«Ее ночи
прекраснее моих дней»
Балет «1001
ночь» на сцене Кремлевского дворца московская критика расценила как выдающееся
событие
7 февраля на
сцене Кремлевского дворца был показан балет азербайджанского композитора,
народного артиста СССР Фикрета Амирова
«Тысяча и одна ночь» в постановке народного артиста России, хореографа Андрея
Петрова. Спектакль, премьера которого состоялась 16 апреля 2010 года, вновь дал
возможность зрителям окунуться в волшебные восточные сказки и прекрасную
азербайджанскую музыку, а критикам — высоко оценить совместную работу
выдающихся мастеров культуры двух стран. Именно об этом и предлагаемая вниманию
читателей рецензия, размещенная на сайте kremlin-gkd.ru.
Когда «1001
ночь» называют сборником арабских сказок, я не возражаю: принято, так принято.
Однако в душе протестую всегда: «сказка вообще» не вдохновляет поэтов. Тогда
как упомянутый сборник служит источником страстного стиха тому, кто по складу
воин и путешественник, купец и авантюрист, мореплаватель и стрелок.
Восток творил
утонченные метафизические концепции, когда европейские рыцари не умели читать.
Восток создавал невероятно бессмысленные предметы роскоши, когда главное
украшение европейского замка — гобелен — всего лишь уменьшало сквозняки. Восток
учил Европу поэзии.
Ориентальную
плутовскую притчу менее всего можно назвать «бытовой сказкой». Почти каждая такая
история покоится на суфийской основе, и эта основа
ничуть не спрятана. Тогда как древнейшая «сказка» Европы оторвалась от
священных корней, превратилась в «бытовую» и ушла в балаган, благородным людям
оставив лишь младших сестер: сказку волшебную и героическую.
Выражение
«Восток — дело тонкое» не имеет смысла. Он прост, если вдохнешь его воздух
полной грудью и не отравишься.
Восток пропитан
любовным потом и кровью.
Как, скажите,
этот терпкий аромат воплотить в балете?
Только
обратившись к Востоку.
Скоро нам
начнут рассказывать сказки
Каждый
спектакль «Кремлевского балета» — попытка рассказать о чем-то, что лежит глубже
фабулы. Если это «Снегурочка», то властно заявит о себе миф; если Андрей
Петров, хореограф чуткий и бесстрашный, берется за проделки Фигаро, то ожидать
от них нужно полного погружения в смеховую культуру; если театр обращается к
«1001 ночи», то — будьте уверены — вас окутает знойное марево Бухары,
Самарканда, Дамаска, Баку. И не оставит надежду на то, что за раскаленным дувалом спрятан тенистый сад.
Новая премьера
театра — событие, выдающееся даже из ряда громких хореографических постановок
последнего времени. «1001 ночь» может быть названа народной не только потому,
что публике спектакль понравится. Его создавали лучшие представители народа.
Композитор —
народный артист СССР Фикрет Амиров.
Среди авторов
либретто — два народных писателя Азербайджана Максуд
и Рустам Ибрагимбековы.
Хореограф —
народный артист России Андрей Петров.
А сыгран
спектакль в декорациях народного художника СССР Таира Салахова.
Амиров написал свой балет в 1979 году. Слушая его сегодня,
понимаешь, что Страна Советов была бережлива к «народным» званиям отнюдь не из
скупости. Музыка Амирова отважно мелодична, в ней
слышны отголоски мугамов, но нигде композитор не
опускается до искусства этнических резерваций. Он не пытается пересказать
историю, в музыке если находишь быт, то вскоре чувствуешь кожей: это всего лишь позвякивают стаканчики «армуды».
А чайхана — это уже метафизика! Ибо в реальности «армуды»,
плотно вжатые в подстаканники, не звякают никогда.
О Салахове
нужно говорить не здесь. Я не являюсь специальным знатоком его творчества, но
то, что известно мне из его наследия, вызывает глубочайшее почтение.
Познакомиться с Таиром Теймуровичем было для меня
большой честью.
И огромной
радостью — еще раз насладиться танцем любимых балерин.
Трудно сказать
о танцовщиках что-то определенное в «1001 ночи». Не потому, что они плохи или
бесцветны, нет: техническим разговором о позициях и линиях не хочется спугнуть
волшебное ощущение трагического эротизма, двигающего повествование. Ведь все
начинается с супружеской измены, убийства, и вовсе не фигура палача, постоянно
присутствующего на сцене, делает последнюю лобным
местом, ежеминутно готовым к жертвоприношению.
Она соблазняет,
но это не
страшно
Высокий градус
священной эротики поддерживает Шехерезада — обещающая, соблазняющая, затягивающая. Жертва — сам Шахрияр, он умрет по всем законам мироздания, чтобы
оплодотворить эту вечную женственность в ее царстве — подземном, мифологическом
царстве мертвых, истинном «городе женщин». Балет о жизни, о возрождении.
Именно потому
не замыкается он на том, чем единственно был очарован Михаил Фокин в «Шехерезаде». У Ибрагимбековых
Аладдин чистит медную лампу, мореход охотится на птицу Рух, разбойников скопом
отправляют туда, откуда и появляться-то им не было должно, а праздник с
подменой «принц и нищий» уничтожает старый мир и утверждает новый.
Очарование в
том, что нам не читают лекцию о том, что кувшин, в котором находит смерть
разбойник, — традиционный символ женского лона, что преступнику не место в мире
гармонии и он возвращается в хаос; что убийство птицы
есть укрощение женщины; что если правитель перестает думать головой, то его
следует перевернуть, ибо мыслящий центр обязан находиться наверху…
Кристина Кретова в роли Шехерезады
обходится без букв. На книжную мудрость намекают декорации — тайные знаки
неведомой вязи Таира Салахова не позволяют нам забыть о том, что мы пребываем
внутри текста.
Балерина ведет
ансамбль. Ее слова суть актеры. Поскольку миф Шехерезады
— женский, то и главными членами каждого высказывания-предложения являются
танцовщицы. Будь то Алия Хасенова
в роли неверной жены или Наталья Балахничева как царевна Будур,
Александра Тимофеева в роли возлюбленной Синдбада,
невеста Алибабы Екатерина Ударцева,
или жена глупого султана Валерия Побединская, все они — слова и буквы в
причудливом монологе Кристины Кретовой.
Эту девушку
критик Сергей Коробков показал читателю «Линии» через «Волшебную скрипку»
Николая Гумилева. Наверное, тогда она играла.
Мне Кристина
танцевала стихи.
Я покидал Кремль, мучительно чеканя грусть:
«И снова
властвует Багдад,
И снова
странствует Синдбад,
Вступает с
демонами в ссору,
И от египетской
земли
Опять уходят
корабли
В великолепную Бассору».
Кристина и ночь
— единое целое. Именно в ней я обнаружил истинное я —
я возвышенных сновидений. И если мои дни хороши хоть чем-то, то нужно ли
объяснять, в чем источник их случайной значительности? Сиюминутно и
ослепительно!
Евгений МАЛИКОВ
Азербайджанские известия. – 2011. – 9 февраля.
– С. 3.