Два крыла одной мелодии

Для Фидан и Хураман Касимовых, двойной легенды отечественной оперной сцены, июнь — особый месяц. По отдельности триумфально взошедшие на вершину вокального Олимпа, они все же неотделимы друг от друга — и в творчестве, и в жизни. И даже родиться умудрились в один месяц: младшая, Хураман, — 6 июня, старшая, Фидан, — 17-го. Двойным получилось и наше интервью. С выдающимися, поистине мирового масштаба, певицами, народными артистками: СССР — Фидан КАСИМОВОЙ, и Азербайджана — Хураман КАСИМОВОЙ беседовала корреспондент «Азербайджанских известий» Наиля БАННАЕВА.

По отдельности триумфально взошедшие на вершину

вокального Олимпа, Фидан и Хураман Касимовы все же неотделимы друг от друга — и в творчестве, и в жизни

«Кантилена весны —

тема любви и красоты»

— Фидан ханым, логично начать наш разговор с вашего апрельского концерта в Москве…

Ф. — Этот мой концерт состоялся 2 апреля в Московском Центральном доме музыки (МЦДМ). В МЦДМ я пела впервые — это сравнительно новый концертный зал. И очень хороший. Там есть и большая сцена, и зал для камерного исполнения. Аккомпанировал мне Сергей Воронов — замечательный пианист, лауреат международных конкурсов, ассистент профессора Московской консерватории Элисо Вирсаладзе. Я выступала в зале для камерного исполнения, рассчитанном на 600 мест. Концерт состоял из двух отделений, программа его была специально подобрана для подобного зала. В первом отделении звучала старинная музыка, во втором — более современная, в том числе произведения азербайджанских композиторов. «Сюжетом» концерта стала тема весны, любви и красоты. Поэтому он был назван «Кантилена весны». Вначале звучала подходящая по теме античная музыка — Скарлатти, Перголези, Гендель и т.д., во втором — Тости (неаполитанский композитор), испанская музыка, два произведения русских композиторов — «Венецианская ночь» Глинки и «Сон» Рахманинова, а также, как я уже говорила, наши композиторы — Кара Караев, Тофик Кулиев и другие.

В перерывах, пока я отдыхала, Сергей Воронов исполнил несколько произведений, среди которых была и небольшая композиция моего сына — она называется «Шкатулка», созданная в стиле неоклассицизма. По своему стилю она служила удачной смысловой смычкой между первым и вторым отделениями, показывая связь классики (Вивальди, Бах, Скарлатти и т.д.) и современной музыки.

— Это было первое исполнение «Шкатулки»? Кстати, видимо, название ей дано по аналогии с музыкальной шкатулкой — популярной игрушкой позапрошлого века?

Ф. — Да, совершенно верно — в ней обыгрывается именно эта тема. А исполнение «Шкатулки» на моем московском концерте было далеко не первым — впервые эта пьеса для фортепиано прозвучала в исполнении народного артиста России Юрия Розума, когда тот приезжал к нам в Баку, чтобы участвовать в моем сольном концерте.

— Неоклассицизм — любимое направление в творчестве вашего сына?

Ф. — Вовсе нет. «Шкатулку» он написал как бы между прочим, слушая, как я готовилась к одному из концертов. А вообще он пишет в стиле джаз, а также вокализы. Выпустил диск — некоторые произведения, вошедшие в него, записаны в моем исполнении. Пою я их и на своих концертах. И, разумеется, исполнила их и на его авторском вечере в Театре песни им. Р.Бейбутова, лет шесть назад. Зал был полон, интерес к его творчеству очень велик! Одна из пьес моего сына называется «Мир любви». Она дала название всему его диску. То же название я планирую использовать для нашего тематического концерта — мы с сестрой наметили провести его в октябре этого года в Баку, во Дворце им. Гейдара Алиева. В программу концерта войдут и произведения моего сына.

— Вы любите тематические концертные программы… Это обязательное правило для всех ваших выступлений?

