Воспоминания об инферно

Нияз Наджафов внес в наше искусство свой неповторимый стиль — сплав откровенности и сарказма

Путь художника к славе бывает разным. Иногда — очень запутанным и извилистым, когда приходится блуждать во мраке не только творческих исканий, но и житейских обстоятельств. Это уже потом вдруг, если повезет, — луч света в темноте и желанная свобода, а вместе с ней — и признание. Одна из таких судеб, которая вершится в наши дни, на наших глазах, — жизнь художника Нияза Наджафова.

В детстве и отрочестве Нияз не торопился начать традиционный для юного художника путь к будущим вершинам с какой-нибудь изостудии, несмотря на то, что рос в семье, где к этой профессии относились с особым пиететом. Мама его была чертежницей, отец в юности начал было учиться в художественном училище им. А.Азимзаде, но после женитьбы оставил обучение ремеслу художника и поступил в политехнический вуз, чтобы получить профессию, которая в те годы более гарантированно могла бы помочь ему обеспечивать семью. Дядя Нияза, напротив, сделал средством заработка именно изобразительное искусство и преуспел, ибо выбрал редкую, а стало быть, востребованную технику — витраж. И, наконец, тетя Нияза, также художница, была невесткой легендарного исследователя национального ковра Лятифа Керимова.

Так что одаренному мальчику было на кого равняться в творческой сфере, и все же его больше привлекала спортивная карьера. С пятого класса он начал основательно заниматься боксом, затем — тяжелой атлетикой. После школы был физкультурный техникум. Потом — институт физкультуры. После получения спортивного образования Нияз Наджафов занялся тренерской деятельностью — стал учить ребятишек каратэ. Он предпочитал стиль киокушинкай. Был не только тренером, но и действующим спортсменом. С приходом к власти Народного фронта для спортивного образования в стране, как и для многих других сфер жизни общества, начался сложный период, и Нияз Наджафов лишился любимой работы.

Правда, нельзя сказать, что он был невостребован, — его, талантливого спортсмена, в ту пору звали на службу и в КГБ, и в полицию. Но 22-летний романтик хотел работать по специальности. И стал искать соратников по своему любимому киокушинкай на просторах только что распавшейся большой страны — от Украины до Сибири. В Украину, памятную по армейской службе, Нияз даже съездил, причем с серьезным намерением на некоторое время поселиться там, чтобы заниматься киокушинкай. Но жизнь показала, что все обломки Страны Советов оказались одинаково острыми. Проблемы были у всех республик, просто у каждой — свои. И Нияз Наджафов понял, что правильнее будет вернуться домой.

Впрочем, тут свою весомую роль сыграла и любовь к родному Баку. Даже сейчас, когда позади самые тяжелые годы и судьба начинает одаривать его славой, Нияз Наджафов заявляет: «Мне очень хотелось бы на год выехать за границу — увидеть воочию полотна Рембрандта и Ван Гога (вообще-то для меня нет незыблемых авторитетов, но эти двое — те, от творчества которых я «отпрыгиваю», как от трамплина). Словом, поехать туда мне было бы крайне важно — как говорится, «у себя в спортзале чемпионом не станешь». Но только на год! Я не смогу без Баку…» Не смог и тогда. Вернулся. В 1993 году поступил на службу в бакинскую муниципальную полицию и стал работать тренером в спорткомплексе «Буревестник». Затем ушел работать в охрану МВД. Но, будучи творческим человеком, он и в спорте хотел свободы. Осознав это окончательно, он ушел из МВД на вольные хлеба — стал частным тренером для «богатеньких Буратино».

Изобразительное искусство в эти годы прочно заняло свою нишу в его жизни — за один только 1994 год Нияз создал около полусотни графических листов. К сожалению, тогда все это оставалось для него пусть и дорогой сердцу, но игрой, забавой. Но самое грустное было то, что и работа, которую он считал основной, к середине 90-х тоже стала для него лишь забавой, при всей любви к спорту... Легкие деньги вскружили Ниязу голову и в конечном счете сломали его жизнь. Около десяти лет, до начала 2000-х, он пребывал в глубоком инферно, описания которого хватило бы на десяток криминальных романов. Тут было все — и наркотики (с которых, собственно, все и началось), не говоря уже об алкоголе, и бандитский мир с его жестокими законами, и тюремное заключение в особой зоне для бывших полицейских, и пребывание в психиатрической лечебнице (куда его определили ради его же блага — для того, чтобы снять с иглы).

