Возвращение музыканта

 

Малер - это тот композитор, обращение к творчеству которого — свидетельство определенного уровня оркестра


                   Как известно, функционирование в городе такого учреждения, как филармония, — свидетельство определенного культурного уровня населения, потому как речь идет об удовлетворении его духовных потребностей в одной из сфер искусства, а именно — классической музыке. Она, эта последняя, как известно, равно обращена и к широкой публике, и к профессионалам; но если для большинства первой главная сторона того или иного исполнения определяется вопросом «что?», то для вторых — вопросом «как?». Малер — это тот композитор, обращение к творчеству которого — свидетельство определенного уровня оркестра

             Как известно, функционирование в городе такого учреждения, как филармония, — свидетельство определенного культурного уровня населения, потому как речь идет об удовлетворении его духовных потребностей в одной из сфер искусства, а именно — классической музыке. Она, эта последняя, как известно, равно обращена и к широкой публике, и к профессионалам; но если для большинства первой главная сторона того или иного исполнения определяется вопросом «что?», то для вторых — вопросом «как?».
            Известно, что с этим самым «как?», то есть с качеством преподносимого музыкального материала, у нас на сегодня дела обстоят не лучшим образом, чему имеется немало причин, коренящихся, прежде всего, в институтах профессионального музыкального образования (откуда взяться, к примеру, хорошему оркестру, если не учат пению на скрипке или технике игры на медных духовых и т.д. и т.п.) И так во всех областях: яркие музыкально-исполнительские явления связаны, как правило, со школой, пройденной в советские времена и отшлифованной за пределами страны.
            Правда, что касается сольных выступлений, то здесь, помимо школы, необходимо и кое-что еще, например, артистическая индивидуальность, но именно это качество, как ни парадоксально, проявляется в полной мере в случае наличия этой самой школы. Свидетельство тому — недавнее блистательное выступление Фархада Бадалбейли на филармонической сцене с Концертом Гершвина. Так и хочется назвать данный вечер «Возвращение музыканта», потому что мы услышали ту самую очень качественную и очень темпераментную его игру, которая на слуху у старшего и среднего поколений музыкантов но, к сожалению, не столь знакома молодым. А тут еще прибавилось нечто свое, выстраданное; во всяком случае, это был тот случай, когда глубокое проникновение в музыкальный замысел композитора сочеталось со своим индивидуальным восприятием. Отсюда свобода, не выходящая за рамки хорошего вкуса. Все эти замечательные всплески и затухания, возможные только при мастерском владении звуковой палитрой, все эти бурные каскады пассажей с четкой артикуляцией и ритмом и при этом внутренним ощущением свингующего стиля — одним словом, это был тот редкий для отечественного фортепианного исполнительства случай, когда музыка «говорила» не только с широкой, но и профессиональной аудиторией, находя у нее отклик и сопереживание.
               И кто знает, может, подобное выступление — начало какого-то нового этапа в творческой биографии пианиста, во всяком случае, хочется на это надеяться, а то, при очень редких за последние два года концертах зарубежных пианистов, в сфере живого фортепианного исполнительства сложился некий вакуум, если, конечно, иметь в виду высокие художественные ориентиры.

