Фатально преданный энтузиаст

Короткая, но яркая жизнь Рустама Мустафаева

стала примером беззаветного служения Родине

Азербайджанский государственный музей искусств, богатейшая сокровищница произведений национального изобразительного искусства, носит имя Рустама Мустафаева. Но — вот горькая усмешка судьбы! — наверное, не найдется ни одного такого другого храма культуры в нашей стране, который был назван именем человека, о котором рядовому посетителю музея, да и просто любому прохожему, известно столь мало… Между тем Рустам Мустафаев, с необычайно яркой и очень таинственной судьбой, стал в свое время путеводной звездой отечественного театрально-декорационного искусства. Впрочем, его талант был шире, гораздо шире… Уж не оттого ли жизнь его оказалась до боли короткой? Но, что гораздо грустнее, короткой оказалась в последующие годы и память о нем. Только сейчас, в год его столетия со дня рождения и 70-летия со дня смерти, наконец-то начинает восстанавливаться справедливость.

Десять лет назад, будучи преподавателем истории мировой культуры в одном из бакинских лицеев, я привела на экскурсию в Музей искусств им. Р.Мустафаева своих учеников. Подростки задавали вопросы о произведениях и их авторах. Я отвечала, рассказывала. Мелькали личности и эпохи. И тут один из ребят задал вопрос, кто был тот, чьим именем назван музей. Вот тут-то я и поняла, что знаю о Рустаме Мустафаеве не так уж много — во всяком случае гораздо меньше, чем о большинстве из тех, чьи работы выставлены в музее его имени.

Четырнадцатилетний сценограф

Театральный художник, отец-основатель этого специфического изобразительного ремесла в нашей стране — вот, пожалуй, и все... Информация о нем была не то что бы засекречена — ее скорее замалчивали. Почему? Только теперь, спустя годы, я могу — да и то лишь догадками, опираясь на некие непреложные факты, — ответить на этот вопрос.

Если бы только знали те мои ученики, что человек, о котором они спрашивали, стал сценографом серьезного столичного театра, будучи ненамного старше, чем они сами — в четырнадцать лет... А что было делать? Он был сыном известного в городе фармацевта Мамеда Ганифы Мустафаева. Но после смерти отца был вынужден зарабатывать деньги для своей семьи, оставшейся без кормильца. За плечами у Рустама на тот момент было общее образование в реальном училище. В 1924-м, придя на работу в театр, он был студентом Азербайджанской государственной художественной школы (ныне — Азербайджанский колледж искусств им. А.Азимзаде). Завершил специальное образование только в 1926-м, причем получил диплом сразу по двум отделениям — живописи и театрально-декорационному.

Как и многие юные (и не только юные) творческие люди в те годы, Рустам Мустафаев не избежал влияния формализма (конструктивизма, экспрессионизма). Еще бы ему, талантливому и неугомонному, было не подхватить эту притягательную зарубежную «заразу», этот авангард творческой мысли того времени! Но тяжелая поступь соцреализма именно тогда окончательно растоптала всякие ростки свободомыслия в культуре Страны Советов. В этой тяжелой атмосфере многие художники предпочли добровольно перейти в стан последователей соцреализма. Впрочем, если талант мелковат, то от него по любую сторону баррикад мало проку. А вот за такие крупные личности, как Рустам Мустафаев, властям явно стоило бороться.

На первый взгляд, соцреализм сумел одержать в душе Рустама легкую победу над формализмом. Этот этап творчества художника с удовлетворением отмечает Н.Миклашевская в своей монографии о нем (кстати, единственном вплоть до сих пор крупном труде о Р.Мустафаеве!): «Историческое решение партии от 23 апреля 1932 года о перестройке литературно-художественных организаций сыграло решающую роль в развитии советского искусства и обращении его к реализму. В связи с этим началась и творческая перестройка Р.Мустафаева».

Монография Н.Миклашевской вышла в свет в 1959-м. Сейчас, с дистанции в несколько поколений, понимаешь, что это еще вопрос, к чему в те годы с большим основанием стоило бы отнести выражение «творческая перестройка» — к судьбе Р.Мустафаева или судьбе соцреализма в отечественном театральном искусстве. Потому что иногда личность в истории играет роль катализатора великих процессов.

