Он обогнал свое время

Самым заметным достоинством Афрасияба Бадалбейли

как исследователя была его необыкновенно широкая научная эрудиция

В учебниках истории азербайджанской музыки имя Афрасияба Бадалбейли связывается, в первую очередь, с его композиторским творчеством, с созданием первого полномасштабного азербайджанского балета. И лишь попутно, как бы на втором месте, отмечается его научная деятельность, в частности создание Музыкального словаря. А между тем внимательное изучение его научных и научно-публицистических работ открывает нам Афрасияба Бадалбейли как крупнейшего и оригинального исследователя азербайджанской музыки. И эта его роль в истории азербайджанской музыки, как мне кажется, остается недооцененной.

Если исходить из количественных критериев, то научное наследие Бадалбейли невелико; главенствующее место в нем принадлежит Музыкальному словарю, вышедшему в свет в 1969 году. Этому капитальному труду предшествовала другая, как бы предварившая ее работа — Словарь музыкальных терминов, изданный в 1956 году на правах рукописи. В этом ряду можно также отметить некоторые публицистические статьи Афрасияба Бадалбейли, которые содержат определенную информацию научного значения. Однако количественные критерии, как мы знаем, не всегда применимы к оценке научной продукции. Если судить о научном наследии Афрасияба Бадалбейли с точки зрения его собственно научной ценности, то следует признать, что в азербайджанской музыкальной науке ХХ века после Узеир бека Гаджибекова нет второй такой крупной фигуры, как Афрасияб Бадалбейли.

Вероятно, самым заметным, бросающимся в глаза достоинством Бадалбейли как исследователя является его необыкновенно широкая научная эрудиция. Если составить список его ссылок в Музыкальном словаре на труды западноевропейских, русских и восточных авторов — теоретиков музыки, философов, востоковедов, литераторов, то один только этот перечень даст нам представление о масштабе его научной информированности, о той широте, с какой он подошел к поставленной им научной задаче. Еще более сильное впечатление производит широта научной проблематики, затронутой им в его Музыкальном словаре, как в рамках словарных статей, так и в виде сносок к ним, в разделе «Примечания, комментарии и монографические сведения». В этом море ценной информации, содержащейся в словаре, можно обозначить, по крайней мере, три основных направления научных интересов Бадалбейли — 1) история и теория восточной музыкальной науки; 2) проблемы и задачи изучения традиционной музыкальной культуры Азербайджана на современном этапе и 3) мугамоведение. Все эти три сферы исследования, в определенном смысле, входят в круг тем, составляющих область музыкального востоковедения, если относить к нему не только медиевистику, но и проблемы восточных музыкальных культур нового времени.

Термин «музыкальное востоковедение» принято относить скорее к западной и русской научной традиции, развивавшейся в трудах Кизеветтера, Фетиса, Римана, Ете, Перри, Фармера, д‘Эрланже, Карры де Во, в русской музыкальной науке в трудах Беляева, Успенского, Оголевца, Виноградова. Эта научная традиция, так называемая «музыкальная ориенталистика», входит составной частью в направление «ориентализма», получившего некоторое распространение в художественной культуре Европы XVIII — начала XX века. Понятие «ориентализм», как и «ориенталистика», привычно включает в круг наших культурных ассоциаций присущий этому направлению оттенок некоторой культурной дистанцированности исследователей, художников и композиторов-ориенталистов от предмета их внимания. Поэтому должна оговорить, что, применяя термин «музыкальное востоковедение» в отношении научного наследия Бадалбейли, я всего лишь обозначаю им сферу его исследовательских интересов, но никак не «угол видения» предмета, характерный для ориентализма. Более того, для Бадалбейли, в совершенстве знавшего язык восточной музыкальной культуры, «ориентализм» (это слово он, как правило, закавычивает) был в ряде случаев научно неприемлемым, может быть, даже наивным. Подлинным же «музыкальным востоковедением» для него была восточная музыкально-теоретическая наука («элми-мусиги»), традицию которой он подхватывает в своем словаре. Эта научная традиция, развивавшаяся трудами ученых разных стран мусульманского Востока, отличалась культурным универсализмом и наднациональным характером. Независимо от своей этнической принадлежности, восточные теоретики — иранцы (персы, таджики, афганцы), тюрки (азербайджанцы, узбеки, турки-османы) или арабы — считали эти труды общим наследием музыкальной науки и ссылались на них в подтверждение преемственности своих научных теорий. С таких же позиций исходит и Бадалбейли в своем Музыкальном словаре; эта позиция во многом определила его терминологический фонд, в частности обилие терминов и слов, употреблявшихся в средневековых музыкально-теоретических трактатах или в музыкальной практике Ирана, Турции и арабских стран. Соответственно в словаре заметное место уделено вопросам истории и теории средневековой восточной музыки. Бадалбейли первым в азербайджанском музыкознании нового времени изложил основы музыкальных учений ал-Фараби, Ибн Сины, Сафиаддина, Абдулгадира, Навваба и других восточных теоретиков музыки и, в целом, историю восточной средневековой музыкально-теоретической науки в ее персоналиях. Он уделил также внимание вопросам средневековой музыкальной системы — ладов, ритмов, музыкальных инструментов, роли греческой науки для теории восточной музыки, и многому другому.

