых достойных?
Именно Гаджибеков напутствовал к учебе в Москве молодых Кара Караева и Джевдета Гаджиева, а ведь мог позавидовать внутренне: ему самому так и не довелось закончить Петербургскую консерваторию, а как хотел учиться! Мало того, не были ему близкими те принципы, которые исповедовали в музыке эти двое, но чувствовал, что азербайджанской культуре нужны сейчас именно они, потому и дал им зеленый свет, потому и оставил после себя ректором Караева. «Оставил» — это, конечно, выражаясь фигурально, тогда решение принимала, как уже говорилось, партия, но к мнению Гаджибекова прислушивались. И это, убеждена, благодаря не только профессионализму, но, может, в первую очередь — нравственным качествам этого человека.
Опять мне могут возразить, что само время, а именно государственное финансирование способствовало развитию музыкального искусства, которое, как никакое другое, наиболее связано с материальным фактором и наименее — с идеологическим. Конечно, в этом есть большая доля правды. Но нужно ли напоминать, сколько безнравственных, подлых и низких поступков совершалось тогда людьми? И этому способствовало то же время, которое, кстати, сломало много человеческих судеб, и об этом не нужно забывать. И, кто знает, может, именно нравственные качества, непререкаемый авторитет, которым пользовался Гаджибеков, помогли ему не только претворить в жизнь свои грандиозные идеи, но и элементарно выжить.
На переломе эпох
В наше с вами время слово это, слава Богу, приобрело метафорический оттенок, хотя и употребляется в негативном контексте. Заботы о хлебе насущном, поиски не только финансовой поддержки творческих проектов, но попросту средств к пропитанию вытолкнули специалистов самых различных музыкальных профилей за рубеж. Это люди, получившие фундаментальное образование в стенах Азербайджанской государственной консерватории, той самой, формированию и развитию которой столько сил отдал Гаджибеков. Вот ведь какие неожиданные всходы дало дело, начатое великим азербайджанским просветителем! Подобно тому, как когда-то представители русской культуры внесли свой вклад в формирование азербайджанской музыки ХХ века, так наши специалисты трудятся сейчас на благо процветания культуры дружественной страны. В большинстве своем они получили там поддержку не только материальную, но и моральную: ведь для музыканта, впрочем, как для любого профессионала, очень важно ощущать свою востребованность обществом. И это прекрасно: значит, традиции Гаджибекова живут.
Что же касается нашей страны, то имя композитора нет, не забыто, оно звучит постоянным рефреном из уст многочисленных людей, будь то чиновники от культуры или музыканты, помнящие консерваторию прошлой эпохи. Но звучит все больше с горечью, потому что кризис — пожалуй, самое подходящее определение состояния нашей сегодняшней музыкальной культуры.
И не нужно пугаться этого слова. В истории, в том числе и культуры, не может быть постоянного периода расцвета, кризисы — вполне закономерные явления, особенно, когда речь идет о таких коренных переломах в жизни страны, как обретение независимости и смена строя. Разве не кризисным было время, когда начинали свою деятельность Узеирбек и его соратники? И разве не осознание всей серьезности ситуации способствовало размаху и успеху их деятельности?
Кто же виноват в том, что со сменой строя свобода индивидуального человеческого выбора обернулась для большинства музыкантов не усилением личной ответственности, а поводом к приобретению всевозможных личных благ и для сведения счетов с коллегами по искусству? Кто виноват, что в открывшихся реалиях западного мира они взяли на вооружение только следствие, а именно — высокий уровень жизни музыкантов на Западе, не обратив внимания на его причину, — тот жесткий отбор по качеству, без которого немыслим любой рынок, в том числе и интеллектуальной продукции? И пусть не говорят, что те высокие требования, которые предъявлялись, например, к преподавателям консерватории во времена Гаджибекова, обязательно связаны с неусыпным контролем государства над всей человеческой деятельностью. В западных странах такого контроля, как известно, нет, тем не менее, сама система отбора во всех областях, в том числе и искусстве, ориентирована на тот самый выбор самого лучшего из всего возможного, разумеется, для пользы общего дела. А то, что это общественно полезное дело, как правило, приносит прибыль и отдельным лицам — результат отлаженной системы взаимодействия опять же индивидуального и общественного.
Что происходит сейчас у нас? Так же, как и в начале прошлого века, поменялась сама страна, а это значит, что старая система общественных организаций перестала работать. И почему бы в этих условиях вместо ностальгии по советским временам и горестных сетований на то, что нет сейчас такого человека, как Узеирбек, не взять на вооружение сам принцип его отношения к музыкальной культуре как важной составляющей национального развития? Ведь, как и 100 лет назад, речь должна идти не о частностях, а о самом процессе ее вхождения в общемировую, который несовместим, например, с безграмотным молодым поколением музыкантов или с доморощенными представлениями об уровне оперного спектакля и т.д. и т.п.
Позволю себе привести несколько примеров. Когда-то количество азербайджанцев, желающих обучаться игре на европейских инструментах, исчислялось единицами, и был принят целый ряд мер для того, чтобы приобщить их к культуре, не являющейся для них родной. Сейчас студенты азербайджанского сектора составляют большинство в музыкальных вузах. Среди них есть настоящие звездочки, которые благодаря современным компьютерным технологиям с удовольствием слушают огромное количество классической музыки. То есть преимущество современного времени налицо. И разве не обидно, что эту талантливую молодежь становится некому учить, потому что перестал работать главный гаджибековский принцип — консолидация всего самого талантливого и лучшего, что есть в нации, во благо ее культурного развития! Разве не обидно, что сейчас происходит все как раз наоборот: лучшие и талантливые профессионалы покинули страну, разбрелись по свету — и это вместо консолидации, столь необходимой в моменты кризиса!
