Микеладзе Г.
Театр Исмаила Дагестанлы
Памяти великого
артиста
Не так давно дочь
Исмаила Дагестанлы Ламия ханум выпустила к 100-летию прославленного азербайджанского
артиста книгу о своем замечательном отце. Ознакомившись с изданием, я решила
побеседовать c автором работы, повествующей о
недюжинном таланте этой масштабной личности...
С детства Исмаила
звали «артистом». Кто в шутку, кто всерьез. Просто за то, что был у него на
редкость красивый и сильный голос. Не случайно восхищенный тем, как Исмаил
вдохновенно и выразительно умеет читать стихи, первый педагог мальчика Мамед Эфенди Эфендиев – учитель
четырехклассной сельской школы в его родном селе Зарна
Гахского района – не раз говорил ему: «Ты будешь
артистом, Исмаил», и всегда старался выкроить в конце урока время на то, чтобы
талантливый ребенок с упоением продекламировал стихи перед завороженными
одноклассниками.
Было нечто
театральное в раскованном обращении сельского мальчика к своей маленькой
аудитории, в росшем в нем стремлении донести до товарищей жар поэтических
откровений. Он радовался, ощущая в себе магнетическую силу своего воздействия
на окружающих, приносившую чувство некой избранности, пока не очень-то понимая,
что в тех ощущениях незримо присутствует непреодолимая любовь к театру, властно
захватывающая Исмаила. И захватившая, как оказалось,
навсегда.
Сегодня многие
воспринимают как некое счастье наличие актерских способностей и делают все,
чтобы стать звездой, публичным человеком. Но тогда! В далеком селе! Сейчас и
представить трудно, какое возмущение родителей вызвало желание сына стать
артистом. Да, родители Исмаила, всем сердцем желавшие видеть своих детей
образованными людьми, никак не могли согласиться с его выбором. Когда Исмаилу
исполнилось четырнадцать лет, они определили младшего сына туда, где он мог
выучиться на агронома, – в сельскохозяйственную школу в городе Шеки (в то время – Нуха), откуда
была родом его мать.
Против судьбы, меж
тем, не пойдешь. Чему бывать, того не миновать – театр «нашел» Исмаила и там.
По тогдашней моде и в этой школе существовал драматический кружок, и много ли
было нужно, чтобы уже обуянного магией театра Исмаила ноги сами привели туда,
где велись занятия, репетиции, ставились спектакли, в которых ему, как самому
способному, охотно поручали главные роли? В костюмах с чужого плеча, подчас
босой, он все равно выглядел настоящим актером, настолько исполненным обаяния и
веры в правду, которую изрекал от имени своих героев, что его сразу заметили и
пригласили к себе руководители коллектива Нухинского
тюркского драматического общества. А когда этот коллектив влился в руководимую
Ибрагимом Исфаганлы Тифлисскую
профессиональную тюркскую труппу, гастролировавшую по всему Азербайджану,
Исмаил стал настоящим артистом.
Он с упоением
осваивал все новые роли, познавал тайны сценического искусства и был бы,
наверное, вполне счастлив, если б не одно обстоятельство: начав работу в
драматическом обществе, он забросил занятия в сельскохозяйственной школе и
теперь с ужасом ждал гневной реакции самого дорогого человека – отца.
Исмаил
самозабвенно отдавался театру: во время непростых, подчас затягивавшихся на
долгие часы репетиций, искал под руководством режиссеров штрихи и нюансы,
которые могли сделать исполняемый персонаж полнокровным и самобытным, приглядывался к творчеству маститых лицедеев, изучая на
практике основы актерской профессии, подбираясь к более сложному
драматургическому материалу. Бесконечно много читал и, размышляя над прочитанным, постоянно ощущал, как многое еще предстоит
ему узнать и научиться – у жизни, у великих мастеров, из книг. Но Юсиф киши не гордился сыном, а
вести об успехах Исмаила на театральной стезе приводили его в ярость. Однажды,
узнав, что сын вместе с театром гастролирует а Загатале,
Юсиф киши приехал туда из
своего родного села Зарны. При встрече он картинно
выставил на стол перед сыном бутылку водки и швырнул пачку сигарет: возьми,
мол, пей, кури – что еще остается делать представителю богемы…
– Как все-таки
думаешь жить, рассказывай… Ведь для того чтобы ты
учился, я всегда был готов на все! Ты мог бы стать агрономом, уважаемым в селе
человеком?
