Стучащемуся да откроется

В наших сказках сороковая дверь всегда под замком и неизвестно, что за ней — счастье или несчастье

Премьерный показ художественного фильма «40-я дверь» режиссера Эльчина Мусаоглу во Дворце им. Гейдара Алиева совсем не случайно предварил Алим Гасымов, голос которого «принимал участие» в ленте. «Дуэт» прославленного ханенде с популярной сегодня рок-группой Alter-Ego HOST на сцене дворца выдался неожиданным и — одновременно — привычно безупречным. Он умеет это — передать состояние души в обстоятельствах самых разных. Как никто умеет.

Первый полнометражный фильм Эльчина (продюсер — Хагани Савалан, художник Эльхан Набиев, оператор Абдулрагим Башарат, в главных ролях снялись Гасан Сафаров, Эльмира Шабанова, Гюляр Набиева, Ровшан Агаев, Рафик Азимов и другие), известного доселе своими документальными лентами, сумел без особой раскрутки стать замеченным. Созданный на студии Ritm production при поддержке Министерства культуры и туризма и гранта международной швейцарской компании режиссером Эльчином Мусаоглу, фильм «40-я дверь» уже удостоен 8 международных премий и пяти почетных грамот. Достаточно сказать, что картина, впервые в истории отечественного кино принявшая участие в кинофестивале в США, где были ленты из 56 стран, взяла «золотую» премию Gold Remi Award на 42-м Хьюстонском кинофестивале, одном из самых престижных в мире, в номинации «Лучший зарубежный фильм». На Международном кинофестивале в Тибурон (США) Э.Мусаоглу был удостоен приза имени Федерико Феллини. А еще фильм номинировался на российскую кинопремию «Ника», учрежденную Киноакадемией России… Все это — факты, в особых комментариях не нуждающиеся.

Но сначала — о сюжете. Итак, «40-я дверь» — о чем она? Лента — о страшном времени, которое не так давно все мы пережили, — на исходе советских времен, в самую эпоху хаоса. И, как известно, любая политическая встряска ведет к детской трагедии, а всякая неблагополучная судьба ребенка — это неизменный отражатель «повреждения» в обществе, его погрешности.

А еще это было время рискованных азербайджанцев, пытавшихся завести свое дело в «ошарашенной перестройками с перестрелками стране», той самой, где еще совсем недавно «так вольно дышал человек». И вдруг, в одночасье, от устойчивого благополучия не остается ничего. Отца 14-летнего Рустама, главного героя фильма, убивают в Москве, куда-то запропала еще одна, последняя надежда семьи — дядя, что морячит на корабле, от него вот уже который месяц ни весточки. Так в огромном и безжалостном мире остаются двое — мать и сын из захудалого поселка, где-то за спиной города. Почти мистического района обитания с загадочным названием «40-сы гапы». (Почему 40-я? Сам автор фильма так отвечает на этот вопрос: «Вы наверняка помните наши сказки, где герой побеждает дива и открывает сорок дверей, выпускает прекрасных дев, животных... И только сороковая дверь находится под замком и неизвестно, что за ней, что его ждет — счастье или несчастье. Да и стоит ли ее вообще открывать?»).

Так подросток попадает в город, эту систему камерных пещер с идентичными нравами, собственно, для жизни малопригодной, а иной раз и несовместимой с ней. Выжить здесь малореально. Выжить в смысле личностно. Надо ли говорить, что ему приходится сталкиваться с множеством проблем, стоять перед выбором, от которого зависит многое. В своей неизбывной боли — оставленный один на один со своими вопросами, в поисках эфемерно исчезающей иллюзии, которая представляется ему то в виде случайных знакомых-ровесников, моющих чужие авто, то в виде «кумира» улицы, «умеющего», как тот сумел это всем внушить, жить…

Взрослеть пришлось форсированно, и то, что еще совсем недавно составляло привычное течение будней, вдруг предстало неуместным и даже абсурдным. Так, в ответ на слова матери о том, что он «должен учиться», Рустам резонно отвечает: «Зачем? Отец тоже учился и вот тебе — убит на базаре». И мать не находит что ответить. Да и как тут ответишь. В этом диссонансе слов и дел стоял один-единственный вопрос — самоспасения. Что, как оказалось, можно делать по-разному. Кто-то пускается во все тяжкие — аферы и воровство (Эдик), кто-то пытается (и небезуспешно) найти выгоду (Сурхай), а кто-то так и не сумеет пойти на сделку со своей внутренней сутью. Последним и был Рустам. И что интересно, этот в нем стержень, его мужские принципы восторгают мать; мечущаяся между «надо» и «не могу», лишившаяся единственной опоры в жизни — мужа, она, видя в сыне ту же отцовскую неприязнь к фальши и грязи, когда чувства топчутся, а принципы выглядят игрушечным домиком, говорит ему: «Не меняйся, прошу тебя…», обрекая его тем самым, по сути, вернее, фактически приговаривая к тому же концу — уцелеть мальцу в этой мясорубке жизни вряд ли реально.

В жестких законах улицы подросток пытается познать истину, еще не зная о том, что познание ее почти всегда приносит разочарование. Адаптироваться к новым условиям мальчику не по силам — он оказывается-таки выброшенным на обочину. Здесь очень легко было скатиться в слезу, жалостливость, в «сказ о бедной сиротке», чего не произошло. Суровое постановочное решение не дает соскользнуть в мелодраму.