Ф. — Не совсем. Скорее по настроению. Я очень люблю тематические подборки. Например, «Два крыла» (была у нас и такая программа), Ave Maria или вот та же «Кантилена весны»… Но это касается только в какой-то степени «импровизационных» программ — для «строгих» названия все же не обязательны.

«Большинство оперных дуэтов рассчитано на два разных голоса»

— Говоря о концерте «Мир любви», вы, можно сказать, сами, не дожидаясь сакраментального вопроса, затронули тему творческих планов. Чем еще в ближайшее время порадуют сестры Касимовы почитателей их таланта?

Ф. — Нам предстоит концерт в Берлине, скорее всего в ноябре. В программе — классика и азербайджанская музыка. А бакинский концерт «Мир любви» станет синтезом классического оперного исполнения и джаза.

Но вместе с тем должна признаться, что в целом нашу нынешнюю творческую жизнь нельзя назвать активной. Годы летят, в жизни многое меняется…

Х. — Мы с сестрой так и не смогли приспособиться к некоторым новым реалиям — например, к такому явлению, как агенты, ведающие концертной деятельностью артистов в стране и за рубежом. Большая часть нашей творческой жизни пришлась на советский период, и мы привыкли, что в то время специфическая система, большая «машина» Госконцерта, которая, грубо говоря, «продавала» артистов, находилась в ведении государства, была централизованной. График гастролей был четко расписан и контролировался. Сейчас же каждый творческий человек должен заботиться об этом сам. А у нас двоих до сих пор нет своего агента, хотя по статусу нам полагалось бы его завести…

Ф. — Поэтому и гастрольный наш график не очень насыщен — вот разве что в соседнюю Турцию выехали недавно с гастролями, да в Москве, в Большом зале консерватории, спели после долгого перерыва… И вот теперь — мой апрельский концерт в Москве. На родине, конечно, мы выступаем чаще — я вот, например, за последние годы не раз давала концерт в нашей филармонии, уже после завершения ее реконструкции. Выступала там и с Симфоническим оркестром, и с Камерным… А два года назад дали в Баку концерт, посвященный моцартовскому юбилею. И приятно, что и солидная пресса по-прежнему не обходит нас своим вниманием — например, журнал «Баку» посвятил нам часть своего новогоднего номера.

— Было бы хорошо, если бы нашелся агент, который мог бы управлять вашей концертной деятельностью — тогда бы она заметно оживилась.

Х. — Тут есть один деликатный нюанс. Отечественная каста подобных агентов крупного масштаба пока еще не сформирована, а знакомство с зарубежными должно, по логике, начаться с представления нас им. Но удобно ли, с нашим нынешним статусом, начинать подобно новичкам — с прослушивания?

Ф. — Должна сказать, что нам с сестрой и повезло, и не повезло одновременно. С одной стороны, повезло, что мы рано добились очень многого, наше творчество было практически сразу высоко оценено и в Азербайджане, и на всесоюзном уровне, и за рубежом. С другой стороны, к нынешнему времени, в котором, по законам капитализма, творческие люди должны сами подыскивать себе агентов, мы подошли, будучи в очень «неудобном» возрасте. Мы уже не начинающие «звездочки», которые могли бы спокойно подыскивать того, кто их «раскрутит», но и уходить на заслуженный отдых нам еще, мягко говоря, рановато. Мы полны сил, но реализовать свой потенциал в полной мере не можем.

— Часто ли вам приходится выступать обеим вместе?

