Теймур РУСТАМОВ, скульптор: «Бывают, знаете ли, фразы, которые западают в сознание на всю жизнь»

Теймур Рустамов происходит из большой династии художников. Совместно с отцом, Асланом Рустамовым, и братом, Махмудом Рустамовым, он принимал участие в воплощении в жизнь целого ряда проектов, связанных с монументальной скульптурой в Баку. Это монумент, посвященный трагедии Ходжалы, памятник общенациональному лидеру Гейдару Алиеву в парке им. Г.Алиева возле Украинского круга и другие проекты. Его собственные произведения с успехом выставлялись не только на родине, но и за рубежом, в том числе на знаменитом Венецианском бьеннале. Недавно Теймур Рустамов отпраздновал свой полувековой юбилей. А 3 декабря в Музее искусств им. Р.Мустафаева открывается его персональная выставка «…Вчера, сегодня, завтра…». В преддверии этого события с Теймуром РУСТАМОВЫМ побеседовала корреспондент «Азербайджанских известий» Наиля БАННАЕВА.

- Теймур муаллим, в этом году ваш день рождения совпал с праздниками. Отчего же вы не приурочили свою выставку к точной дате своего юбилея, как это часто делается?

- Так уж получилось. Вообще такая катавасия с «зазорами» между днями рождения – это, я вам скажу, карма нашего рода. Я, например, на самом деле родился 7 ноября (тоже, кстати говоря, в праздник – по советским понятиям). А записали меня в ЗАГСе как рожденного 17 ноября. Совершенно случайно – просто в документах ошибочка вышла. Ну а мои родные это уже исправлять не стали… Привыкли. (Смеется). Ведь то же самое происходило и с другими членами нашей семьи. У нас дома хранится древний домашний Коран, в котором из поколения в поколение записывались дни рождения детей. И у всех членов нашего рода в этом Коране стоят одни даты, а в светских документах – другие! Не миновала эта участь и моего сына, которому скоро год. Представляете, он родился в январе 2010 года, а его записали как рожденного… в октябре того же года! Просто перепутали цифры «01» и «10»… Ну, уж этого я стерпеть не смог. ведь октябрь 2010 года на тот момент еще не наступил! Еле-еле добился, чтобы исправили ошибку.

- Вы – член большой семьи художников Рустамовых. Думаю, вопрос о том, продолжили ли вы семейную традицию в выборе профессии, будет риторическим…

- Да, это у нас дело семейное. Первым из наших в сфере искусства проявился мой дядя, Джахангир Рустамов. Затем его примеру последовал мой отец, Аслан Рустамов, а позже – еще один их брат. Представители следующего поколения – я и мой брат – тоже стали художниками. Карьера моего отца как скульптора началась в 1958 году, когда он, вернувшийся домой после обучения в Строгановке, вместе со своими друзьями Альбертом Мустафаевым и Горхмазом Суджаддиновым создал проект фонтана «Бахрам Гур, убивающий дракона». Этот фонтан стал одним из символов нашего города…

Помню, когда я был дошкольником, мы с отцом каждый день пешком спускались из нашего дома на улице Ази Асланова к скульптурным мастерским – тогда, в начале 60-х, они размещались в здании Кирхи. Еще малышом я облазил не только все «боксы» мастерских, на которые был разделен зал Кирхи, но и все остальные закоулки этого таинственного здания. Даже на колокольню забирался. До сих пор помню надпись на колоколе – там было всего одно слово: «Lekma». Мне ужасно хотелось узнать, что оно означает, но так и не удалось…

В те годы в Баку полным ходом шла подготовка к открытию Музея Ленина. Мой отец получил заказ на скульптурную композицию для музея – она называлась «Ульянов-Ленин, читающий книгу» и должна была изображать Ильича в совсем юном возрасте.

- Примерно таким, как его изображали на октябрятских значках?

- Да, именно. Помните, каким он там был? Кудрявеньким таким мальчиком… Так вот, своего юного Ильича мой отец лепил с меня. Я как раз подходил по возрасту, да к тому же обладал густой курчавой шевелюрой. Правда, это я сейчас смеюсь, вспоминая, а тогда факт моего позирования для портрета «вождя мирового пролетариата» приходилось тщательно скрывать.

- Наверное, в те же годы вы и сами впервые приобщились к искусству?