Казалось, что выхода из этого ада нет. Но то, что не смогли сделать крепкие стены с решетками — вернуть парня на путь истинный, — смогли сделать вера и искусство. Та самая вера, к которой этот бывший спортсмен имел самое отдаленное отношение, и то самое искусство, встречи с которым он столько лет пытался избежать…

Многое пришлось восстанавливать. Многого было уже не вернуть — и прежде всего отца, умершего еще нестарым, но раздавленным горькой судьбой сына… Жизнь имеет четкую черно-белую раскраску только в ироничных высказываниях, в реальности же постепенный переход от полосы горя к полосе счастья — этакая серая полоса — может изрядно затянуться. Вот и Нияз Наджафов шел к свету отнюдь не семимильными шагами. Надо было кормить семью. Он подрабатывал на вагоноремонтном заводе, помогал дяде с витражами, писал полотна и продавал их по себестоимости холста и красок (спасибо, родственники выручали)...

Чудом выбравшись из холодного плена иллюзий, губительных для души и тела, Нияз Наджафов научился ценить жизнь. Он неустанно спасает тех, кто уже сел на иглу, и не дает начать этот путь по наклонной плоскости тем, кто по наивности думает, что «от одного раза ничего не будет».

Сам он об этом говорит так: «У меня во дворе нет ни одного наркомана — я всех ребят заранее предупредил о том, что это такое. Предупреждать людей об этой опасности — это, наверное, и есть то, для чего я выжил. Если из ста тысяч наркоманов хоть один после моей беседы с ним бросит, значит, я свою жизнь прожил не зря».

К 2003 году Нияз Наджафов почувствовал, что желанный свет уже совсем близко. Вместе с тем, как говорили древние, «ночь темна перед рассветом». Денег катастрофически не хватало, жизнь становилась все труднее, хотя, казалось бы, дальше уже просто некуда... Однажды, жарким летним днем, Нияз ехал в автобусе в расстроенных чувствах — после того, как ему в очередной раз отказали выставить его работы в одной из галерей города. Не выдержав тяжелых дум, он отчаянно взмолился ко Всевышнему, прося знамения, знака — сегодня, сейчас! Когда он вошел домой, то буквально через несколько минут зазвонил телефон. Старый друг сообщил, что хочет привести к нему своего приятеля — тому нужна была картина для подарка матери. Клиент выбрал из имеющихся полотен то, что приглянулось ему больше всего (это был «Фруктовый дождь»), и хотел было заплатить художнику целых 50 долларов… Но Нияз взял с него в три раза меньше — ровно столько, сколько стоили краски. Главным для художника было другое: Нияз Наджафов понял, что надо продолжать работать в живописи. И стал мечтать, что когда-нибудь сможет выставить свои полотна в какой-нибудь из лучших галерей страны.

Его мечты осуществились раньше, чем он мог подумать. В 2004 году его друг, художник Махмуд Рустамов, и его супруга Наира, тоже художница, познакомили Нияза Наджафова с искусствоведом и арткуратором Лейлой Ахундзаде, заведующей сектором ИЗО Министерства культуры страны. Лейла ханым занимается современным искусством Азербайджана, возглавляет ассоциацию «Крылья времени».

Знакомство с Лейлой Ахундзаде стало переломным моментом в судьбе Наджафова. Это был давно ожидаемый выход на светлую полосу жизни… В 2005 году полотно Нияза Наджафова «Поцелуй украдкой» (пародия на одноименное произведение Фрагонара) было представлено зрителям на выставке современного искусства в галерее имени Саттара Бахлулзаде.