– Я и собираюсь
учиться, отец, ты не беспокойся! Только не нравится мне быть агрономом. Буду
учиться на артиста!
– Ну какая может быть учеба на артиста, Исмаил? – недоверчиво
взглянул Юсиф киши на сына.
– Может, папа,
конечно, может! Вот, говорят, в Баку открывается театральный техникум, я уже
готовлюсь к экзаменам, буду поступать.
– Техникум,
говоришь? Театральный? Ну если и там надо учиться,
тогда другое дело!
Так получил Исмаил
родительское благословение, а вместе с ним и возможность показать отцу, что
любимое дело, заниматься которым отныне ему ничто не мешало, оказалось отнюдь
не развлечением, а поистине труднейшим испытанием, не оставляющим избранным
людям права на равнодушие и беспечное существование.
И помогали ему
отнюдь не только данный свыше талант и ощущение избранности, но, пожалуй, более
всего целеустремленность, трудолюбие и выносливость. И происходило это всю
жизнь, а не только тогда, когда никто не знал никакого Дагестанлы,
а был он просто талантливым юношей по имени Исмаил Юсиф
оглу Гаджиев.
В открывшемся по
инициативе выдающейся азербайджанской артистки Шовкет
Мамедовой театральном техникуме в тот год на актерский факультет набирали пять
человек. Исмаила приняли шестым – оценили способности.
Тогдашний нарком
просвещения, к примеру, сказал о нем, стажере, что это будущий великий артист и
даже гордость нашего народа, а замечательный педагог, наставник Исмаила – Хагвердиев даже предложил ему запастись собственным
псевдонимом – в том, что Исмаил станет знаменитостью, сомнений нет, а у
знаменитостей непременно должно быть звучное имя!
Так с легкой руки Хагвердиева Исмаил Гаджиев и стал тем самым Дагестанлы, имя которого десятилетиями украшало афиши
азербайджанского театра, славу которого этот выдающийся артист вместе с
коллегами нес далеко за пределы родной страны.
Право на имя…
Право на славу… Боже, сколько было прожито, продумано и прочувствовано, прежде
чем зал стал встречать неистовыми аплодисментами – нет, не появившегося перед
зрителями народного артиста Азербайджанской Республики Исмаила Дагестанлы, а уже только слышавшийся из-за кулис голос
этого выходившего на сцену лицедея и кумира! Это было наградой за все – за
красоту и ласкающую взор осанистую, ладно скроенную, выдававшую театральную,
сценическую личность фигуру. За твердость в преодолении самых сложных испытаний
жизни. За канувшие в прошлое нужду и неустроенность.
За уважение и доверие коллег и всеобщую любовь
зрительской аудитории – теперь уже заполнявшей не только залы театра, в котором
он служил, но и многочисленные клубы во всей республике, куда на гастроли то и
дело выезжал театр. Наконец, просто за то, что он, Исмаил Дагестанлы,
естественным образом пришел к тому, что стал на долгие годы одним из символов
азербайджанского театра.
Значимость
выдающейся личности, по-моему, осознается во времени и пространстве. И великий
азербайджанский актер Исмаил Дагестанлы для
соотечественников – прежде всего олицетворение и порождение времени. Театр в
тот период сделал акцент на идею борьбы за раскрепощение, и устами великих
драматургов обращался в переполненные залы с самыми проникновенными,
захватывающими словами. И поскольку обращались к залу именно те герои, которых
чаще других играл Исмаил Дагестанлы, он и стал для
публики олицетворением этих героев – не только театральным кумиром, но и героем
времени. Недаром же Ламия Дагестанлы
в воспоминаниях о своем отце пишет: «Отец никогда не играл слабых, несчастных
людей или отщепенцев – он всегда был лидером, воином, героем. Ширваншах в
спектакле «Низами» по пьесе Мехти Гусейна,
Октай в спектакле «Октай Эльоглу» Джафара Джаббарлы, Гудрат в «Тебризе
туманном», Ханлар в одноименной пьесе, Борис в
«Грозе» А.Островского, Селимбек в «Гачаг Наби», Эльмар в спектакле
по пьесе Ильяса Эфендиева
«Светлый путь» и, конечно же, шекспировские титаны – полные противоречий
личности, каждый по своему встречающие свою нелегкую судьбу». Но на
редкость убедительно сыгранные колоритным актером, представавшие во всем
многообразии своих характеров, они неизменно вызывали огромный интерес зрителя
и ощущение сопричастности.