Ф. — Часто. Но обычно мы не поем одновременно, даже давая совместный концерт. Как правило, в рамках концерта в одном отделении поет Хураман, в другом — я… И только в конце выступления, когда дело идет уже к «бисам», исполняем что-нибудь вместе. Но опять же не одновременно, а по куплетам: куплет — она, другой — я и т.д. Причина тому, что мы редко поем дуэтом, — чисто техническая: мы обе — сопрано. Между тем абсолютное большинство оперных дуэтов рассчитано на два разных голоса — например, на сопрано и меццо-сопрано, или на тенор и сопрано. Однако, несмотря на это, мы иногда, хоть и очень редко, выступаем и как дуэт. Скажем, мы пели в сопровождении Симфонического концерта Моцарта и Россини — и у того, и у другого в оперных произведениях есть дуэты для двух сопрано. Например, у Моцарта это дуэт Графини и Сюзанны из «Свадьбы Фигаро», а у Россини — дуэт из «Stabat mater» (этот дуэт в Баку был исполнен впервые).

«Какая-то роль может стать особенно дорогой оттого,

что стала знаковой»

— Есть ли у вас какие-то произведения, особенно любимые вами?

Ф. — Все произведения, которые мы выбираем для своих концертных программ, — наши любимые. Потому-то мы их и выбираем. Ведь когда исполняешь какое-то произведение, оно словно бы становится твоим ребенком… И потому я не могу сказать, что люблю, например, Моцарта больше, чем Верди, или Верди больше, чем Пуччини. Правда, какая-то роль может стать особенно дорогой оттого, что она стала для исполнителя знаковой. Для меня такой ролью стала Нигяр в опере Узеира Гаджибекова «Кероглу» — моя первая в жизни роль.

Х. — Все женские образы, которые мы исполняем, в той или иной степени близки нам по духу, по характеру. Например, характер Фидан более близок к образам Татьяны, Мими, Микаэлы, Маргариты… Строптивость, драматизм в голосе и игре — это Элеонора, это Дездемона! Важно и то, что авторы — любимые: Гаджибеков, Амиров, Пуччини, Верди, Чайковский, Римский-Корсаков... Это гениальные творцы — их произведения поешь не иначе, как с огромным удовольствием. А сами образы… Как я уже сказала, какая-то первичная близость, схожесть с нами реальными, конечно, важна. Однако перевоплощение — тоже великая вещь. Если я пою Тоску — я Тоска! Она — это я. Я проживаю на сцене жизнь Тоски, Татьяны, Мими, Мюзетты…

— Вы обе преподаете в БМА, на кафедре вокала. Что нового в этой сфере, растет ли достойная смена?

Ф. — Я — старшая сестра, а Хураман — младшая, и тем не менее именно она заведует этой кафедрой. В свое время нам в БМА предложили самим договориться между собой, кто из нас, двух профессоров, возглавит кафедру. И тогда мы с Хураман пришли к выводу, что это дело — для нее, а не для меня. Мы по характеру очень разные — это и определило наш выбор. Я предпочитаю более свободный график, ценю возможность планировать свое время так, как хочется. Пока Хураман днем в академии, я дома за роялем подбираю новую программу, обдумываю идеи будущих выступлений, а потом делюсь с сестрой задумками, обсуждаю их, чтобы она тоже внесла свою лепту. В свою очередь Хураман по натуре очень обязательный человек и прекрасно годится для роли руководителя и организатора. Она очень успешно ведет дела кафедры, в любую погоду идет на работу — на занятия, на совет у ректора… Зато я руковожу нашим домом — заведую, так сказать, хозяйственной частью. Хураман и мой сын — это моя семья, и я живу их делами и заботами.

Несмотря на то, что я всего на три года старше Хураман, она мне не только сестра, но как бы и дочь одновременно… До сих пор помню картинку из детства: я ее тащу — даже не за руку, а просто прижав к себе, изо всех сил ухватив за голову. Она, маленькая совсем, еле-еле достает ножками до земли (хотя я и сама — еще кроха). И она все терпит молча, не пикнет, потому что знает, что это я ее из лучших побуждений так тащу, а не чтобы помучить, — просто обняла ее покрепче, как могла, и веду на прогулку… Ну а сейчас, годы спустя, мы в равной степени заботимся друг о друге…

— Вы не задумывались о том, чтобы открыть собственную школу?

