Кастрюлин С.

Душа обязана трудиться

Интервью накануне открытия 87-го театрального сезона

Рядовой человек в смене театрального сезона не видит ничего незаурядного. Ну прошел, так прошел. Ничего особенного. А вот для актера, человека с особой конструкцией души, как правило, глубоко ранимой, завершение театрального сезона - это небольшая и необходимая передышка, когда можно ненадолго снять маску своей второй жизни и побыть наедине с самим собой. Но журналисты - народ въедливый и беспокойный. Если что-то взбредет им в голову, то они мир перевернут, чтобы добиться искомого результата. Вот и я, накануне открытия нового 87-го театрального сезона, решился занять два часа из времени, отведенного на отдых, и взять интервью у актрисы, которая своей блестящей импровизацией всегда к месту в любом, даже не очень интересном спектакле Русского драматического театра имени Самеда Вургуна. Наш собеседник сегодня-заслуженная артистка Азербайджана Александра Константиновна Никушина.
- Что не дает нашей театральной молодежи, получающей невысокую заработную плату и занятой в не всегда интересных пьесах современных авторов, расхолаживаться на сцене?
- Пусть это мое высказывание покажется смешным, но есть еще дух театра, который не выветрился и довлеет над нашими душами. А если серьезно, то это театральный костяк старожилов театра, который не дает молодежи безразлично относиться к своей работе. А "стариков" осталось мало. Процентов 30. Воспитательная работа всегда ведется. Там, где это удается, виден результат. Молодым актерам можно помочь какими-то советами, техническими приемами. Остальное зависит от индивидуума. К сожалению, у молодежи нет особого рвения, чтобы стать мастером своего дела.
Я нормально отношусь к беготне по корпоративным вечеринком, необходимым актеру как дополнительное средство существования. Мы называем это "халтурой", хотя я так не считаю. Это тоже работа, и довольно трудная. Но, конечно, дополнительный приработок не является моей профессией.
- Как театр начинает свой 87-й театральный сезон?
- Молодежи у нас прибавилось. Пришли они разными путями. Есть дети, которые буквально выросли в театре. Такие, как мой старший сын Теймур, Ярослав Трифонов. Девочки пришли из хореографического училища и уже знают, что такое сцена. К тому же в училище преподается пластическое мастерство актера.
Бывает, что кто-то не становится актером и остается в театре на подтанцовке, как говорят профессионалы, "на последней линии кордебалета".
Актера, по сути, делает здоровое честолюбие. Для чего мы пришли в театр? Чтобы в итоге стать ведущими актерами, чтобы нас узнавал зритель, нас любили и на нас приходили.
- Зритель сегодня сильно поменялся, если сравнить его с советским периодом?
- Очень сильно. Меня огорчает, что сегодня мы приноравливаемся к зрителю. Тогда как в недалеком прошлом все было наоборот. А ведь и тогда тоже было немало слабых спектаклей из-за слабой драматургии, которую нам навязывали. Но были и интересные авторы, такие как Гельман, ставший классиком, Арбузов, Зорин. Но дело в том, что у нас в то время была какая-то определенная цель. А именно, воспитывать, развлекая. Сегодня мы потеряли первую часть и стали орудием развлечения. Зритель сегодня не хочет мыслить, не желает сопереживать. А ждет только положительных эмоций.
Но дело в том, что, образно говоря, вместе с водой можно выплеснуть и ребенка. Если есть хорошая драматургия, то, уходя, зритель унесет в душе нечто, что сложилось у него в сердце после просмотра спектакля. Из-за этого мы отбрасываем многие пьесы.
- А в прошлом сезоне были в театре спектакли, хоть как-то повлиявшие на душу зрителя?
- Нет! Не могу этого сказать.
- Актер - человек подневольный. И каждый, кто вступил на этот путь, не может не думать об этом. Что, к примеру, говорили ваши учителя об актерской судьбе?
- Когда-то мой педагог Михаил Михайлович Волховский сказал гениальную фразу: "Не думай, девочка моя, что ты будешь играть то, что захочешь. Ты будешь играть то, что тебе дадут". Вопреки предсказанию мэтра, придя в Русский драматический театр, я поставила перед собой задачу доказать окружающим меня коллегам, что у меня есть своя ячейка. Это трудно, когда вокруг такая, уже зарекомендовавшая себя перед зрителем театральная элита. Ширье, Колтунова, Грубер, Адамов, Гинзбург, Якушев, Фалькович, который дал мне направление в театральную школу в Ростове. Словом, это были столпы из актерской среды. Но они помогали и давали молодежи возможность ощутить свою сопричастность с театром. Тогда была традиция в начале сезона выпускать на сцену самых молодых актеров, а уж потом выходили наши "великие" мэтры.
