Микеладзе Г.
Три вечера с
балетом Мариинки
В рамках
Музыкального фестиваля, проводящегося в честь 75-летия композитора Арифа Меликова, бакинцы были удостоены чести встретиться со
спектаклями уникальной балетной труппы Санкт-Петербургского Мариинского
театра, гастролей которой с нетерпением ждут в столицах многих государств мира.
Согласно программе, в минувшие пятницу и субботу во Дворце имени Гейдара Алиева
был показан балет юбиляра «Легенда о любви», а в воскресенье мариинцы на той же сцене представили три одноактных балета
– наследие выдающегося хореографа ХХ века Джорджа Баланчина.
Вполне
естественным звучит в эти дни вопрос о том, почему балет азербайджанского
композитора, много лет не ставящийся в Баку, с такой
любовью поддерживает в своем репертуаре лучшая российская труппа, а потому
здесь, думается, уместно коротко рассказать об истории его постановки.
Широко известно,
что желание Арифа Меликова пробовать свои силы в
жанре музыкального театра горячо поддержал его учитель Гара
Гараев, передавший ему написанное выдающимся турецким
поэтом Назымом Хикметом
либретто балета «Легенда о любви». А вот о том, что свою готовую партитуру
27-летний композитор вручил руководителям Ленинградского (ныне
Санкт-Петербургского) Мариинского театра, долгое
время никто не знал. До тех пор, пока прославленный театр не пригласил в 1961
году зрителей на премьеру нового балета, ошеломившую множеством достоинств,
среди которых чаще всего звучал эпитет «новизна».
К истории любви Фархада и Ширин обращались многие
творцы, создавшие возвышенные поэтические произведения об их судьбе,
волновавшие людей из поколения в поколение во все века. В наши времена она
обрела тонкого и своеобразного интерпретатора в лице выдающегося турецкого
поэта Назыма Хикмета,
который на основе средневековой легенды написал глубоко философскую пьесу «Фархад, Ширин, Мехмене-Бану и
вода Железной горы», которая и вдохновила Арифа
Меликова на создание балета.
Можно понять
источник вдохновения композитора, который взялся средствами музыки выразить
столь богатое на эмоции содержание легенды, и увлеченность, с какой он работал
над партитурой балета. Однако счастливой сценическую судьбу этого балета Арифа Меликова во многом сделала хореография выдающегося
балетмейстера современности Юрия Григоровича и сценография академика Симона Вирсаладзе, которым свое
детище вручил совсем еще молодой композитор.
В дни
ленинградской премьеры публика была ошеломлена решением
художника сделать необыкновенно скупым на детали оформление спектакля –
декорацией служит стоящая в глубине сцены книга с надписями, выполненными
арабской вязью. Казалось бы, ничего необычного в том, что, раскрываясь
время от времени, створки книги приоткрывают место очередного действия,
воссозданного также с помощью соответствующих средневековому стилю графических
миниатюр. А сколько здесь загадочности и поэзии, уводящей в мир, окружавший
героев и гениальных поэтов, создавших их образы силой своего воображения!
На конкретный и
точно соответствующий содержанию поэмы лад настраивают и костюмы – сугубо
балетные, они стилизованы под Восток и мгновенно вводят в круг образов, которые
предстоит увидеть зрителям. Поистине глубокое понимание художником своей роли в
воссоздании образного ряда спектакля, благоговейное отношение к такому
необычному материалу, как национальное достояние мусульманского общества,
породило истинный шедевр для воплощения средствами балета вечной, достойной
человечества темы.
Особый разговор о
работе хореографа «Легенды о любви». Григорович, чье творчество, как теперь уже
хорошо известно, стало эпохой в развитии хореографического искусства в нашей,
тогда еще общей стране, появился в кризисную эпоху абсолютно аморфных балетных
спектаклей, и его три знаменитых адажио в трех актах «Легенды о любви» стали
прорывом в подлинный театр – не балет! – в театр. Он уже тогда мыслил театром.