Но почему именно он, Мустафаев? Прежде всего потому, что он был первым. И не только по хронологии. Но для начала проясним именно хронологию. Та же Миклашевская, при всей своей партийной ангажированности, в этом вопросе зрит, что называется, в корень и расставляет все по своим местам. Говоря о месте Р.Мустафаева в отечественном театрально-декорационном искусстве и его предтечах, она замечает: «До этого Азербайджан не имел национального художника (по театру. — Авт.), если не считать Бехруза Кенгерли (1892–1922), создавшего ряд живописных декораций к некоторым спектаклям нахчыванского театра». И продолжает чуть позже: «С первых лет установления советской власти активное участие в оформлении спектаклей принимает Азим Азимзаде (1880-1943). Однако А.Азимзаде не был в полном смысле слова театральным художником. Это дает нам основание считать Рустама Мустафаева первым профессиональным театральным художником республики, получившим специальное образование».

Орден за «Кероглу»

За пятнадцать лет работы на театральной ниве Рустам Мустафаев оформил как художник-постановщик свыше сорока спектаклей отечественных и зарубежных авторов в нескольких театрах. Вот как описывает характерный «почерк» его творчества Н.Миклашевская: «Отличное знание сцены, драматургии, изучение истории, архитектуры и искусства Азербайджана позволяли Рустаму Мустафаеву быть не только художником-декоратором. Большой творческий диапазон позволил Р.Мустафаеву охватить все жанры сценического искусства — он создавал декорации и делал эскизы костюмов к опере, драме, балету и музыкальной комедии». В ранней юности Рустам, согласно воспоминаниям его друга — известного художника, заслуженного деятеля искусств Газанфара Халыгова, — будучи недоволен статичным устройством сценической площадки, придумал и разработал… нет, не привычный нам сейчас поворотный круг сцены, а целую поворотную сцену в форме восьмерки!

Карьера Рустама взяла старт в уже упоминавшемся Сагиттеатре, куда парнишку, по его собственной просьбе, устроил его педагог Вячеслав Иванов (крупный специалист, он работал в бакинских театрах до 1936 г., а потом переехал в Москву, где стал художником Центрального детского театра). Сотрудничество Мустафаева с Сагиттеатром (с 1926-го — уже как штатного сотрудника) продолжалось до 1933 года. За это время художник успел пройти двухгодичные курсы повышения квалификации в Москве.

Потом Сагиттеатр, переименованный в Азербайджанский рабочий театр, переехал в город Кировабад (ныне — Гянджа), а затем Рустама Мустафаева, которому тогда было всего двадцать три (!), пригласили в качестве главного художника в Азербайджанский драматический театр. Там он проработал пять лет, после чего занял пост директора Азербайджанского центрального управления охраны памятников, где и трудился три года, вплоть до самой смерти.

Знаковыми для творчества Р.Мустафаева стали осуществляемые Азербайджанским драмтеатром постановки пьес его близкого друга, знаменитого драматурга Джафара Джаббарлы. Переплетение судеб этих двух ярких творческих людей не распалось даже с их смертью. В Аллее почетного захоронения Джафару Джаббарлы и Рустаму Мустафаеву выпали места по соседству друг с другом: двое соратников и там, в вечном покое, оказались бок о бок — точно так же, как работали при жизни…

Будучи большим знатоком архитектуры, Рустам Мустафаев сделал фирменным штрихом, «фишкой» своего оформительского стиля аутентичные панорамы той или иной конкретной местности, используемые в качестве задника сцены. Здесь он не признавал ни размытых условностей, ни «лобового» натурализма, а всегда находил, как бы это ни было трудно, золотую середину, свой путь.

Ярким примером торжества этого принципа стали макеты декораций Р.Мустафаева к музыкальной комедии Уз.Гаджибекова «Аршин мал алан» в постановке 1940 года. Здесь художник, в частности, использует «говорящие» интерьеры. Залитая солнцем открытая веранда в доме Аскера символизирует раскрепощенность и свободу от отживших свое условностей, тогда как глухая стена ограды дома Султанбека — прямое олицетворение косности. Стена эта в одном месте треснула — и это явный символ грядущих перемен…

Но прежде всего эти макеты примечательны тем, что в них Мустафаев, верный своему принципу точности, воссоздал архитектуру и природу Шуши — города, в котором, по замыслу Уз.Гаджибекова, происходит действие этой комедии. К сожалению, самому художнику не довелось увидеть постановку «Аршин мал алана» в тех декорациях. Они были впервые использованы на сцене только в 1956-м, когда вновь открытый Азербайджанский государственный театр музкомедии начал сезон спектаклем «Аршин мал алан». По макетам Р.Мустафаева декорации для этой постановки воссоздал другой художник — А.Аббасов.

