Фаталиев Р.

Страсти по Муслиму

В минувшую среду мы с женой собирались в филармонию, на панихиду. Чтобы вместе со всеми проводить Его в последний путь. Перед уходом - это было чуть позднее полудня - я взял пульт и пробежался по азербайджанским телеканалам в поисках того, который транслирует траурную церемонию. Такового не обнаружилось. По одному показывали французскую кинокомедию, по другому шел турецкий сериал. Третий демонстрировал клипы, а на четвертом одна из наших самых известных эстрадных певиц (или "звезд", как они самоутешительно себя называют) вела музыкальное шоу, представляя зрителям очередного исполнителя. Делала она это старательно, то есть весело и с задором.

И, наконец, на пятом канале я увидел картинку, приличествующую моменту. Три или четыре представителя творческого цеха поминали Его. Серьезные, достойные люди. Говорил мой коллега и многолетний товарищ Ялчин Эфендиев - просто, проникновенно, но на последних фразах его голос предательски задрожал, а затем и вовсе перестал повиноваться. Ялчин успел сказать короткое "извините" и протянул микрофон ведущей. Пошла реклама. Меня это не покоробило, более того - я подумал, что это весьма деликатный способ предоставить участникам беседы возможность овладеть собой. И тут ведущая - ни в чем ее не упрекаю, она просто делала свою работу, - погладив рукой подлокотник кресла, на котором с поникшей головой сидел Ялчин, сообщила, что эта замечательная мебель, на которой разместились участники поминальной беседы, изготовлена такой-то фирмой, приобрести ее можно там-то, а потом почти без паузы предложила гостям студии продолжить разговор о Нем. Я подумал, каково сейчас Ялчину, выключил телевизор, и мы отправились в филармонию.

За четыре дня до этого, в субботу, я держал в руках тот же пульт, и мы всей семьей смотрели, как делают свою работу центральные телеканалы России (к которым, не скрою, в последнее время стал относиться с некоторой прохладцей, не без повода, считаю, но это мое личное дело, и я даже готов признать неуместность этой реплики). Так вот, абсолютно все новостные передачи на всех, повторяю, ведущих каналах начинались с сообщений о Его кончине. Первым номером - как выражаются профессионалы. Краткие биографические данные, основные вехи творческого пути и самое главное - анонсы. Анонсы на вечер той же субботы, ибо телеканалы срочно перекроили свою программу, что они делают лишь в крайне исключительных случаях, чтобы вечером рассказать о Нем поподробнее и успеть опросить и снять тех, кто хотел бы сказать о нем прощальные слова. И это в выходной день, когда тех, о ком идет речь, найти не просто сложно, а архисложно. Многие даже телефоны свои отключают, поскольку понятие "уик-энд", еще пару десятков лет назад мало кому понятное, прочно впечаталось в образ жизни определенного круга лиц - и на постсоветском пространстве тоже. Тем, кто хотя бы пару месяцев проработал на профессиональном телевидении, понятно, о чем речь.
Нашли всех. Успели все. Провели поистине титаническую работу. На всех каналах зазвучал Его несравненный голос. На всех каналах стали появляться те, кто составляет лицо, честь, знамя российской культуры. И все они, естественно, говорили только о Нем.

Но как!!! (К восклицательным знакам отношусь крайне скупо, настороженно даже, а уж три в ряд, если не ошибаюсь не ставил никогда.)

Признаюсь, многих из них я не то чтобы открыл для себя заново, но увидел другими - так будет точнее. Какими не видел и не слышал никогда, хотя с некоторыми знаком лично. Рискну предположить, - могу оказаться неправым, - что кто-то из них в ту субботу сумел чуть по-новому всмотреться в самого себя. Потому что Его скоропостижная кончина стала для них настоящим обрушением. И достигла потаенных, очень глубоко запрятанных, а потому и редко звучащих, - а может, до того дня и вовсе ни разу не проявляющихся, - самых тонких, самых ранимых душевных струн.

Когда на телеэкране появляется поэт Илья Резник, мне хочется зажмуриться. Он ослепителен - почти в прямом смысле слова. Костюмом, искрящимся, как снег, серебристой львиной гривой волос, улыбкой с двойной клавиатурой зубов, былинной статью, голосовыми интонациями - он ослепляет всем. Всегда победительный, уверенный в себе, короче, эдакий несокрушимый Нарцисс - как я, ничтоже сумнящеся, уже давно определил его для себя. А сейчас - впору извиняться.

В субботу все было при нем, - и костюм, и грива, и прочее, но ослепляло не это, а боль в его глазах. Он рассказывал о Нем, о встречах с Ним, о своем отношении к Нему, пару раз попытался улыбнуться, но договорить не сумел. Успел только взметнуть к лицу руку, - не ладонь, а именно руку почти всю, от пальцев до локтя, - чтобы скрыть хлынувшие из глаз слезы, но звуки рыданий заглушить было невозможно.