- Конечно. У моего отца до сих пор бережно хранятся ранние детские рисунки его детей, мои в том числе. Они были сделаны как раз в те годы. И лепить я начал тогда же, в 4-5 лет. Кстати, отец с младых ногтей приучил меня к той мысли, что создание скульптуры – это тяжкий труд, на некоторых этапах – практически ремесленный, и настоящий скульптор должен прекрасно уметь выполнять все этапы этого процесса и не брезговать никаким делом на этом пути, каким бы нетворческим оно ни казалось. Приучал отец меня к этому не словами, а делами. Как известно, для модели скульптуры создается внутренний каркас, который затем, по окончании работы, разрушают. Но материалы, из которых он был собран, можно восстановить и использовать в дальнейшем в других работах. Вот и отец мой, разобрав очередной каркас, обычно вручал мне груду вынутых из него гвоздей, чтобы я их выпрямлял. Для этого у него была даже такая особая маленькая наковальня, с маленьким – по размеру – молоточком. Мне, ребенку, было удобно и интересно работать с таким инструментом, и я с удовольствием приобщался к ремесленной стороне творчества. Кстати говоря, гвозди я до сих пор забиваю просто отменно! (Смеется).

А если серьезно, то первая школа профессии, которую я прошел у своего отца, помогла мне в дальнейшем, уже в художественном училище им. А.Азимзаде и Тбилисской академии художеств, да и в дальнейшей карьере. Ведь в труде скульптора, между первым забиванием гвоздя и заключительной шлифовкой бронзы, есть великое множество этапов. И только последний из них я могу выполнять, как говорится, в белых перчатках. А до этого приходится тяжело трудиться, в том числе – физически.

- Был ли у вас соблазн когда-либо изменить скульптуре?

- Скажем так, я всегда искал в скульптуре новые горизонты, в том числе и в технике. Работал и по дереву, и по металлу. Не буду размышлять на тему того, к какому направлению можно отнести мои работы, – я не сторонник рамок и терминов, и все, что связано с «-измами», меня раздражает. Скажу просто: на данный момент я назвал бы сферу своей работы скульптурой с декоративно-ювелирным уклоном. Я очень люблю декор. Он позволяет дополнительно раскрыть сущность произведения. Помнится, покойный Санан Гурбанов не уставал повторять: «Скульптура должна говорить сама за себя». Я стараюсь придерживаться именно такого принципа.

- Наверное, именно такими будут все работы на вашей персональной выставке? Ведь она у вас юбилейная, а значит, как принято, «отчетная»…

- А еще она у меня – первая персональная. Да, не удивляйтесь. В последние годы как-то руки не доходили, вот только к юбилею собрался… А до этого, в 90-е, мне лично вообще не до выставок было. Те тяжелые годы меня сильно придавили. И выходом из этого затяжного кризиса я во многом обязан покойной Лейле Ахундзаде. В 2004 году она привлекла меня к участию в выставках современного искусства, и я словно ожил. Она была для меня, да и для многих других наших художников, больше, чем просто искусствоведом или куратором выставок – она помогла всем нам в трудное время, указав новые горизонты и пути в творчестве, подала нам надежду. Конечно, и сейчас в этой сфере хватает проблем, но те не менее положительные перемены – налицо.

- А в чем, по-вашему, состоит главная проблема современного визуального искусства в нашей стране?

- Наверное, прежде всего – в пренебрежении молодых художников к такой основе основ, как академическая база. Есть, конечно, отдельные таланты-самородки, но всем прочим обязательно нужна академическая подготовка. Я сам закончил академию и знаю, как важны отточенные профессиональные навыки и их дальнейшее совершенствование. В этом отношении художник ничем не отличается, скажем, от писателя, который должен непрерывно улучшать свою авторскую манеру, свой стиль, или музыканта, который по восемь часов в день должен проводить за инструментом.

Искусство – это прежде всего анализ. Для меня каждая из моих работ – прежде всего лаборатория для испытаний моих мыслей и идей. Я считаю, искусство должно удивлять. Сумел удивить зрителей – работа удалась. Нет – извини… А надо сказать, что современных зрителей удивить очень трудно. И даже не потому, что они стали более требовательными, нет. Скорее наоборот – они стали более рассеянными и менее заинтересованными. Люди словно постоянно спешат куда-то, скользят по жизни и ничего не принимают близко к сердцу…

Еще одна проблема в нашем искусстве – низкий уровень развития галерейного бизнеса и вообще арт-рынка в стране. Не то чтобы в этом отношении ничего не сделано. Сделано, и за последние годы довольно много, но все эти усилия – точечные, разрозненные. Нет центрального стержня, нет плана развития, понимаете? Словом, в этой сфере у нас еще край непочатый работы, а между тем художникам уже сейчас надо ведь как-то жить, продавать свои произведения. Я лично верю и в голодных художников, произведения которых продают за огромные деньги после их смерти. Такие художники есть во все времена. Но подобный путь – не для меня. Я считаю, что художник должен зарабатывать своим ремеслом. Это трудно, но я все равно благодарен судьбе за свою профессию. И не только за возможность зарабатывать своим трудом. И даже не только за то, что могу самореализовываться и совершенствоваться в своей профессии – это, в принципе, делает всякий, кто выбрал себе то дело, к которому имеет призвание. Главное, что художник, в отличие от представителей многих других профессий, может вносить свой вклад в поднятие духовного уровня человечества в целом. И я горжусь этим.