…А началось все в 2003 году, с участия его в швейцарском проекте «Аванти», предназначенном для кинематографистов Южного Кавказа, где была принята заявка на его фильм — к слову, наставником его был знаменитый польский режиссер Кшиштоф Занусси, замечания которого относительно сценария Эльчин запомнил на всю жизнь — в течение года они встречались четыре раза по две недели каждый.

Напомню, что это первый фильм в Азербайджане, снятый по технологии «живой звук» — это когда запись идет сразу со съемочной площадки, а не накладывается впоследствии (такая система давно применяется во всем мире, но у нас пока только осваивается). Таким образом удается максимально реально передать все живые звуки, царящие во время съемок, что, безусловно, придает кадру убедительную достоверность.

Но глядя на этот непростой узел жизни, с ее нерешаемыми зачастую социальными проблемами и запутанностью драматических коллизий, с их чисто азербайджанской спецификой, особым мироощущением, складом мышления и системой ценностей, я невольно задавалась вопросом: как там, за далеким океаном, фильм этот мог быть понятен и близок чувствам людей, столь ментально далеких? Например, продажа ковра, последней реликвии в доме, дабы выжить физически. Ковер как память об отце, отдушинка тепла в холодно-прагматичном мире — эти и другие рефлексии мальчика, малопонятные среднестатистическому обывателю, тому же продавцу-мерзавцу. Так вот, как это и многое другое могло быть внятно им, благополучно респектабельным? Это непросто — вызвать сочувствие у современного зрителя, «проникнуть» их мироощущением своего героя — столь неблизких реалий.

Ответ напросился сам собой: искусство, если оно искренне, не имеет региональности. В творчестве очень важно то, что несет примету вечного. И в то же время облечено в приметы местные. Потому что главное в искусстве — это способность «перетекать» в души людей, а душа — она и есть та самая исходная точка, задействовав которую можно выйти на контакт со зрителем на самых разных континентах, достаточно лишь уметь настроиться на волну чужой жизни. Это как поэзия, что слышится сердцем. И фильм Эльчина лишь еще раз эту истину подтвердил.

Зная хорошо самого режиссера, скажу, что отождествление с героем фильма уж очень сильное, я говорю о его принципиальной жизненной позиции — да простится мне казенный стиль соцреализма! Правильно скроенный, без наносов и заносов, он из тех, кто не рассыпается по дороге. И пристально относящийся ко всему, что касается процесса. Помню, как он искал мост, который, по его задуму, должен был стать одним из «героев» фильма — по всему Азербайджану с картой в руках — тот самый мост, что впоследствии понесет смысловую нагрузку, «сыграв» роль некоего перехода — из поселка в город — из некогда уютного детства в жизнь взрослую, такую неясную и непредсказуемую. Объехав страну, он найдет свой мост в Шамкире…

Его режиссерским азартом пронизана вся лента — от начала до конца. Ему удалось очень важное — создать нужный климат, где способен быть убедительным как неувядающий профессионал, так и неумелый дилетант. То есть дает проявиться своим персонажам — так, главный герой, совсем еще юный, вызвал немалый интерес на показе в Хьюстоне. Что до мальчика — он и впрямь в роль вжился по полной.

Фабула фильма такова, что, в конце концов, клубок превращается в узел, распутать который герой не в силах. Не в силах был разрубить его хэппи-эндом и режиссер — у Бога свои сценарии… Последние кадры фильма. Звучащая горькой укоризной гениальная музыка Кара Караева — этот психофизический монолог, обращенный к предрациональному в нас, своего рода рентген души, с ее обертонами, с ее пульсирующей драмой и невиданным разбродом… Как прогляд в небо. Небосклон, затянутый тучами судьбы… Словно напоминая — у человека нет выбора: он должен быть человеком.

Эльчин — дебютант в сфере художественного фильма. А дебютант снимает без оглядок, в этом его несомненный плюс. И вместо того, чтобы сетовать на невысокие наши киновозможности, просто берет камеру и снимает кино. Автор «40-й двери» показал, что возможность самовыражения не обязательно кроется в благоволящих обстоятельствах. И что можно в рамках весьма скромной суммы снять фильм, который будет востребован в мире. И пока ломаются копья на предмет того, как поднять техническую базу отечественного кинематографа, кто-то снимает фильм, который становится «золотым» за кордоном.

Ну а мы? Отчего мы так скупы на поддержку чьего-то труда, чужих творческих усилий, а то и просто доброе слово? Зато известный американский кинокритик Петер Дебурже в издаваемом в Голливуде с 1905 года киножурнале Variety, весьма лестно отозвавшись о ленте, сравнил фильм Мусаоглу с итальянским неореализмом, когда-то сделавшим сенсацию в мире кино. Члены жюри фестиваля в Тибуроне, возможно, уловили эту связь и удостоили Э.Мусаоглу почетной премии.

А нам остается порадоваться за нашего земляка и вновь удивиться — почему критерии — тут и там — так часто не совпадают?

P.S. А на одном из последних фестивалей, где побывала лента, Международном кинофестивале дебютных фильмов с поэтичным названием «Дух огня» (Ханты-Мансийск), произошло и вовсе нечто неожиданное. После просмотра к нему подошли две женщины, одна из которых со слезами призналась, что фильм — о ней. О ней и ее сыне…

Натаван Фаиг кызы

Азербайджанские известия. – 2010. – 26 мая. – С. 3.