- Вам удалось что-нибудь перенять из технических приемов мэтров для себя?
- У Фальковича я научилась как можно с бесстрастным выражением лица завораживать публику. Он никогда не нажимал, а как бы дарил себя публике, как будто вкусно кормил. Причем с присущим ему изяществом. Я всегда восхищалась Рахиль Соломоновной Гинзбург, которая при любом внутреннем состоянии умела "держать удар". Я никогда не забуду как она поломала ногу и врачи сказали, что она восстановится через полтора месяца. Но актриса, вопреки прогнозам эскулапов, пришла в театр через две недели и играла в спектакле.
Меня в театре приняли сразу, потому что я выросла в театре. Дело в том, что мой отец здесь работал. В Ростове я училась самозабвенно и закончила театральную школу с красным дипломом. Но как правильно говорил Аркадий Райкин инженерам-дипломникам: "А теперь идите в цех и работайте!" Придя в театр, стала подавать творческие заявки на роль, напористо лезла всюду. Актеры с улыбкой на устах понимали мое желание работать. Видели это и режиссеры: Мехти Асадуллаевич Мамедов, Джанет Алибековна Селимова, Эльдар Алиев. Тем не менее, я была не согласна с расхожей фразой, что "нет маленьких ролей - есть маленькие актеры!" На маленьких ролях невозможно воспитаться. И поэтому у меня было огромное желание играть, если не центральные роли, то роли, где я могла бы творчески раскрыться. Я даже подала творческую заявку на образ Капочки из пьесы "Женитьба Бальзаминова" и мне очень долго ставили, что называется, "палки в колеса", чтобы только я не сыграла. Но получилось так, что предложенная на эту роль актриса уехала из Баку и я вошла в спектакль с первой репетиции.
- А в каком амплуа принимали вас режиссеры?
- Вы знаете, я до сих пор не могу понять этого. Режиссеры на мой вопрос застенчиво отвечали: "Ну нет на тебя пьес". Выходило, что такая вот я гениальная, что ни один из драматургов не написал на меня пьесу. Но это глупо так считать. Дело было в другом - в отношениях театра и актера. Театр - это такой сложный организм, который иногда не принимает тебя, отторгает. И хотя я сыграла около ста ролей, у меня сложилось впечатление, что режиссеры меня признавали, но не давали ни одной из центральных ролей в спектакле. Происходило это только тогда, когда кто-либо с ней не мог справиться или не хотел играть. Я не хочу говорить об этом, ибо это внутренняя кухня театра. Но если режиссер сумеет меня убедить, что это моя роль, то я сдамся и буду играть. Если же режиссер меня не убедил, то я начну лавировать. Я начинаю примерять на себя роль и разгадывать ребус, почему режиссер требует от меня именно этого. Пока я была моложе, я хваталась за все. Играла от ролей мальчишек до танцевального номера на сцене, поскольку у меня было и хореографическое образование.
- Теперь скажите мне, как актеру, не выезжая за пределы страны, черпать силы, новые веяния в театральной жизни?
- Это теперь несложно. Ведь существуют телевидение и "тарелка", позволяющая смотреть за ходом изменений в театральной жизни России и мира. Я смотрю старые фильмы и спектакли и в этом духе стараюсь воспитывать своих сыновей. Но я выявила для себя, что и там, за кордоном, у театралов свои проблемы. Когда я смотрю московские программы, то вижу огромное количество ерунды. Но из всего этого обилия театральной информации, что выплескивается на зрителя, я все-таки где-то нахожу то, что мне нужно.
У нас тоже есть свои проблемы. К примеру, сложно отрегулирована система взаимодействия с автором, находящимся за рубежом. Особенно по вопросу перевода.
Здесь же хочу отметить, что переход на сцену Дворца культуры Каспийского пароходства не позволяет играть все пьесы из репертуара театра. Из-за этого пришлось законсервировать многие интересные пьесы. И здесь появляется много "но". Некоторые режиссеры не дают себе отчета, что два года простоя спектакля сказывается затем на его последующей реанимации. Тексты многих спектаклей трудно сохранить в памяти. Опыт подсказывает, что спектакль должен все время идти, чтобы иметь возможность набрать свою высоту. Здесь учитывается много технических факторов.

Зеркало.-2007.-8 сентября.-С.23.