Сейчас это впечатление стерлось, но тогда оно позволило увидеть в его спектакле
осуществление многих романтических идей о театре.
Чего стоят
предложенные балетмейстером сцены, когда трижды во время спектакля он с помощью
трех направленных на главных героев – Мехмене-Бану,
Ширин и Фархада – лучей оставляет их как бы наедине с
собой, чтобы невидимые окружающим их на погруженной во мрак сцене они
средствами танца выразили пронзающие их чувства!
Яркий новатор
Григорович не просто в рамках достаточно регламентированной танцевальной азбуки
нашел средства, чтобы по-своему поставить балет с восточным колоритом.
Проникнутый образами партитуры и гениальных поэтов прошлого, ярко воссоздав
трагедию страстей, он избежал какой бы то ни было иллюстративности
и картинности. По сути, он предъявил на долгие годы всем нам и лучшим мастерам
балета хореографический шедевр обобщающей силы, пронзительно воспевающий
всепоглощающую любовь и готовность на самопожертвование во имя этой любви.
В антрактах и после спектакля бакинцы вслух задавали интересующий всех вопрос,
почему такой потрясающий спектакль, как «Легенда о любви» азербайджанского
композитора, не ставится в Азербайджанском государственном театре оперы и
балета.
Как оказалось, даже старожилы забыли о том, что сразу же после ленинградской
премьеры, уже в 1961 году, Юрий Григорович приехал в Баку и перенес на сцену
нашего театра собственную версию, и у нас торжественно прошла своя премьера.
Тем более обидно, когда почти никто не помнит о том, что в этом спектакле
многие годы блистали народная артистка СССР, гордость азербайджанского балета
Лейла Векилова, ее достойными партнерами были
народные артисты Азербайджана Магсуд Мамедов и Рафига Ахундова, Донмез Гаджиев,
Владимир Плетнев, Михаил Гавриков, замечательная
исполнительница роли Мехмене-Бану Рая Измайлова. А
позже – сменившие их Чимназ Бабаева, Тамилла Ширалиева и многие
другие. Увы! Здесь не место для поиска тех, кто допустил такое забвение, однако
очень хочется надеяться, что справедливость восторжествует, и те, кто
испытывает чувство ответственности за судьбу национальной культуры, исправят
ситуацию…
Зрелище и в самом
деле получилось достойное: зал награждал аплодисментами каждый эпизод
спектакля. А по его окончании наградили блистающих ныне в нем знаменитых
танцовщиков Ульяну Лопаткину, Викторию Терешкину, Екатерину Осмолкину,
Евгению Образцову, Евгения Иванченко, Игоря Колба,
Илью Кузнецова, других солистов, артистов кордебалета и оркестра во главе с
дирижером Борисом Грузиным шквалом оваций, не
отпуская со сцены кудесников, сотворивших подлинное чудо.
Если радость от
встречи с балетом «Легенда о любви» у бакинцев в определенной степени
подогревалась патриотическими чувствами, то реакция на три классических балета
Джорджа Баланчина обнаружила в наших соотечественниках неизменное чувство
прекрасного, любовь ко всему возвышенному и умение ценить то, что в самом деле зовется совершенством.
Покинувший
послереволюционную Россию в дни острейшего кризиса балетного искусства, когда
на грани утраты оказались веками создававшиеся талантливыми мастерами духовные
ценности, воспитанник Санкт-Петербургской школы Геогрий
Баланчивадзе в 20-е годы нашел свое место в Нью-Йорке, где созданная им школа
стала подлинной академией танца, служители которой покорили мировое
пространство.
Десятилетия
жившие за железным занавесом соотечественники Джорджа Баланчина ничего не знали
об успехах своего коллеги, труппа которого не просто блистала, а фактически
прославляла русскую балетную школу, используя все лучшее, что в ней было
заложено, и, шагая в ногу со временем, воспитывала вкусы не только рядовых
зрителей, но и талантливых профессионалов.