Поговаривают, что впервые услышав Аллу Пугачеву, Он усмехнулся и сказал примерно следующее: "Кажется, эта девочка меня обойдет". А вот что в субботу сказала та, которой Он предрек такое почетное будущее (здесь и дальше стараюсь быть стенографически точным): "Говорят - не сотвори себе кумира. Наверное, это правильно. Но я, скажу честно, сотворила. Именно Его. Он всегда был и остается моим кумиром. И я ни разу в жизни не пожалела об этом".

Мне кажется, что это самое интимное из того, что когда-либо публично говорила Алла Борисовна.

Отдаю должное Ирине Аллегровой. Нешуточно рискуя навлечь на себя гнев радикально настроенной части своих соплеменников, да и некоторых коллег тоже, она сказала буквально следующее: "Пусть на меня никто не обижается, но в годы Его выступлений вся наша эстрада делилась на две части - на Него и на всех остальных".

Роман Виктюк высказался с печальной афористичностью: "Это был последний Орфей нашей музыки".

Одни лица сменяли другие. (Это продолжалось и в последующие дни тоже, и, возможно, я кого-то причисляю именно к субботе ошибочно, но, надеюсь, не такой уж это большой грех.)
Зураб Соткилава, поминутно шмыгающий носом, покрасневшим не от мороза и не от выпивки. Араз Агаларов, пару раз прибегший к платку, но в какой-то момент он уже не помог - съемку пришлось прервать. Оскар Фельцман, Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Валентина Толкунова, Валерий Сюткин, Эдита Пьеха, Андрей Макаревич, Михаил Боярский, Юлий Гусман - поверьте, это всего лишь треть, а то и четверть субботнего списка. И самые превосходные степени - гений, классик, недостижимая вершина, последний из могикан, - слова и сочетания, которыми походя разбрасываться не принято. В кругу истинных профессионалов, по крайней мере.

Они говорили, вспоминали, рассуждали. Ни одной банальности я не услышал в тот вечер, ни одного штампа, ни одного клише. Наверное, именно поэтому многие из них делали паузы, иногда долгие - они опасались. Опасались, пусть даже невольно, произнести что-то привычное для уха, что-то дежурное, проходное, вполне позволительное в нашей текущей жизни, но совершенно недопустимое в ту субботу, потому что Тот, о котором они говорили, терпеть не мог фальши от других и никогда не позволял ее себе - ни в искусстве, ни в жизни.

Это была удивительная телесуббота. Три самых часто произносимых слова на российских каналах - все имена собственные - были Его имя, Азербайджан и Баку.

Он, как нынче модно выражаться, пиарил свою Родину всей своей жизнью.

В ту субботу он пропиарил ее своей смертью.

О том, что было и тогда, и в последующие дни, многие в Азербайджане узнают понаслышке. Мы ведь отлучены от телеканалов, о которых идет речь. Чиновничьей волей - страшной не столько своей бездарностью, сколько вопиющей недальновидностью. Но это совсем другой разговор.

Во вторник, в Москве, очередь к Залу П.И.Чайковского, где можно было с Ним попрощаться, протянулась от Тверской до Патриарших прудов, это очень длинная дистанция, в зал попали далеко не все.

Не все попали и в нашу филармонию, на следующий день, в среду. Но это естественно, хоть и грустно. На его концерты тоже далеко не все попадали.

Зато рукоплескали Ему все. И в Москве, и в Баку, и в залах, и на улицах. И устилали его последний путь цветами.

(Одно из наших агентств с печатным бездушием сформулирует это так: "Люди аплодировали и бросали цветы в сторону гроба". В тот же день британская The Times поместит Его цветное фото на первой полосе, а статью о нем снабдит заголовком "Скончался советский Фрэнк Синатра". Хочу напомнить, что несколько лет назад британцы, наступив на горло собственному консерватизму, именно этого американца назвали "лучшим голосом двадцатого века", так что о цене сравнения делайте вывод сами.)
Ну а потом все шли пешком до самой Аллеи почетного захоронения, абсолютно все, кто пришел - от простого смертного до президента страны. Наступил миг всеобщего единения - как у нас всегда бывает в дни трагических потерь. И миг пронзительного осознания - КОГО мы потеряли.

Среда закончится. Наступят четверг, пятница и далее по календарю.

Мы вернемся в нашу жизнь.

В жизнь, постоянно заполняемую новыми, не привычными для нас реалиями.

В жизнь, в которой право помянуть Муслима Магомедовича Магомаева выдается лишь с сопроводительным обязательством пропиарить некую мебельную фирму. Ну, или какую-нибудь другую.

Зеркало.- 2008.- 1 ноября.- С. 23.