Микеладзе Г.

 

Театр Исмаила Дагестанлы

 

Памяти великого артиста

 

Не так давно дочь Исмаила Дагестанлы Ламия ханум выпустила к 100-летию прославленного азербайджанского артиста книгу о своем замечательном отце. Ознакомившись с изданием, я решила побеседовать c автором работы, повествующей о недюжинном таланте этой масштабной личности...

С детства Исмаила звали «артистом». Кто в шутку, кто всерьез. Просто за то, что был у него на редкость красивый и сильный голос. Не случайно восхищенный тем, как Исмаил вдохновенно и выразительно умеет читать стихи, первый педагог мальчика Мамед Эфенди Эфендиев – учитель четырехклассной сельской школы в его родном селе Зарна Гахского района – не раз говорил ему: «Ты будешь артистом, Исмаил», и всегда старался выкроить в конце урока время на то, чтобы талантливый ребенок с упоением продекламировал стихи перед завороженными одноклассниками.

Было нечто театральное в раскованном обращении сельского мальчика к своей маленькой аудитории, в росшем в нем стремлении донести до товарищей жар поэтических откровений. Он радовался, ощущая в себе магнетическую силу своего воздействия на окружающих, приносившую чувство некой избранности, пока не очень-то понимая, что в тех ощущениях незримо присутствует непреодолимая любовь к театру, властно захватывающая Исмаила. И захватившая, как оказалось, навсегда.

Сегодня многие воспринимают как некое счастье наличие актерских способностей и делают все, чтобы стать звездой, публичным человеком. Но тогда! В далеком селе! Сейчас и представить трудно, какое возмущение родителей вызвало желание сына стать артистом. Да, родители Исмаила, всем сердцем желавшие видеть своих детей образованными людьми, никак не могли согласиться с его выбором. Когда Исмаилу исполнилось четырнадцать лет, они определили младшего сына туда, где он мог выучиться на агронома, – в сельскохозяйственную школу в городе Шеки (в то время – Нуха), откуда была родом его мать.

Против судьбы, меж тем, не пойдешь. Чему бывать, того не миновать – театр «нашел» Исмаила и там. По тогдашней моде и в этой школе существовал драматический кружок, и много ли было нужно, чтобы уже обуянного магией театра Исмаила ноги сами привели туда, где велись занятия, репетиции, ставились спектакли, в которых ему, как самому способному, охотно поручали главные роли? В костюмах с чужого плеча, подчас босой, он все равно выглядел настоящим актером, настолько исполненным обаяния и веры в правду, которую изрекал от имени своих героев, что его сразу заметили и пригласили к себе руководители коллектива Нухинского тюркского драматического общества. А когда этот коллектив влился в руководимую Ибрагимом Исфаганлы Тифлисскую профессиональную тюркскую труппу, гастролировавшую по всему Азербайджану, Исмаил стал настоящим артистом.

Он с упоением осваивал все новые роли, познавал тайны сценического искусства и был бы, наверное, вполне счастлив, если б не одно обстоятельство: начав работу в драматическом обществе, он забросил занятия в сельскохозяйственной школе и теперь с ужасом ждал гневной реакции самого дорогого человека – отца.

Исмаил самозабвенно отдавался театру: во время непростых, подчас затягивавшихся на долгие часы репетиций, искал под руководством режиссеров штрихи и нюансы, которые могли сделать исполняемый персонаж полнокровным и самобытным, приглядывался к творчеству маститых лицедеев, изучая на практике основы актерской профессии, подбираясь к более сложному драматургическому материалу. Бесконечно много читал и, размышляя над прочитанным, постоянно ощущал, как многое еще предстоит ему узнать и научиться – у жизни, у великих мастеров, из книг. Но Юсиф киши не гордился сыном, а вести об успехах Исмаила на театральной стезе приводили его в ярость. Однажды, узнав, что сын вместе с театром гастролирует а Загатале, Юсиф киши приехал туда из своего родного села Зарны. При встрече он картинно выставил на стол перед сыном бутылку водки и швырнул пачку сигарет: возьми, мол, пей, кури – что еще остается делать представителю богемы…

– Как все-таки думаешь жить, рассказывай… Ведь для того чтобы ты учился, я всегда был готов на все! Ты мог бы стать агрономом, уважаемым в селе человеком?