- Наверное, именно поэтому многие ваши работы носят обличительный характер, заставляют задуматься о тех кривых и скользких путях, которыми идет та или иная часть человечества, несмотря на все предупреждения…

- Из того, что я приготовил к персональной выставке, к таким произведениям можно отнести, например, работу «Человек-таблетка». Смысл ее прозрачен: эта работа – мой вклад в борьбу с наркотиками. Работ такой тематики (из серии «Нет наркотикам!») на моей персоналке будет несколько. А вообще на моей выставке будут показаны очень разные произведения. Разные не только по тематике, но и технике. Назвав выставку «…Вчера, сегодня, завтра…», я хотел отметить не только этапы собственного творчества, но и – на их примере – многообразие направлений современного искусства. Поэтому среди примерно 30 работ там будут и станковые произведения, и мобили, и видеоарт. В том числе – и та моя инсталляция, что была показана на Венецианском бьеннале.

Две из представленных работ будут интерактивными. О них я хотел бы рассказать сейчас подробнее, чтобы заранее подготовить потенциальных зрителей к сотворчеству… Одна из них – «Древо желаний». Эта композиция представляет собой каркас из пружины и спирали, имеющий форму дерева, возле которого разложены пачки стикеров. Каждый зритель, написав на листочке-стикере желание и прикрепив его к металлической ветке, имеет возможность внести свой вклад в создание рукотворного «пира» - места поклонения. И как знать, может, эти желания и впрямь исполнятся?

Другая работа – это огромный лист бумаги, рядом с которым лежат особые маркеры со спецчернилами. Такая вот «tabula rasa»… Каждому зрителю предлагается внести свой вклад в копилку мудрости, написав на листе любимый афоризм. Бывают, знаете ли, фразы, которые западают в сознание на всю жизнь. Для меня лично первой такой фразой стало выражение Людовика XIII: «Обилие сладкого ведет к пресыщению». Мне было 12 лет, когда я оценил всю глубину этих слов… Затем были великие слова других известных людей, прежде всего фантастов – Шекли, Азимова и других. Я вообще очень люблю фантастику, так как она более других жанров дает повод к размышлениям.

Вы спросите, что принципиально нового в идее собрать афоризмы, что называется, с миру по нитке? Отвечу. Фишка моей работы в том, что каждые несколько секунд инфракрасная подсветка листа гаснет, и он становится девственно белым. Все написанное словно исчезает… Потому что иногда афоризмы не идут человеку впрок. А иногда сама жизнь стирает старые истины, чтобы освободить место новым.

- В интерактивности этих ваших работ есть нечто от сакральных обрядов…

- Может быть. В юности я увлекался сакральными науками – хиромантией, астрологией и пр. Но когда впервые прочитал книгу на тему «Как стать счастливым?», то понял, что мне не нужны советы, изложенные в ней, – к большинству этих идей я пришел самостоятельно и уже очень давно. Причем осмысленно, а не по внушению. Внушению я не подвержен. Однажды, еще в 80-е, в Тбилиси, занесло нас с другом на сеанс гипноза в тамошней филармонии. Зал огромный, тысячи три человек – и почти все послушно исполняли то, что приказывали гипнотизеры со сцены! Меня эта чаша миновала – видимо, я не подвержен гипнозу. Но смотреть на других было жутковато… Когда мой друг очнулся от транса, то удивленно пожаловался мне, что у него почему-то болит затылок. Еще бы ему было не болеть, если за минуту до этого мой друг лежал между двумя стульями абсолютно прямо, не сгибаясь, а на нем прыгало несколько человек! Очнувшись, он ничего этого не помнил…

Словом, я против любого внушения. В том числе и религиозного, кстати. Искренне уважая религию, я тем не менее думаю, что она не должна диктовать человеку тот или иной выбор. Считаю, что каждый должен стараться осмысленно подходить к любому выбору в жизни, всегда идти своим путем. А главное – никому и ничему не завидовать. Зависть обязательно возвращается и отбрасывает человека назад в его духовном развитии.

- Значит, вы можете назвать себя оптимистом?

- Безусловно. Я очень оптимистично настроен по отношению к людям и к своему государству. Всегда надеюсь на лучшее и стараюсь беречь гармонию в душе. А эту гармонию мне дает прежде всего моя семья. Я стараюсь почаще собирать всех моих родных вместе. Неиссякаемый источник моей жизненной энергии – это ощущение того, что в нашей большой семье все друг друга любят и понимают.

Азербайджанские известия. – 2010. – 27 ноября. – С. 1-2.