Глядя на актерские
работы Исмаила Дагестанлы в ансамбле с коллегами,
зрители просто не могли оставаться равнодушными. И понятно: как успешный актер,
он имел счастливую возможность на протяжении творческой жизни исследовать мир в
его безграничном многообразии, чтобы по-своему приобщать своих зрителей к
раздумьям о том, какова в нем роль человека и процессов, происходящих по его
воле.
О том, как
рождались эти образы, зрители могли разве что только догадываться,
предположительно домысливая, сколь огромное место в жизни большого актера
занимали размышления об идеях, зашифрованных в творениях великих мира сего –
писателей и мыслителей, лучших из драматургов. Но, к счастью для его потомков и
последователей, мы сегодня имеем возможность заглянуть
и в этот необычайно богатый внутренний мир корифея, хотя бы представить, ценой
какого огромного труда рождались нужные интонации, акценты и характеры, на
сцене поражавшие своей подлинной естественностью.
Приученный за годы
учебы на филологическом, а потом и на юридическом факультете Азербайджанского
(ныне Бакинского) государственного университета, при чтении лекций будущим
актерам в Театральном институте, да и в разных аудиториях для любознательной
публики, Исмаил муаллим никогда не изменял привычке
штудировать десятки томов лучшей, достойнейшей литературы, выписывать
показавшиеся ему интересными цитаты. Эти записи, сохранившиеся в семье,
позволяют и нам проникнуть в мир его размышлений и представлений о смысле
существования актера и человека вообще, в известной мере понять, каким он был
на самом деле.
– В нашем доме
всегда бывало много гостей, – вспоминает Ламия ханум. – Строгим и недоступным отец казался разве что
только на вид. Он был душой компаний, задушевным собеседником. Маму он любил
необыкновенно, с уважением относился к ее творчеству. Одаренный художник, она
постоянно придумывала новые сюжеты и композиции. Особенно выразительными у нее
получались куклы – колоритные национальные персонажи, и, любуясь ими, папа не
мог нарадоваться на то, как талантлива его любимая Луиза.
Мы, дети, несмотря
на занятость отца, не были обделены его вниманием. Он охотно и внимательно
слушал наши рассказы о девичьих заботах, был в курсе всех наших дел. Охотно
вступал в полемику с учившейся тогда на факультете журналистики, а потом и
начавшей работу в СМИ Нателлой, любящей поспорить с
ним о сложных вопросах бытия, не уклонялся от бесед на медицинские темы со
мной, молодым врачом, восхищался талантом художницы Тамиллы.
Особенно мы
гордились папиной привычкой делиться с нами и своими проблемами. Мы всегда
знали, над какой ролью он работает, что его радует и что огорчает. Когда мы
создали свои семьи, он с нескрываемым удовольствием дарил тепло маленьким
внукам, пел им колыбельные. Ну, а уж если у него выдавался свободный
час-другой, он приглашал маму сыграть в шашки – была у них такая безобидная
страсть.
Папа любил красиво
одеваться, очень следил за своей внешностью. Одно время он почти каждый день
спускался из нашего дома, что напротив Филармонии, на бульвар – там выполнял
какие-то гимнастические упражнения, совершал прогулки и пробежки. Но заботился
отец не только о физической форме. Он долгие часы проводил за письменным
столом, изучая обширную литературу, собирая материалы для собственных книг –
плодом его раздумий и обобщений стали пять монографий, в которых со знанием дела он глубоко проанализировал творческий путь
таких корифеев театра, как Джафар Джаббарлы,
Мохсун Санани, Аббас Мирза Шарифзаде и Мустафа Марданов.
Встречаясь сегодня
с Ламией ханум, читая
написанную ею книгу, не устаешь восхищаться ее умением
в деталях сохранять для потомков все самое значимое о жизни и деятельности
выдающегося артиста и замечательного человека, оставившего глубокий след в
памяти азербайджанского народа.
Каспий.- 2008.- 4 декабря.- С. 8.