– Я и собираюсь учиться, отец, ты не беспокойся! Только не нравится мне быть агрономом. Буду учиться на артиста!

Ну какая может быть учеба на артиста, Исмаил? – недоверчиво взглянул Юсиф киши на сына.

– Может, папа, конечно, может! Вот, говорят, в Баку открывается театральный техникум, я уже готовлюсь к экзаменам, буду поступать.

– Техникум, говоришь? Театральный? Ну если и там надо учиться, тогда другое дело!

Так получил Исмаил родительское благословение, а вместе с ним и возможность показать отцу, что любимое дело, заниматься которым отныне ему ничто не мешало, оказалось отнюдь не развлечением, а поистине труднейшим испытанием, не оставляющим избранным людям права на равнодушие и беспечное существование.

И помогали ему отнюдь не только данный свыше талант и ощущение избранности, но, пожалуй, более всего целеустремленность, трудолюбие и выносливость. И происходило это всю жизнь, а не только тогда, когда никто не знал никакого Дагестанлы, а был он просто талантливым юношей по имени Исмаил Юсиф оглу Гаджиев.

В открывшемся по инициативе выдающейся азербайджанской артистки Шовкет Мамедовой театральном техникуме в тот год на актерский факультет набирали пять человек. Исмаила приняли шестым – оценили способности.

Тогдашний нарком просвещения, к примеру, сказал о нем, стажере, что это будущий великий артист и даже гордость нашего народа, а замечательный педагог, наставник Исмаила – Хагвердиев даже предложил ему запастись собственным псевдонимом – в том, что Исмаил станет знаменитостью, сомнений нет, а у знаменитостей непременно должно быть звучное имя!

Так с легкой руки Хагвердиева Исмаил Гаджиев и стал тем самым Дагестанлы, имя которого десятилетиями украшало афиши азербайджанского театра, славу которого этот выдающийся артист вместе с коллегами нес далеко за пределы родной страны.

Право на имя… Право на славу… Боже, сколько было прожито, продумано и прочувствовано, прежде чем зал стал встречать неистовыми аплодисментами – нет, не появившегося перед зрителями народного артиста Азербайджанской Республики Исмаила Дагестанлы, а уже только слышавшийся из-за кулис голос этого выходившего на сцену лицедея и кумира! Это было наградой за все – за красоту и ласкающую взор осанистую, ладно скроенную, выдававшую театральную, сценическую личность фигуру. За твердость в преодолении самых сложных испытаний жизни. За канувшие в прошлое нужду и неустроенность. За уважение и доверие коллег и всеобщую любовь зрительской аудитории – теперь уже заполнявшей не только залы театра, в котором он служил, но и многочисленные клубы во всей республике, куда на гастроли то и дело выезжал театр. Наконец, просто за то, что он, Исмаил Дагестанлы, естественным образом пришел к тому, что стал на долгие годы одним из символов азербайджанского театра.

Значимость выдающейся личности, по-моему, осознается во времени и пространстве. И великий азербайджанский актер Исмаил Дагестанлы для соотечественников – прежде всего олицетворение и порождение времени. Театр в тот период сделал акцент на идею борьбы за раскрепощение, и устами великих драматургов обращался в переполненные залы с самыми проникновенными, захватывающими словами. И поскольку обращались к залу именно те герои, которых чаще других играл Исмаил Дагестанлы, он и стал для публики олицетворением этих героев – не только театральным кумиром, но и героем времени. Недаром же Ламия Дагестанлы в воспоминаниях о своем отце пишет: «Отец никогда не играл слабых, несчастных людей или отщепенцев – он всегда был лидером, воином, героем. Ширваншах в спектакле «Низами» по пьесе Мехти Гусейна, Октай в спектакле «Октай Эльоглу» Джафара Джаббарлы, Гудрат в «Тебризе туманном», Ханлар в одноименной пьесе, Борис в «Грозе» А.Островского, Селимбек в «Гачаг Наби», Эльмар в спектакле по пьесе Ильяса Эфендиева «Светлый путь» и, конечно же, шекспировские титаны – полные противоречий личности, каждый по своему встречающие свою нелегкую судьбу». Но на редкость убедительно сыгранные колоритным актером, представавшие во всем многообразии своих характеров, они неизменно вызывали огромный интерес зрителя и ощущение сопричастности.