Когда в 60-е годы, наконец, «пустили» на гастроли в СССР труппу
Нью-Йорк-сити балета, здесь, в том числе и в Баку,
где Баланчин ошеломил показом девяти одноактных балетов, как говорится, ахнули
от встречи… со своими же корнями.
За последние годы Мариинский театр, постоянно испытывающий муки творчества,
пребывая в поиске адекватного времени репертуара и средств художественной
выразительности, очень часто обращается к балетам Баланчина. И это при том, что ему приходится делать выбор между
профессиональными проблемами и необходимостью считаться со вкусами своих
«рядовых» зрителей и тех, кто заполняет залы в городах дальнего зарубежья в дни
гастролей, обеспечивающих театру жизнеспособность.
Как аргументируют
нынешнюю политику театра маститые критики-профессионалы, с 1996 года Мариинский балет непрерывно танцевал Баланчина, постепенно
осваивая весь спектр его поэтики. С его помощью Мариинский
балет научился новым темпам, внятной артикуляции, новой координации и приобрел
совершенно новый силуэт. С помощью Баланчина Мариинский
балет осуществил ту необходимую ритмическую адаптацию, без которой навсегда
остался бы балетом полек, вальсов и галопов.
В то время, когда
с 1990-х ревизии подверглась главная идеологема
советского балета – «души исполненный полет», под напором невозмутимого совершенства
текстов Баланчина Мариинский балет
наконец понял, что танцуют вообще-то (и в первую очередь) «ногами», и что
«большой русской балетной душой» невозможно дальше прикрывать дряблую школу и
мыльные пузыри отечественной хореографии, «лепка образов» сменилась
любопытством к конструкции и содержанию балетных pas.
Именно в устройстве pas, а не в
сюжетах многоактных «полотен», научились, наконец, видеть «содержание»,
«выразительность» и «экспрессию», которых в комбинациях Баланчина достаточно.
И произошло чудо: Мариинский балет стал просто
танцевать, а не задавать идиотские вопросы, о чем это
он танцует.
У Баланчина
«расшатывается» модель, по которой во главе театра стоят балерины, а ниже
располагается кордебалет. Сейчас Мариинский театр,
вроде бы сохраняя эту систему, эту схему, эту непобедимую и непобежденную
традицию, все время склоняется к той модели, которую утверждал Баланчин. К модели, в которой не было прим и тем более «звезд», а была
труппа, которая тоже делилась на «первых», «вторых», но не «последних» — вот
«последних» там не было никогда.
Сегодня
оказывается, что Мариинский театр в немалой степени
становится театром Баланчина, о существовании которого мы долго и не
подозревали. Более того, оказывается, настало время, когда надо, наконец,
признать, что именно Баланчин, поставивший более 200 спектаклей, является
прямым и легитимным наследником и Петипа, и вообще петербургской школы.
Вот
откуда тот блеск, который бакинцам довелось с восхищением видеть в тот вечер,
когда на главной сцене Азербайджана сверкали исполнители шедевров Баланчина –
«Серенады» на гениальную «Струнную серенаду» Петра Чайковского, знаменовавшего
собой приход уже в 1928 году в балетное искусство неоклассицизма в виде
«Аполлона» на музыку поэмы Игоря Стравинского, а также блистательной,
сочиненной в традициях развернутого Гран-па «Симфонии до мажор» под
яркую музыку Жоржа Бизе.
Замысловатая
асимметрия и игривая увлеченность хореографического рисунка постановщика,
виртуозная отточенность танцев и поз… Синхронность,
азарт и некий соревновательный дух исполнителей – все в этой симфонии
ошеломляет и восхищает, и начисто отвергает желание догадаться, кто здесь
солист, а кто член труппы – все безукоризненно прекрасны, все радуют глаз и
заражают жизнелюбием, желанием забыть о будничном и стремиться к прекрасному.
Спасибо, друзья, за ваш подвижнический труд во имя высоко искусства!
Каспий.- 2008.- 26
ноября.- С. 8.