Ибрагимоглу В.

 

О чем поведал Тимон Афин­ский,

  

Или несколько ответов на один вопрос

 На протяжении вот уже многих лет мое личное отношение к Вильяму нашему Шекспиру, подобно маятнику, колеблется между двумя полюсами, словесно которые выразили достаточно давно и внятно два других гения.

Гете: "Шекспир и несть ему конца!.."

Полностью согласен: пока на свете существует Театр (и азербайджанский в том числе...), с его подмостков будут звучать слова, написанные много веков назад на староанглийском языке, а люди в зале, называемые "зрители", будут вслушиваться в них, стараясь в меру своего разумения услышать или, по крайней мере, уловить смысл загадок, которые им, умудренным жизнью и шекспироведением, настойчиво предлагает решить выходец из Страдфорда-на-Эйвоне актер, драматург, поэт и ловкий делец по фамилии Шекспир, что на староанглийском означает "Потрясающий копьем". Каким копьем, и по какому случаю потрясали копьями предки гения - история умалчивают, зато, как и в какой степени потрясают пьесы Шекспира людей самых разных времен и культур, сведений более чем достаточно.

Самое последнее шекспировское потрясение - спектакль "Тимон Афинский", совместный проект Союза театральных деятелей Азербайджана, продюсерского центра Pro-Sent и антрепризного театра "Зафар" под руководством неутомимого мастера Азер Паши Неймата (о нем - далее...).

Лев Толстой: "Взбесившийся варвар!.. В ржании коней больше смысла, чем во многих пьесах Шекспира!"

Почти согласен: ни одна пьеса, даже общепризнанные шедевры Шекспира не выдерживают проверки здравым смыслом, опирающимся на законы формальной логики. Более того, почти во всех пьесах (кроме исторических хроник) столько "проколов" по смыслу, что впору назвать его наглым дилетантом, которого европейцы почему-то возвели на пьедестал, и с которого его не удалось скинуть даже исторически равноположенному Льву Николаевичу. Те же, кто занимает серединную - между восхищением и отрицанием - позицию, начинают говорить о "вечных шекспировских вопросах", иногда - наверное, в эмоциональном порыве - определяя их как "проклЯтые" и "прОклятые" (В. Ерофеев в книжке "В лабиринте проклятых вопросов").

И вот именно на такого рода вопросах, играя ими и провоцируя на споры (с Шекспиром, с режиссером, с самим собой), построил свой спектакль Азер Паша Неймат, конечно же, великодушно рассчитывая на то, что каждый из нас, потрясенный и "оглашенный" Тимоном Афинским, все-таки в нормальном расположении духа, на досуге попытается дать свои ответы на загадки "потрясающего копьем", которые его самого занимают еще со времен грандиозной постановки "Гамлета" в Аздраме. (О этом я писал в свое время.)
В мой "колебательный контур" по отношению к Шекспиру порой проникали некоторые соображения, истинность которых проверить и доказать практически невозможно, но которые на время останавливали колебания и позволяли взглянуть на Шекспира как на феномен сугубо театральный, забывая, опять же на время, о его собственно драматургических "заморочках".

Спектакль "Тимон Афинский", который я смотрел-слушал два раза, позволил мне живо вообразить, словно бы анимировать умозрительные построения, в которых вопросов (ничего не поделаешь - Шекспир!) было больше, чем ответов...

Так что же поведал мне (нам) спектакль Азер Паши Неймата "Тимон Афинский" с великолепным Фуадом Поладовым в заглавной роли? Абстрагируясь от "проклЯтых" и "прОклятых" шекспировских вопросов, попытаюсь в меру своих сил ответить на этот вопрос (может, по ходу удастся понять и тайну магии Шекспира, которого европейцы почему-то... Хотя, стоп, об этом я уже высказал выше). Итак.

Мощная эйдетичная природа спектакля, т.е. его способность надолго оставаться в памяти и при воспоминании оказывать адекватное первоначальному эмоциональное воздействие, предоставила мне достаточно продуктивную возможность несколько раз "прокрутить" его в своем воображении, не отвлекаясь на внешние помехи, которые обязательно возникают при непосредственном просмотре в зале, да еще при полном аншлаге.

Если приплюсовать к этому помехи внутренние, обусловленные профессиональными недугами (неважно, белая или черная, но неизбежно острая зависть, наложение на увиденное собственное "виденье", гипертрофированная чуткость к "накладкам", маниакальное сопротивление воздействию "чужого" спектакля и проч., проч., проч.), которые не позволяют режиссеру оставаться просто зрителем (вспомним: "Чукча не читатель, чукча - писатель"...), то можно по достоинству оценить преимущество "виртуального просмотра" наедине с собой.