             В продолжение разговора о сольных отечественных исполнителях отмечу высокий профессиональный уровень гобоиста Азада Aлиeва, ныне солиста Стамбульского оперного оркестра, приехавшего в родной город на гастроли с исполнением Концерта для гобоя английского композитора Воана Уильямса. Впрочем, само это произведение, построенное на интонациях английского фольклора, прозвучало довольно скучно, чему в немалой степени способствовал и однообразный, лишенный красок аккомпанемент оркестра. По-видимому, все силы его были брошены на разучивание Пятой симфонии Малера, прозвучавшей в том же концерте.
               Событие это, что говорить, конечно же, знаменательное, потому что, если вернуться к таким категориям, как культура общества, то Малер — это тот композитор, обращение к творчеству которого — свидетельство определенного уровня оркестра. Когда-нибудь, лет этак через 100, исследователь отечественной истории отметит, что 17 октября 2008 года в Баку состоялось первое исполнение Пятой симфонии Густава Малера, которую публика приняла с восторгом; и это будет означать, что в это время в стране был дирижер, способный довести музыку величайшего из европейских симфонистов до слуха своих соотечественников, а еще это будет означать потребность общества в музыке высоких философских идей. Нужно сказать, что, несмотря на то, что Малер принадлежит к любимым композиторам маэстро Абдуллаева, с исполнением Пятой симфонии он не спешил: слишком много требований и технологического, и концептуального порядка таит в себе это грандиозное сочинение, предполагающее виртуозное владение всеми оркестровыми штрихами каждой из оркестровых групп. Но в таких вопросах: исполнять или не исполнять, наверное, не следует исходить только из критерия перфектности. В конце концов, музыка, а тем более такой жанр, как симфония, обладающий огромной силой воздействия на людские умы и сердца, не может предназначаться только для профессионалов. Да что там говорить, если большая часть солистов государственного оркестра познакомилась с этим произведением только в период разучивания!
             Пять частей этой длящейся более часа композиции, обозначенные композитором как Trauermarsch («Траурный марш»), Sturmisch bewegt («Бурное движение»), Scherzo, Adagietto, Rondo finale, воплотили содержание, масштаб которого сопоставим разве что с лучшими образцами европейского романа (недаром Достоевский был любимым автором Малера). Начиная композицию «Траурным маршем», композитор сразу возводит музыку в ранг грандиозного обобщения: Земля — Небо. Недаром в конце первых двух частей звучит тихий и торжественный хорал. К Вечности отсылают и маршевые кличи медных (это не сиюминутное сопровождение траурной процессии, а именно суд Вечности, соответственно и звучание — значительное, мощное, благородное). О Земном же пути рассказывают, а вернее исступленно поют струнные в лирических темах: здесь все находится в смятении, здесь не может быть одноплановости — это страстные надежды и столь же страстное с ними прощание.
                В центре композиции — огромное по своим масштабам Скерцо, где противоречивость и жесткость фантасмагории внешнего мира нашли адекватную форму в причудливом переплетении нарочитого гротеска (подчеркнутая крикливость начальных мотивов) и изысканно-лирического венского вальса, а между ними — потрясающие моменты беспомощности и оцепенения, и опять хорал и трубные гласы. Далее небесная музыка Адажиэтто (сделав ее сопровождением к своему шедевру «Смерть в Венеции», Лукино Висконти превратил эту красивейшую мелодию в символ прощания с Жизнью и Красотой). И, наконец, Финал, где темы песенного, фольклорного характера поданы в контексте сложнейшего полифонического развития, как бы провозглашая устойчивость и разумность существующего мира (недаром в этой музыке отчетливо слышны стилевые формулы классицизма).
               Что касается музыкальной технологии, то главная трудность малеровской музыки состоит в полипластовости оркестровой ткани, когда мотивы у разных оркестровых групп не совпадают, и все эти самостоятельные линии нужно отчетливо выделить, недаром один из выдающихся интерпретаторов Малера дирижер Менгельберг говорил, что малеровский оркестр должен звучать «не как масса, а как содружество индивидуальностей». Это первое. А второе — уже упоминавшаяся внутренняя динамика, противоречивость образов — внезапные всхлипы и затухания, предполагающие очень большую подвижность и гибкость оркестра. Вот эти две основные трудности явились камнем преткновения для данного исполнения: по-видимому, основные усилия дирижера были направлены на грамотное разучивание текста, что уже само по себе требует высокого профессионализма. Так или иначе, живое исполнение малеровского шедевра состоялось, за что хочется выразить благодарность и дирижеру, и коллективу оркестра.
Еще один художественный руководитель, который находится в постоянном поиске в смысле репертуарных изысков, дирижер Государственной капеллы Гюльбаджи Иманова, на этот раз преподнесла публике поистине замечательный сюрприз. Во-первых, сама программа концерта, состоявшегося 22 октября и посвященного исполнению музыки американских композиторов, включала в себя многие хиты, горячо любимые широкой публикой, достаточно назвать знаменитые Be my love и Memory; а во-вторых, в концерте принимал участие прославившийся выступлением на Евровидении Эльнур Гусейнов. Этот молодой исполнитель, обладающий, помимо огромных регистровых возможностей, еще и незаурядными артистическими данными, явил публике образец вдохновенного, интересного исполнения, проникнутого внутренним ощущением стиля. В дуэте с ним выступил еще один молодой человек, пианист Исфар Сарабский, также продемонстрировавший талант и вкус к импровизации. Оба исполнителя обладают теми качествами, которые могут вывести их искусство на какой-то достойный международный уровень, но при одном условии: каждому из них нужно еще очень многому научиться: здесь и техника вокала с ее приемами широкого дыхания, и знание гармонии, структур и прочих атрибутов джазового искусства, в противном случае оба так и останутся кумирами местного значения. Вот на такие размышлизмы навел филармонический октябрь.

 

Азербайджанские Известия.- 2008.- 1 ноября.- С. 3.