Глядя на актерские работы Исмаила Дагестанлы в ансамбле с коллегами, зрители просто не могли оставаться равнодушными. И понятно: как успешный актер, он имел счастливую возможность на протяжении творческой жизни исследовать мир в его безграничном многообразии, чтобы по-своему приобщать своих зрителей к раздумьям о том, какова в нем роль человека и процессов, происходящих по его воле.

О том, как рождались эти образы, зрители могли разве что только догадываться, предположительно домысливая, сколь огромное место в жизни большого актера занимали размышления об идеях, зашифрованных в творениях великих мира сего – писателей и мыслителей, лучших из драматургов. Но, к счастью для его потомков и последователей, мы сегодня имеем возможность заглянуть и в этот необычайно богатый внутренний мир корифея, хотя бы представить, ценой какого огромного труда рождались нужные интонации, акценты и характеры, на сцене поражавшие своей подлинной естественностью.

Приученный за годы учебы на филологическом, а потом и на юридическом факультете Азербайджанского (ныне Бакинского) государственного университета, при чтении лекций будущим актерам в Театральном институте, да и в разных аудиториях для любознательной публики, Исмаил муаллим никогда не изменял привычке штудировать десятки томов лучшей, достойнейшей литературы, выписывать показавшиеся ему интересными цитаты. Эти записи, сохранившиеся в семье, позволяют и нам проникнуть в мир его размышлений и представлений о смысле существования актера и человека вообще, в известной мере понять, каким он был на самом деле.

– В нашем доме всегда бывало много гостей, – вспоминает Ламия ханум. – Строгим и недоступным отец казался разве что только на вид. Он был душой компаний, задушевным собеседником. Маму он любил необыкновенно, с уважением относился к ее творчеству. Одаренный художник, она постоянно придумывала новые сюжеты и композиции. Особенно выразительными у нее получались куклы – колоритные национальные персонажи, и, любуясь ими, папа не мог нарадоваться на то, как талантлива его любимая Луиза.

Мы, дети, несмотря на занятость отца, не были обделены его вниманием. Он охотно и внимательно слушал наши рассказы о девичьих заботах, был в курсе всех наших дел. Охотно вступал в полемику с учившейся тогда на факультете журналистики, а потом и начавшей работу в СМИ Нателлой, любящей поспорить с ним о сложных вопросах бытия, не уклонялся от бесед на медицинские темы со мной, молодым врачом, восхищался талантом художницы Тамиллы.

Особенно мы гордились папиной привычкой делиться с нами и своими проблемами. Мы всегда знали, над какой ролью он работает, что его радует и что огорчает. Когда мы создали свои семьи, он с нескрываемым удовольствием дарил тепло маленьким внукам, пел им колыбельные. Ну, а уж если у него выдавался свободный час-другой, он приглашал маму сыграть в шашки – была у них такая безобидная страсть.

Папа любил красиво одеваться, очень следил за своей внешностью. Одно время он почти каждый день спускался из нашего дома, что напротив Филармонии, на бульвар – там выполнял какие-то гимнастические упражнения, совершал прогулки и пробежки. Но заботился отец не только о физической форме. Он долгие часы проводил за письменным столом, изучая обширную литературу, собирая материалы для собственных книг – плодом его раздумий и обобщений стали пять монографий, в которых со знанием дела он глубоко проанализировал творческий путь таких корифеев театра, как Джафар Джаббарлы, Мохсун Санани, Аббас Мирза Шарифзаде и Мустафа Марданов.

Встречаясь сегодня с Ламией ханум, читая написанную ею книгу, не устаешь восхищаться ее умением в деталях сохранять для потомков все самое значимое о жизни и деятельности выдающегося артиста и замечательного человека, оставившего глубокий след в памяти азербайджанского народа.

 

Каспий.- 2008.- 4 декабря.- С. 8.