Визуальный образ спектакля, вызывающий ассоциации с "ящиком Пандоры", из мрачных глубин которого словно бы выбрасываются на свет (на сцену) свитки с роковыми предначертаниями трагичной судьбы Тимона, мастерски, с тонким художническим вкусом и - главное! - с не привычным для нашего театра изыском созданный на не очень-то приспособленном для этого пространстве сцены Дома актера профессионалами своего дела - художником Назимом Бейкишиевым и Азер Пашой Нейматом, - с самого начала дает сигнал, если хотите, "установку" к восприятию предстоящего действа.

Вот этот-то сигнал необходимо принять, не упустить, ибо в противном случае есть опасность заблудиться в лабиринте "проклятых вопросов", как это, признаюсь чистосердечно, произошло со мной после первого просмотра...

...Сцена пуста, глубина ее зияет мрачной бездной небытия. И вот между нами (бытием) и бездной (небытием) появляется Некто - обезличенное человеческое начало. Слегка поколебавшись, этот Некто выбирает для себя личину, внешнюю оболочку, которая условно отсылает нас в... Афины? Рим? Лондон? Венецию? Иллирию? Данию? Выбор за нами, все равно это будет пространство-время, маркированное Шекспиром. О чем собирается поведать нам Некто, на время принявший имя-заменитель Тимон из Афин? О ревности? О коварстве? О всесильной власти любви? О жгучем чувстве мести? О выборе между "быть или не быть"? Не надо торопиться, надо поверить актеру, он проведет нас по лабиринту не хуже нити Ариадны; впрочем, выбора у нас нет, ибо, как сказал поэт, "если не верить актеру, тогда уже верить кому?" Историю Тимона из Афин мало кто знает, поэтому так важно внимательно отследить все перипетии интриги, которая завязывается вокруг несчастного мецената. Плюс ко всему необходимо фиксировать для себя попутно возникающие аллюзии с современностью и еще припоминать кое-какие принципы античного театра и вообще мифологии, не отсекая при этом свои личностно-интимные прорывы в сферу бессознательного.

И тогда становится ясной одна из тайн Шекспира: спектакли по его пьесам в прославленном театре "Глобус" строились именно по такой многослойной системе, именно широкий спектр смыслов и значений мог охватывать, очаровывать, объединять в едином сопереживании, сочувствии и взаимопонимании "разношерстую" лондонскую публику елизаветинской эпохи. Именно наличие в труппе актера, мощного по темпераменту, яркого по выразительности, неотразимо обаятельного, гипнотически властного над публикой и, что немаловажно, физически выносливого, могло обеспечить спектаклю успех, а театру - конкурентоспособность. Азер Паша Неймат, презрев начетническую пену "шекспироведения" и рабский пиетет перед именем бронзового Шекспира, увидел сквозь тьму веков в нем своего коллегу и доверился ему. Тем более что у режиссера был актер, отвечающий всем вышеперечисленным требованиям истинно Ренессансного театра, - Фуад Поладов.

И тогда становится ясной принципиальная установка режиссера: не заполнять лакуны, пустоты смысла шекспировского текста, дошедшего до нас через три перевода (со староанглийского на современный английский, с него на русский, и, наконец, с русского на азербайджанский, мастерски, тактично, с учетом требований сценической речи сделанный Исрафилом Исрафиловым), не подгонять логику пьесы под свою, не озадачивать зрителя своими пусть даже суперэффектными "кунштюками", не ставить телегу перед лошадью, подгоняя Шекспира - практика театра Шекспиру - придуманному учеными мужами за столетия. Азер Паша Неймат, руководствуясь своим богатым режиссерским опытом, прислушиваясь к советам своего тонкого вкуса художника (в прямом и переносном смысле слова, ибо костюмы персонажей пошиты по его эскизам...), опираясь на осознанные им требования нашей действительности, восстановил, перефразируя Шекспира, "связь театральных времен".

В результате подобной установки перед нами предстал Тимон Бакинский, как в свое время перед зрителями театра "Глобус" представал не какой-то абстрактный персонаж, но узнаваемый публикой Тимон Лондонский. В этом и заключается главная и основная цель любого национального театра: оставаясь верным своим национальным корням, доказывать свою сопричастность мировому театральному искусству, где в качестве аргумента и функции выступают единомыслие и сотворчество режиссера и актера.

Вот этот момент, судя по всему, и проигнозировал великий мыслитель и проповедник Лев Толстой, оставив за скобками магические возможности СЦЕНЫ.

Не вчитываясь в полный недомолвок текст пьесы, а вглядываясь и вслушиваясь в актеров, можно получить ответы на главные вопросы: почему столь бездумно растрачивает на лжедрузей свое богатство прославленный меценат? Почему не внимает предостережениям стихийного философа-киника (циника) Апеманта и своего честнейшего управляющего (менеджера) Флавия? Почему он не воспользовался найденным в лесу кладом? Одним словом: какой урок в очередной раз преподал нам Вильям, который Шекспир, посредством вечного искусства - Театра?