Полотна Нияза Наджафова по большей части трагичны, жестки и жестоки. Они порою — визуальное предупреждение тем, кто побывал в том же инферно, что и сам Нияз, все еще пребывает там или же еще только собирается вступить на путь этого порока. Так, в прошлом году, во время Дней культуры Азербайджана в ФРГ, в Берлине было выставлено полотно Наджафова «Иерархия» (позднее эта вещь была приобретена супругой посла Германии в нашей стране). Сюжет картины — приготовление (варка) наркотика. «По лицам и позам легко можно понять, кто в этой группе пахан, кто — доставщик, кто — новичок, и т.д.», — говорит художник. Среди его работ на схожую тему можно отметить такие, как «Ломка», «Передозировка», «Приход», и другие, пугающе реалистичные в своей горькой откровенности.

Среди сюжетов работ Нияза Наджафова много личных впечатлений. Например, сцены из сумасшедшего дома («Наполеон» и другие работы). Там, в этом круге ада, художнику довелось наблюдать множество колоритных личностей, от здоровенных охранниц с наколками на руках до странных человечков, ушедших, в отличие от самого Нияза, в свои выдуманные миры по-настоящему и навсегда. В этом смысле картину под названием «Фюрер», с лицом Гитлера, отражающимся в зеркале, тоже можно считать сценкой из сумасшедшего дома.

Зеркало вообще часто появляется в сюжетах работ Наджафова. Оно тревожно выглядит даже в таких относительно оптимистичных полотнах, как «Утро», где здоровый, сильный, довольный собою мужик глядится в зеркальце в ванной. Зеркало — портал в другие миры. И эти порталы Нияз Наджафов щедро, но зачастую с убийственным сарказмом открывает зрителю…

Кстати, о сарказме. Ряд работ художника иначе как карикатурами не назовешь. Это удивительное родство живописи и графики, сочетание вечной, «монументальной» техники масла и мимолетного на первый взгляд остроумия — одна из узнаваемых черт творческой манеры Нияза Наджафова. Иногда это откровенная сатира, как в полотне «Степень подхалимства», наглядно демонстрирующем выражение «лизать до самых гланд». А иногда — скрытая усмешка, как в полотнах «Унитазы», «Расчески», «Лето» и др.

Очень много у него портретов. Родных, друзей, соседей, а также коллег по искусству он неутомимо увековечивает, раз за разом. Сам Нияз заметил, что зрители, не сговариваясь, отдают предпочтение не только его мастерству в этом жанре в целом, но и тем или иным определенным его моделям. Все рекорды в этом отношении побила его давняя знакомая, художница Афят Багирова — ее портреты, написанные Наджафовым, раскупаются как горячие пирожки, а два из них даже были приобретены Музеем современного искусства.

Я спрашиваю Нияза, чем он объясняет внезапно возникшую популярность своих работ. «Не знаю, — лениво отвечает он. — На мой взгляд, любой человек может рисовать, и каждый рисует свой бред. Я рисую свой». Не без кокетства ответ, конечно, но даже если все и в самом деле так, то давайте признаем честно: далеко не каждому удается превратить бред в брэнд. Видимо, зритель истосковался по суровой правде жизни, а Нияз — как раз тот, кто способен его накормить этой самой правдой…

Так или иначе, а в жизни Нияза Наджафова наконец-то наступила светлая полоса. Его работы выставляются за рубежом (они уже демонстрировались в России, США, Германии, Дании и других странах), приобретаются для музеев и частных коллекций на родине и в других странах. В прошлом году Нияз Наджафов стал одним из художников, представлявших Азербайджан на Венецианской бьеннале современного искусства, где две из его работ были приобретены известным коллекционером Альберто Сандретти.

Каковы же планы художника? Чего еще он может желать? Спросим у него самого. По всем привычным расчетам, следующей ступенькой на родине должно стать вступление в Союз художников. Но Нияз решительно отметает это предположение: «Буду и дальше рисовать свой бред…»

А на днях Нияз Наджафов провел пресс-конференцию, тема которой порадовала всех поклонников его творчества. Исполнилась еще одна мечта мятежного художника: он уезжает на год в Париж — как ему и хотелось. Он увидит те полотна, которые страстно мечтал увидеть. И вернется, будем верить, окончательно обновленным…

Наиля БАННАЕВА

Азербайджанские известия. – 2010. – 9 января. – С. 3.