Своего пика все идейные и технические творческие принципы Рустама Мустафаева достигли в период его работы над декорациями к опере Уз.Гаджибекова «Кероглу». Ее премьера состоялась в Баку в 1937-м. А год спустя премьерой «Кероглу» в Москве, в Большом театре, открылась Декада азербайджанского искусства. На сей раз великая опера Узеир бека предстала перед зрителями в несколько иных декорациях, чем в Баку. Основой идеи художника-постановщика стало резкое визуальное противопоставление двух миров — погрязшего в чванливой роскоши дворца тирана Гасан хана и суровой, аскетической крепости Ченлибель, оплота повстанцев. И там, и здесь в качестве исходной основы для творчества художником были взяты реальные памятники архитектуры. Например, большой мост XVII века, расположенный в одном из регионов Азербайджана. Или Диванхана — одна из построек Дворца Ширваншахов в Баку (в те годы историки и археологи были единодушно убеждены, что этот павильон служил судилищем, поэтому Мустафаев использовал его архитектурный образ как символ жестокой расправы Гасан хана над восставшими).

Как известно, детищу Гаджибекова был сужден долгий успех — «Кероглу» и в наши дни с блеском ставится в Азербайджане и за рубежом. Что же касается Мустафаева, то его, не побоюсь этого слова, полноценное соавторство с Гаджибековым в подаче спектакля было отмечено по достоинству: художник-постановщик был награжден орденом «Знак почета». Он стал первым азербайджанским художником, удостоенным правительственной награды.

Весь мир — театр,

но театр — не весь мир…

Работа в качестве театрального художника занимала основное место в жизни Рустама Мустафаева, но не была единственным полем его деятельности. В последние годы жизни он, как уже упоминалось, занимал пост директора Азербайджанского центрального управления охраны памятников и в этом качестве руководил реставрацией ряда памятников азербайджанской архитектуры эпохи Низами, а также Дворца шекинских ханов (XVIII в.). Он координировал действия в этом направлении сразу нескольких крупных организаций — Академии архитектуры СССР, республиканского Союза архитекторов, Института академии наук Азербайджанской ССР и др. Писал научно-исследовательские статьи на тему исследуемых памятников. И все это — не оставляя работы в театре!

А еще он занимался станковой живописью и графикой. Причем в графике работал особенно широко — делал плакаты, создавал книжные иллюстрации и даже, обладая от природы отменным чувством юмора, баловался дружескими шаржами. И одновременно выступал как специалист по оформлению интерьера. В 1938-1939 годах он был главным художником азербайджанского павильона Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, оформление которого заслужило высокой оценки правительственной комиссии.

Особым направлением его деятельности во второй половине 30-х стало устройство крупных выставок в Баку, Тбилиси и Москве: к 15-летию Азербайджанской ССР, к юбилеям Фирдоуси, Шота Руставели и Пушкина. Апофеозом этой деятельности стала подготовка экспозиции к 800-летнему юбилею Низами. Работа над ней началась в 1939 году. В это же время перед лучшими творческими силами республики была поставлена задача создания литературно-исторического музея, основной базой которого и была призвана стать та самая выставка.

Музей великого Низами… Разве мог такой неугомонный и креативный человек, каким был Рустам Мустафаев, остановиться на организации выставки, зная, основой чего она должна была стать? Неудивительно, что очень быстро его творческий темперамент, подобно вспыхнувшему пламени, перенесся на интерьеры и даже фасад здания нового музея. Вместе с Л.Керимовым, И.Ахундовым, Г.Халыковым и Н.Фатуллаевым Р.Мустафаев создал эскизы интерьеров музея Низами. Они стали одной из вершин его творчества как декоратора.