...Уже с первых шагов по сцене Фуада Поладова, принявшего на себя ношу Тимона, начинаешь догадываться: этот человек - Фуад-Тимон - знает, что-то очень важное, что-то очень непростое и, наверное, что-то очень страшное. Уж очень он непрост, чтобы наглые льстецы так легко морочили ему голову; уж очень он озабочен ожиданием чего-то такого, что гораздо мучительней возможного банкротства; уж слишком печален его умудренный взгляд, чтобы мы поверили в его гедеонистические, оргиастические наклонности...

И только тогда, когда завершится земной путь "достойного Тимона", когда произойдет все, что должно произойти, и будет высказано все, что должно было высказано словами (шекспировскими словами на азербайджанском языке!), догадки наши перерастают в уверенность: Тимон стоит в одном ряду с античным Эдипом - оба они жертвы неумолимого рока, судьбы, фатума. Вот что знал Фуад-Тимон с самого начала: неправедно нажитое (на войне!) богатство не пойдет ему во благо, безжалостные Эрнии - богини Судьбы, ткущие нити жизни человека, уже предопределили его наказание, вопрос лишь в том, прозреет ли Тимон, подобно Эдипу, пройдя сквозь суровые испытания? Как и в случае с Эдипом, Судьба дважды испытывала героя, подбрасывая ему неправедное богатство, но - дважды в одну реку не войдешь! - прозревший отшельник Тимон отказывается от мира суетного ради мира вечного...

В этом случае абсолютно ясен выбор режиссером малоизвестной пьесы Шекспира: мировоззренческая структура трагедии, возведенная на фундаменте античной греко-римской философской поэзии, почти адекватна аналогичной структуре общевосточной философской (особенно суфийской!) поэзии с ее понятийным рядом, включающим в себя и фяляк - рок, судьба, и гурбан - жертва, и харам-халал - неправедное-благое, и гяза - наказание, беда, и защидлик - отшельничество, и еще многое другое, обретшее сегодня столь актуальное звучание. (Об этом как-нибудь в другой раз...)

Не вдаваясь в подробности и без лишних доводов доказательства беру на себя смелость сделать следующее заявление: спектакль "Тимон Афинский" - первый в новейшей истории азербайджанского театра масштабный театральный проект, осуществленный на основе продюсерского производства в рамках рыночной экономики.

Я особенно подчеркиваю масштабность проекта, ибо мы имеем факты успешной антрепризы на примерах деятельности театра "Ибрус" и Творческой сцены "Унс", которые значимо повлияли на качество и динамику современного этапа развития национального театрального искусства. Сегодня мы с удовлетворением констатируем факт появления на театральной карте Баку новой яркой точки - ТЕАТРА "ЗАФАР" - и надеемся на его новые победы, залогом чему служит творческое и производственное содружество театра с продюсерским центром "Pro-Sent" во главе с генеральным продюсером Алекпером Тагизаде.

Могу с известной долей, оправданной в данном случае, белой зависти отметить высокое художественно-эстетическое качество "продукции", обусловленное участием в его создании (кроме упомянутого выше блестящего художника Назима Бейкишиева) такого тонкого мелодиста, как композитор Сиявуш Керими, яркого хореографа Ругии Гулиевой. Автор проекта Азер Паша Неймат сумел поднять неподъемную в наших условиях ношу, опираясь на поддержку своего опытного помощника-соавтора - режиссера и продюсера Рафика Алиева и исполнительного (в прямом и переносном смысле слова) продюсера Любавы Гриневой. Было бы непростительным грехом не упомянуть заведущего сценической техникой - незаменимого Гасана Мамедова, в театральном мире более известного, как Гасан даи, - вся незатейливая, но эффектная машинерия спектакля держится на плечах этого последнего из могикан, дай Аллах ему здоровья и сил.

Ограниченные рамки газетной статьи не позволяют мне по достоинству подробно описать великолепный ансамбль актеров, без которых не было бы оснований задуматься над вопросом (вопросами), который (которые) поставили перед нами Шекспир и Азер Паша Неймат. Да простят мне актеры, многих из которых я ценю очень высоко и просто по-человечески люблю, но мне придется довольствоваться коротким замечанием: в определенном смысле спектакль "Тимон Афинский" представляет собой непрерывный парад блестящих актерских работ, опровергающих досужие домыслы о кризисе национальной актерской школы. Полагаю, что именно в расчете на такие ансамбли писал свои пьесы Шекспир, который и сам был актером театра "Глобус", где, как говорят, сыграл тень отца Гамлета довольно-таки прилично. Думаю, что не раскрою секрет, поведав читателям о новом плане театра "Зафар": с тем же составом актеров Азер Паша Неймат готовится осуществить постановку собственной инсценировки повести... - кого бы вы думали? - Льва Николаевича Толстого "Хаджи Мурат"!

Не знаю, как отозвался бы Вильям Шекспир о творчестве Льва Толстого, но уверен: спектакль "Хаджи Мурат" ему бы понравился непременно.

Потому что "...мир - театр, а люди - актеры, у каждого вход и выход свой..."

Ваш выход, Лев Николаевич!

 

Зеркало.- 2008.- 25 октября.- С. 24.