Ф. — Да, есть у нас такая мечта… И эту мечту, между прочим, активно поддерживал Гейдар Алиев. Еще в 1996 году он сказал нам, что с нашим опытом это просто необходимо сделать — открыть свою школу. Ведь у нас обеих за плечами уже довольно большой путь на педагогическом поприще. За эти годы мы с сестрой воспитали многих молодых вокалистов, которые очень радуют нас своими успехами. Помимо Баку, мы пять лет преподавали и в Турции. Некоторые наши тогдашние турецкие ученики сейчас поют в Стамбульской опере. А среди тех, кто здесь, в Баку, получил вокальное образование у меня и моей сестры, есть лауреаты различных республиканских и даже международных конкурсов. Имен называть не буду, чтобы не обидеть других, ведь для нас, педагогов, все наши выпускники одинаково дороги, всех мы помним. Пускай даже не все из них помнят о нас…

«Голос — не единственный критерий успеха»

— К сожалению, сейчас во всех сферах искусства потихоньку, как ледок на воде, возникает неприятная тенденция: едва «оперившись», некоторые известные молодые деятели искусств начинают говорить, что «сделали себя сами»…

Х. — В нашей сфере такое поведение выглядит особенно недостойно. Ведь в отличие, скажем, от художественного дарования, которое проявляется с самого раннего детства более-менее очевидно для окружающих, певческий голос — если он есть — это такой божий дар, который зачастую полностью сокрыт от непосвященных. Он ведь не палитра и не смычок, а инструмент, который хитроумно спрятан внутри человека. Его нужно «открыть», чтобы он «заиграл» в полную силу, а для этого нужен опытный педагог. И потому уже сложившиеся мастера, которых Всевышний одарил подобным талантом и дал возможность его раскрыть, должны, в свою очередь, делиться им с окружающими не только как исполнители, но и в качестве педагогов. Оттого и мы с Фидан вот уже много лет выполняем этот свой долг перед молодыми певцами, своими учениками.

— Скажите, повысилось ли за последние годы число успешных выпускников?

Ф. — Ну, прямо все-все успешными быть не могут. Мы ведь их принимаем только по голосам. Между тем природой данный талант, то есть сам по себе голос — не единственный критерий достижения успеха. Главный залог — да, но — не единственное условие. У тех, кто приходит к нам, разный уровень музыкальной подготовки, разные характеры, разная степень прилежания в учебе, да и элементарно манеры, уровень воспитания — и тот разный! Кроме того, кто-то с легкостью воспринимает нашу школу, наше обучение, а кто-то — с трудом. То есть, и от самого учащегося многое зависит. Впрочем, абсолютное большинство наших учеников в дальнейшем без проблем устраиваются на работу, ибо качество вокала мы даем. Но вот остальное, что к этому самому вокалу прилагается, человек должен «наращивать» сам. Тогда он и добьется желаемых высот.

Х. — Совершенно верно. Мы стараемся дать максимум того, что может дать педагог. Это хотя и очень много, но не полностью все, что нужно. Потому что голос как продукт, который развивается в итоге правильного обучения, — плод работы не только педагога, но и самого учащегося. Если получилось хорошо — значит, ученик сумел взять от педагога абсолютно все, что тот мог дать. Если же вышло так себе — значит, ученик так и не смог преодолеть какую-то проблему внутри себя, проблему с самим собой… Каждый, начиная обучение вокалу, должен помнить, что голос — это лишь начальный капитал. Тем более что сейчас у нашей молодежи как раз наблюдается очень большой всплеск интереса к вокалу. Очень многим молодым людям он кажется привлекательным и заманчивым видом искусства, но они и не подозревают о том, что вокал на самом деле — один из самых трудных видов искусства… Одного лишь таланта там для карьеры мало. И вообще, «талант» для меня лично — понятие очень емкое. Оно очень многое подразумевает, и разбрасываться им нельзя. Поэтому, говоря о большинстве студентов, я предпочла бы слово «способности». У нас вообще очень способный народ! Тем более — к музыке и пению… Но все же истинных талантов и у нас не так уж много. Настоящий талант — большая редкость. К тому же без надлежащей школы он — ничто.