Одним из ярких качеств Узеирбека было умение распознать в окружающих его соотечественниках потенциал к творческой деятельности, вспомним хотя бы Кекяб ханым Сафаралиеву. Это именно ее организаторские способности, профессиональное чутье и опять же нравственные качества способствовали воспитанию целой когорты музыкально одаренных детей, которые превратились в плеяду музыкантов, ярко заявивших о себе в 60-е годы. Теперь это поколение, к сожалению, уходит: недавняя кончина профессора Рафика Кулиева (после Рауфа Атакишиева, Эльмиры Сафаровой и многих других) может рассматриваться как явление знаковое — конец целой эпохи, эпохи профессионалов. Почему? Потому что профессионализм, если его рассматривать не как единичное явление, а традицию, неотделим от определенной концепции культурного строительства, от соответствия ее тому или иному уровню общественного развития. Именно в этом соответствии — успех просветительской миссии Гаджибекова, главной же ее составляющей было гибкое соотношение высокой требовательности, с одной стороны, и поощрений — с другой. И если последние выражались хотя бы в том уважении и престиже, которыми пользовалась профессия музыканта в советское время, то сейчас речь должна идти об адекватной оценке труда: в этом плане можно ориентироваться не на канувшую в Лету эпоху энтузиазма, а реалии Запада. У нас же продолжаются худшие советские традиции уравниловки, протекционизма и одновременно наживы самыми бесчестными методами «дикого капитализма». Вот и получается, что ниша, образованная ушедшими и уехавшими музыкантами, заполняется середняками и недоучками.
Да что там Запад, возьмем ту же Россию. Недавно к нам приезжал на гастроли Уральский симфонический оркестр, который продемонстрировал такой высочайший уровень мастерства, до которого нашим современным отечественным исполнителям, мягко говоря, очень и очень далеко. В чем причина? А в том, что там созданы такие условия жесткой конкуренции и материального поощрения, что никому из музыкантов даже в смутное время развала Союза не пришло в голову уехать на заработки за рубеж.
Впрочем, есть и другая причина, гораздо более серьезная и очевидная для меня как преподавателя вуза: Екатеринбургская (Свердловская) консерватория, когда-то одна из лучших в стране, продолжает оставаться таковой, то есть поставлять стране, в частности Свердловской области, кадры прекрасно обученных профессионалов. У нас же ситуация иная, и этому есть объективные причины.
Дело в том, что 70 лет, которые насчитывает в нашей стране музыкальная культура европейского типа — не такой большой срок, чтобы превратиться в устойчивую высокопрофессиональную традицию (как, например, азербайджанский мугам), способную к самовоспроизведению. Пока что в этой области мы нуждаемся в подпитке извне. В свое время это прекрасно осознавал Узеирбек, когда приглашал на работу в консерваторию профессоров из Москвы, Ленинграда и старался обеспечить им максимально комфортные условия для работы. Кроме того, действовала отлаженная система стажировок, курсов повышения квалификации в одних из самых серьезных консерваторий мира. Лишение подобных международных контактов оказалось для нашей музыкальной культуры не менее губительным, чем массовый отток отечественных музыкантов.
Пропеть оду монументу или возродить идею
Но ведь новые реалии влекут за собой и новые возможности, взять хотя бы немыслимое в прежние времена сотрудничество с Западом или же финансовую поддержку со стороны частных структур. Примеры таковых мы можем наблюдать сплошь и рядом: вот талантливый студент нашел спонсора и поехал учиться в Германию, причем добился там, на чужбине, больших успехов. И это немудрено: что больше способствует развитию природного таланта, как не атмосфера творчества и высокой требовательности! А вот совершенно другой пример: спонсора нашла бездарность, и ее начинают, как это модно сейчас говорить, «раскручивать». Кто же виноват — спонсор? Ну, нет у нас пока ни Саввы Мамонтова, который, кроме того, что был миллионером, великолепно разбирался в искусстве, ни Зейналабдина Тагиева, который, хотя в искусстве не разбирался, но обладал достаточной внутренней культурой, чтобы в таком ответственном деле, как поддержка юных дарований, советоваться с людьми осведомленными. Между тем все дело в том, что подобные отдельные случаи носят характер разрозненных частных инициатив, а не продуманной системы мер, иными словами, отсутствует все та же целостная концепция, возводящая дело музыкального просвещения в ранг культурной политики. А ведь эта политика должна опираться, прежде всего, на мнение профессионалов, руководствующихся идеями общественной целесообразности, умеющих просчитывать ситуацию хотя бы на шаг вперед, не говорю о дальновидности гаджибековского масштаба. Да, гении, способные мыслить категориями истории и вечности, не рождаются каждый год, а вот сама идея просветительства может объединить многих людей в любое время и в любой стране, а особенно тех, кто имеет отношение к принятию тех или иных решений.
И если это не под силу одному человеку, то, может, стоит подумать о создании чего-то вроде музыкального общества или художественного совета музыкантов-профессионалов, который разработает целостную систему мер по спасению национальной музыкальной культуры. Причем руководствуясь не теми или иными личными интересами (что весьма характерно для дня сегодняшнего), а в том ключе, в каком это понимали интеллигенты начала прошлого века — как потребность внести вклад в национальное развитие. Ведь именно так поступал человек, чье имя мы связываем сегодня с Днем азербайджанской музыки.

Азербайджанские Известия.-2007.-18 сентября.-С.3.