Музей был достроен в 1947-м — в год, когда в Союзе широко отмечали юбилей со дня рождения Низами. Но Рустаму Мустафаеву этого уже не суждено было увидеть…

Таинственная фраза в некрологе

Еще до войны, летом 1940 года, из Ленинграда в Баку прибыла группа специалистов, работавших над проектом установки памятника Низами в сквере у здания Монолита, перед будущим музеем великого поэта. В качестве одного из организаторов юбилейных торжеств Рустам Мустафаев не только помогал гостям в работе, но и взял на себя организацию их отдыха в свободное время. 19 июля он повез их в поселок Бузовна, на тамошний знаменитый пляж. Вместе с ними поехали его мать, жена и дочь. И в тот роковой день там, в Бузовне, произошло непоправимое. Он утонул на глазах у своих коллег и домочадцев…

Стандартные слова «трагическая случайность», ставшие официальным вердиктом властей по поводу этой трагедии, если вдуматься, не объясняли ничего. Правда, в те времена чрезмерная вдумчивость, даже и в менее серьезных вопросах, могла стоить советскому человеку свободы, а то и жизни. Оттого официальная причина смерти Рустама Мустафаева не подвергалась сомнению — во всяком случае вслух... Однако на бакинских кухнях шепотком на этот счет говорили немало. Поговорить и вправду было о чем… Всем, знающим Рустама, было известно, что он обладал отмеченным здоровьем, хорошо плавал, да и бузовнинский участок побережья знал как свои пять пальцев. В склонности к суициду его — красавца и любимца женщин, веселого и талантливого художника, сделавшего стремительную карьеру — тоже никак нельзя было заподозрить. Молодой, успешный, полный сил и планов на будущее — ему ли было умирать?

«Бесподобный красавец, умница, душа компании, такой одаренный и во всех смыслах щедрый… Он был так безумно любим всеми, кто его знал, что об этом говорили очень долго даже после его смерти. Она и сейчас идет к нам, как свет далекой звезды…» — так вспоминает о Рустаме Мустафаеве его племянница, Эльмира Гаджиева.

Если глубоко вдуматься (благо, в наши дни это действие уже не приравнивается к гражданскому подвигу), то осторожный, еле заметный намек на возможную истинную причину смерти Рустама Мустафаева можно встретить даже там, где подобную подсказку ожидаешь увидеть меньше всего — в официальном некрологе. Там художник, в числе прочих лестных эпитетов, удостоен и такого: «…энтузиаст, фатально преданный родному искусству своего народа…». Ничего странного не заметили? Вообще-то с точки зрения лексики здесь было бы гораздо уместнее слово «фанатично», а не «фатально». Я уж не говорю о том, что слово «преданный» имеет в русском языке два значения… Итак, кто-то посчитал нужным сознательно продемонстрировать столь многозначительную «неграмотность». Некролог подписан большой группой известных деятелей культуры, начиная от самого Узеира Гаджибекова. Но из-под чьего пера вышел непосредственно сам его текст? Этого мы уже никогда не узнаем.

Бронза и мрамор к юбилею

В первые годы после смерти Рустама Мустафаева его личность была более чем достойно отмечена государством. Указом Президиума Верховного Совета Азербайджанской СССР от 1 июля 1943 года имя Рустама Мустафаева было присвоено Азербайджанскому государственному музею искусств. Это была не только высокая, но и, без преувеличения, уникальная честь. Согласитесь, музеям нечасто присваивают имена современников — обычно этой почетной роли удостаиваются классики.

Кроме того, на протяжении всех тех лет, пока директором этого музея был Казим Казимзаде, лично знавший Рустама, в стенах музея ежегодно торжественно отмечался день рождения того, чье имя было присвоено этому храму искусства. На эти мероприятия директор неизменно приглашал и мать безвременно ушедшего художника. Но после смерти Казимзаде традиция ежегодных «мустафаевских дней» в музее сошла на нет…

После этого на протяжении долгих лет в Азербайджане о Мустафаеве напоминали, помимо названия музея, только его бюст работы Токая Мамедова в том же музее да мемориальная доска на доме №16 по улице Мухтадыра: «В этом доме жил театральный художник Рустам Мамед оглу Мустафаев (1910-1940)». Во всем остальном Р.Мустафаеву, в отличие от многих других деятелей искусства, повезло меньше: ни имеющих отношение к нему архивных документов, ни даже его собственных произведений в музеях практически нет.

