Назирова С.

«Чистое имя твое помню всегда»

Архитектурный комплекс Софи Гамид - уникальный памятник, в котором печаль уступает место просветленной радости

Вряд ли найдется человек, который останется равнодушным к красоте мемориального комплекса Софи Гамид. Расположенный на необозримых склонах горной гряды в окрестностях Баку, он восхищает пышным орнаментом надгробий, вдруг яркими цветами вспыхивающих посреди пустынной степи, их тонкой вязью, многообразием форм.

Гробницы Софи Гамид по своей символике, запечатленным на них надписям — истинная библиотека. Говоря словами академика Мешадиханым Нейматовой, изучившей эти каменные письмена, Софи Гамид — паспорт недавнего прошлого Баку. Комплекс, относящийся к началу XV века, расположен на территории поселка Умбакы, само название которого означает «начало Баку». На этом священном месте, находящемся на древнем пути торговых караванов, стоит мавзолей овлийя — главы суфийской секты. Очевидно, овлийя когда-то именно здесь проводил беседы со своими учениками и последователями, так как обычно ученики хоронили учителя там, где его застала смерть. А вокруг овлийя покоятся те самые ученики, последователи, родственники. Здесь же можно увидеть и надгробия, на которых высечены имена последователей суфизма, похороненных в разные годы.
То, что овлийя Гамид, покоящийся в мавзолее, был более известен под именем Софи, свидетельствует о его принадлежности к софианской ветви суфийской школы Бекташи. Еще одним доказательством могут служить высеченные на некоторых надгробиях XV-XVI веков начальные слова молитвы «Нади-Алиййан» — «призови Али», обычно составляющей суть бекташийских текстов.
Несмотря на то, что софианская ветвь бекташианства зародилась в Хорасане, она получила широкое распространение в турецком султанате. Основоположник этого религиозно-философского учения, вобравшего в себя шиизм, тюркские народные верования и суфизм, Балим Султан в 1501 году был даже назначен османским императором Султаном Баязетом II главой центральной Бекташской школы. Как бы широко ни были разбросаны суфийские братства, они поддерживали друг с другом тесные отношения. Связь настоятеля Софи Гамида с последователями софианства Шамахи-Марази наглядней всего доказывается наличием на кладбище надгробий, выполненных в стиле ширванской архитектуры. Не случайно, что еще в XIX веке религиозные деятели Шамахи и Ширвана завещали похоронить их именно на этом кладбище. Так что здесь можно встретить образцы как абшеронской, так и ширванской школы работы по камню. Выбитое на надгробии имя одного из мастеров художественной работы по камню XVII века — бакинца Сеида Таха дошло и до наших дней.
Во дворе мавзолея Софи Гамид стоит фигура белого верблюда. Эта фигура, на поклонение к которой приходят женщины, чтобы испросить у Создателя даровать им ребенка, несомненно, изображение белого верблюда пророка Мухаммеда. Известно ведь, что первая мусульманская мечеть была возведена в Мекке там, где остановился белый верблюд пророка.
Кстати, в одном из вариантов нашего древнего дастана «Деде Горгуд», возникшего раньше Корана, Горгуд спасается от смерти именно на белом верблюде. В этой иссушенной зноем жаркой степи белый купол мавзолея Софи Гамида, стены двора и фигура белого верблюда радуют сердце своей ослепительной белизной. Они словно озаряют чистотой и сиянием это печальное место. А когда погружаешься в мир многоцветия надгробий вокруг мавзолея, от печали, естественной при посещении кладбищ, не остается и следа. И дарят утешение выбитые на камнях слова: «Чистое имя твое помню всегда / Душу твою молитвой обрадовал».
Часто повторяются на надгробиях изображения гюльабданов — кувшинов для розовой воды, наполняющие особым ароматом грусть по усопшим. Эти надгробия, эта память, хранимая живыми о покойных, изготовлены из белого абшеронского известняка. Словно впитав в себя жар солнца, эти камни по прошествии веков стали еще величественней. Обработанные руками старых мастеров, украшенные тонкой резьбой, они, обдуваемые ветрами, политые дождями, стали еще прекрасней.
Композиции, включающие в себя растительный орнамент, геометрические узоры, надписи, выполненные в стиле сулс-насх, окружены изображениями животных, предметов быта. Передавая дыхание эпохи, они в то же время повествуют об образе жизни, а иногда и профессии покойного. На гробницах часто можно видеть вырезанные караваны верблюдов, ковровые узоры. Созданные в едином стиле своего времени, они отличаются эмоциональной индивидуальностью, присущей данному резчику. Например, вдруг меж монументальных, тяжелых камней мелькнет улыбающийся девичий лик. Надгробие молодой девушки выполнено столь реалистично, безыскусно, что трудно сдержать улыбку. И такой свежестью веет от кувшина с водой на плече девушки, от ветки ивы, склонившейся рядом с домом из красного кирпича.
Красные, голубые, зеленые черные узоры памятников, природная яркость теплого песчаника создают впечатление, будто попал ты не на кладбище, а в самый центр оживленного города. Собственно, здесь и кипит жизнь. Вот высеченный в камне ранец школьника, словно шалун-хозяин бросил его здесь и убежал играть. А вот — швейные машины, с продетыми в них нитками, за которыми женщины проводят свои дни, гребень для шерсти, спицы, ножницы, инструменты ковроткачества. Машины несчастных водителей — «победа», «полуторка», «виллис», автобус, даже паровоз. Не зря ведь неподалеку проходят железнодорожные пути... Наверное, это могила какого-то машиниста.
И, конечно же, вокруг луна, звезды, рука святого Али, принадлежности для умывания перед намазом. Немало надгробий с изображением оружия — винтовок, сабель, кинжалов, наганов. И это рядом с маралами, с древом жизни. Иногда думаешь, что здесь человеку предназначена не одна могила, все кладбище принадлежит каждому покойному, и все обитатели его покоятся единым миром со своей тысячелетней историей, обычаями, традициями, привычками.
Правда, пророк велел, чтобы на могиле мусульманина не было ничего. Но любовь к бренной жизни столь глубока в душах людей, что они делают все, чтобы их близкие не уходили из нее, не оставив следа. И заботятся о последнем пристанище своих родных, приводят их в порядок, ухаживают за местом упокоения человека. Выбили даже 26-й аят суры «ар-Рахман» из Корана «Каждый преходящ на этой земле, обречен умереть». Иногда для собственного утешения и в память о близких пишут на надгробиях: Смерть — такая чаша, из которой каждый должен испить, / Могила — такие врата, в которые каждый должен пройти.
Даже украшая последний приют человека на этой земле, предки учили нас, словно говоря: любое проявление жизни — это праздник. Кто уходит из этого мира разочарованным, виноват в том сам. И потому кладбище Софи Гамид — истинное место для прогулок, созерцаний и размышлений...

Азербайджанские Известия.- 2008.- 9 января.- С. 3.