Обращение ко всему музыкальному наследию мусульманского Востока как к историческим корням азербайджанской культуры, знание нескольких восточных языков — черты, которые роднят Афрасияба Бадалбейли с плеядой представителей той азербайджанской интеллигенции и аристократии конца ХIХ — первой половины ХХ века, которая сумела усвоить и творчески переработать культурные ценности Запада, оставаясь при этом носителем культурной традиции Востока. И в той же мере Афрасияб Бадалбейли разделял ее просветительские общественные устремления и идеи служения национальной культуре, которые нашли отражение как в его публицистических работах, так и в Музыкальном словаре. Именно Бадалбейли первым в азербайджанской музыкальной науке выдвигает тезис о национальной самобытности азербайджанской музыки и формулирует в качестве первоочередных задач национального музыкознания необходимость изучения наследия традиционной музыкальной культуры, абсорбации оригинальных, собственно национальных черт стилистики азербайджанского музыкального языка из общевосточного музыкального словаря, его защиты от чуждых интонаций, от ассимиляции в инонациональной музыкально-интонационной среде. Стоит отметить, что эти задачи все еще сохраняют свою актуальность для азербайджанского традиционного музыкального наследия.

В своем Музыкальном словаре Бадалбейли предстает также оригинальным, глубоким исследователем и знатоком мугама. По широте его знания теории, истории и практики азербайджанского мугама, по глубине и точности его научных наблюдений ему нет равных в азербайджанском мугамоведении. Я лишь отмечу некоторые из его научных идей, которые высказывались им еще в 50-60-х, то есть в то время, когда изучение мугама и, в целом, неевропейских музыкальных культур еще не приобрело того размаха среди ученых как советского культурного пространства, так и за рубежом. Сегодня эти идеи составляют уже общепринятый, наработанный научный материал в современном мугамоведении. Однако почему бы нам не помнить, что именно он оказался первым, да и в ряде случаев единственным их автором в 50-60-х годах прошлого века? Музыкальный словарь Бадалбейли, небольшая по объему книга, содержит интереснейший и богатый материал по истории мугамного исполнительства и профессионального мугамного образования (например о музыкальных школах Шуши), информацию о музыкальной жизни прошлой эпохи. В сносках и примечаниях к книге содержатся аналитические материалы о творчестве выдающихся традиционных музыкантов XIX — начала XX века, редкие теперь сведения о происхождении или особенностях исполнения отдельных мугамов, теснифов и их исполнительских версиях. Внимательный читатель найдет в книге удивительно точные и актуальные высказывания о роли музыкальной техники, виртуозности как средстве, но не цели мугамного исполнительства, об импровизационности в азербайджанском мугаме как одной из самых ценных его особенностей, о драматизме, свойственном его природе, о роли индивидуального творчества в рамках художественного канона мугама, о сути реформы азербайджанского тара и многом-многом другом.

Труд Бадалбейли, несмотря на его большую научную ценность и информативность, получил критические оценки в прессе тех лет, и этому есть свое объяснение. Если не принимать во внимание такой субъективный «человеческий фактор», как обычное сопротивление профессиональной среды талантливому индивиду в ней, то чисто объективно научная позиция Бадалбейли, его исследовательские интересы оказались в стороне от тех европоцентристских общественных тенденций, которые в 60-70-х годах составили основной «тракт» развития азербайджанской культуры. Его книга утверждала высокую ценность традиционной азербайджанской и, в целом, восточной музыкальной культуры в эпоху, когда ее ценность ставилась под сомнение некоторой частью азербайджанского общества либо выпадала из орбиты ее художественных интересов. Его сознание причастности ко всему наследию восточной музыкальной науки и, в целом, культуры мусульманского Востока было не ко времени, да и «не ко двору» в 60-х годах прошлого века, в условиях политического и культурного отторжения советской Азии от остального мусульманского мира. Возможно, в то время кому-то казалось, что научный труд Афрасияба Бадалбейли отстал от своего времени, но сегодня ясно, что в действительности он обогнал свое время на 40 лет.

Санубар БАГИРОВА

Азербайджанские известия. – 2011. – 16 марта. – С. 3.