Некоторой коллекцией в этом отношении может похвастаться только Музей театра им. Дж.Джаббарлы, но представленные там наброски эскизов относятся к самому раннему периоду творчества художника — это декорации к постановке в Сагиттеатре драмы «Скупой рыцарь» (1925 год, режиссер Д.Векилов). Ряд архивных материалов, касающихся жизни Рустама Мустафаева, хранятся у Эльмиры Гаджиевой (пользуясь случаем, выражаю ей признательность за предоставление этих документов для моей работы над данной статьей). Кстати, сама Эльмира ханым, химик-технолог по образованию, работает не где-нибудь, а в Национальном музее истории, и это по-своему символично.

Что же до работ Рустама Мустафаева более позднего, зрелого периода, то они находятся в Москве. Туда их после гибели Рустама увезла его вдова, Нина Мустафаева-Минкевич. Сейчас, продолжая эстафету памяти, эти семейные реликвии хранит дочь Рустама Мустафаева, Наиля ханым. Спасибо этим двум женщинам за то, что благодаря им лучшие работы художника не канули в Лету, но… Все же было бы правильнее, если бы эти произведения украшали собой коллекцию музея, который носит имя Рустама Мустафаева.

Однако еще сложнее, чем с архивными документами или произведениями художника, обстояло до недавнего времени дело с его надгробием. По рассказам Эльмиры Гаджиевой, похороны Рустама были далеки от чинной, казенной, официальной церемонии. В последний путь художника провожали толпы глубоко скорбящих людей, а некоторые особо экзальтированные поклонницы даже мешали обряду погребения, не давая забросать могилу землей. Случается, что подобным образом провожают всенародно любимых актеров, но живописцы любого ранга такой чести удостаиваются редко… Это дорогого стоит.

Казалось бы, после столь пронзительных похорон на могиле человека такого масштаба, как Рустам Мустафаев, стараниями государства должен был как можно быстрее появиться пышный памятник. Но после похорон временно водрузили обычное простенькое надгробие — надо было выждать год, чтобы осела и утрамбовалась земля. А год спустя из динамиков по всему СССР уже вовсю неслись тревожные сводки о тяжелом положении на фронтах… В такой обстановке было не до роскошных памятников, даже для тех, кто лежал в Аллее почетного захоронения. Впрочем, и после войны семья Рустама Мустафаева, по скромности своей, не стала просить власти о достойном оформлении места его упокоения. А то самое надгробие стало служить прямой иллюстрацией выражения: «Нет ничего более постоянного, чем временное».

В первый раз семья художника заговорила об увековечении памяти покойного ближе к 1990-му, году его 80-летия. Именно тогда Наиля Мустафаева, дочь Рустама, обратилась в соответствующие органы республики с предложением отметить эту дату. Предложение было встречено с энтузиазмом, уже было запланировано мероприятие, но… Как раз в это время Азербайджан рухнул в бездну Кровавого января. Естественно, торжественное мероприятие было отменено — юбилей художника в эти дни растворился в слезах массовой скорби на всенародном ясе.

А вскоре разнузданное лихолетье начала 90-х вихрем смело с могилы художника даже то скромное надгробие, какое находилось там все эти полвека. Кто-то польстился на этот кусок мрамора и унес его…

Благотворный и головокружительный переворот в судьбе — нет, уже не самого художника, а памяти о нем — произошел лишь совсем недавно, в связи с капитальной реконструкцией Аллеи почетного захоронения. В феврале нынешнего года было торжественно отмечено 100-летие Рустама Мустафаева, а в мае на могиле художника установлен великолепный памятник, юбилейный подарок от Министерства культуры и туризма и Союза художников страны. Бронзовый бюст на строгом постаменте из черного мрамора затенен соснами и слегка скрыт самшитовым бордюром. Но найти его легко — он расположен бок о бок с могилой общенационального лидера Гейдара Алиева. Как видим, Рустаму Мустафаеву и после смерти везло на достойных людей рядом с ним…

Наиля БАННАЕВА

Азербайджанские известия. – 2010. -23 октября. – С. 3.