«Браво!» от Тито Гобби

— А что, по-вашему, самое главное в процессе обучения вокалу?

Х. —Когда к нам приезжала Монсеррат Кабалье и прослушивала наших студентов, она сказала: «Я обращаю внимание прежде всего на архитектуру пения». Она, безусловно, права: при обучении вокалу нужно построить «каркас», посадить голос на опору. А опора голоса — это дыхание. Это не какой-нибудь там сугубо профессиональный секрет — это общеизвестная истина. Но лишь очень немногие ученики осознают ее в полной мере, и не все из них способны целенаправленно работать над дыханием. А между тем умение владеть дыханием и есть залог правильного вокала.

Давая напутствие своим ученикам, когда они начинают самостоятельную карьеру, мы любим повторять фразу: «Даже в хоре ваш голос должен быть слышен». Это не столько о силе голоса (хотя и об этом тоже), сколько об индивидуальности и полетности звука. Мы напоминаем им, что какую бы сцену они ни избрали (включая оперную), им везде пригодится все, что они постигли, изучая вокал, — и прежде всего культура исполнения, вплоть до такой, казалось бы, не самой важной детали, как владение микрофоном… А тем из наших выпускников, кто решился штурмовать Олимп большой сцены, брать вершины серьезного оперного искусства, мы высказываем и еще одно важное пожелание: чтобы на эту самую большую сцену они входили достойно, то есть через парадный вход, с поднятой головой. Вы понимаете, что хочу сказать?

Помнится, во времена нашего с Фидан студенчества даже лучшие из лучших выпускников-вокалистов не всегда попадали в оперный театр — настолько высока была планка отбора. Кого именно направить на большую сцену, решал совет соответствующей кафедры консерватории. И я считаю, что это было правильно. Но сейчас распределение отменено, прием исполнителей в театры возложен на администрацию самих театров, и каждый выпускник вынужден устраиваться как может. Вот и устраиваются, частенько попадая на большую сцену с черного хода… Оттого и видим порой случайных людей в труппах, то есть не самых лучших исполнителей. Да и вообще это беда не только наших очагов культуры, но и нашего искусства в целом. Но вокал этим особенно болен — сейчас критерии его оценки так упростились…

Ф. — Да, надо признать, что уровень критериев отбора оперных певцов в наши дни несколько снизился. Помнится, когда Хураман в 1981 году приняла участие в конкурсе имени Марии Каллас, то председателем жюри был сам Тито Гобби. Заметьте, это был период расцвета музыкальной культуры Советского Союза. И тем не менее в этом престижном конкурсе до того времени не было ни одного победителя из СССР — Хураман стала в нем нашей первой ласточкой. Она завоевала первое место и Гран-при. Ее имя и сейчас красуется там на доске почета, вместе с именами других победителей. На том конкурсе Тито Гобби лично вручил моей сестре Гран-при и золотую медаль и напротив ее фамилии в списке участников написал: «Браво, Хураман!», а потом прислал ей приглашение учиться в его школе во Флоренции с обещанием, что очень скоро сделает ее певицей мирового уровня. Но, увы, это было частное приглашение, и потому соответствующие госорганы не позволили Хураман принять его… Не воспользовалась она и приглашением в Большой театр, которое последовало после ее победы на престижном конкурсе им. Чайковского в 1982 году (между прочим, она стала первой азербайджанкой, победившей на этом конкурсе!). Гейдар Алиев, который очень ценил и берег отечественные кадры в сфере искусства, заявил, что в Большой театр Касимовы будут приезжать на гастроли, а жить будут в Азербайджане.

«Одна из сестер поет как Каллас, другая — как Тебальди»

— А вы, Фидан ханым, наверное, очень гордились ею? И очень жалели, что она не смогла поучиться в Италии?

Ф. — Я гордилась ее достижениями, конечно же. А насчет сожаления об Италии… Знаете, к тому времени, когда Хураман начала становиться на ноги как вокалистка, я была уже довольно известной в СССР молодой певицей. Так вот, меня называли «итальянкой» за манеру бельканто. Когда Хураман тоже стала известной, знатоки оперной музыки о нас стали говорить, с легкой руки самой Ирины Архиповой, что одна из сестер поет как Каллас, другая — как Тебальди. Нас сравнивали со знаменитостями, прошедшими итальянскую школу, и этот акцент был не случайным. Дело в том, что для советской школы бельканто было редкостью — советские оперные певцы больше внимания уделяли непосредственно звукоизвлечению, то есть силе звука. Некоторых из них за рубежом иронично называли «стенобитными голосами». Нас же с сестрой отличала мягкая манера исполнения, и это было тоже по достоинству оценено знатоками…

Х. — Да, то время в советской музыке было отмечено вниманием к силе голоса как таковой. Все остальное, что требуется для грамотного вокала, ценилось как бы после этого, как бы во вторую очередь — бесконечное дыхание, интеллект, чувство стиля и чувство меры, артистизм, музыкальность, индивидуальность и т.д. А между тем только совокупность этих качеств дает возможность знатокам по-настоящему поразиться: что это за чудо, что за самородок!

Но дело даже не только в том, что в наши дни сместились акценты в профессиональной оценке голоса. Чисто обывательская оценка нашего вида искусства тоже стала иной, и это чувствуется в среде наших учеников. В свое время мы с Фидан, начиная свою карьеру, просто-напросто с удовольствием делали то, к чему имели талант, работали изо всех сил и, конечно же, мечтали о славе. Но уж никак не подсчитывали скрупулезно, сколько именно денег нам принесет наше искусство! Аплодисменты благодарных зрителей — вот что всегда было для нас с сестрой главной наградой… А сейчас любой молодой человек, начиная всерьез обучаться вокалу, сразу же, в начале пути, прагматично думает даже не только и не столько о славе, сколько о деньгах, какие ему принесет подобная карьера. Из жизни молодых уходит романтика вокального искусства…

— Сейчас, когда у вас обеих огромный опыт и исполнительской, и преподавательской деятельности, какой из этих двух сфер вы все-таки отдаете предпочтение?

Х. — Безусловно, исполнительской. Говорю за нас обеих. Хотя мы могли бы и в этой сфере сделать больше, чем сделали… Например, мне всегда мечталось о ролях в моцартовских произведениях, а они между тем практически никогда не шли на нашей сцене.

Ф. — Потому мы и говорим, что наш потенциал полностью так и не реализован. В Театре оперы и балета нам в свое время «создали все условия», чтобы раньше времени отправить нас на заслуженный отдых. Что ж, все понятно: к сожалению, не всегда удобно иметь в коллективе слишком ответственных исполнителей, не терпящих халтуры.

Х. — Думается, после реконструкции театра многое в его деятельности будет учтено и пересмотрено. И репертуар — в том числе. Ведь зритель все видит, от него не скроешься! Хотя, по правде говоря, зритель — мой добрый, мой любимый зритель! — за последнее время тоже, увы, изменился не в лучшую сторону… Вкусы публики резко упали. Но зрителя, особенно молодежь, надо воспитывать — это было всегда, и это было правильно! И делать это нужно на самых лучших образцах. Мы убеждены, что предлагать зрителю что-то некачественное — значит отравлять свой народ… И потому сами всегда очень тщательно продумываем то, что выносим на сцену, — и программу, и стиль, и язык… Именно тщательность отношения исполнителей к своей работе и есть тот волшебный ключ, который поможет найти лекарство от такой опасной болезни нашего времени, как падение вкусов публики.

Азербайджанские известия. – 2010. – 9 июня. – С. 1,3.