Кянан МАМЕДОВ, кинооператор: «Я счастливый человек, потому что занимаюсь делом, которое люблю и которое знаю, как делать»
У известного кинооператора Кянана Мамедова нынешний год юбилейный: в октябре ему исполняется 65 лет, из которых 35 лет отдано кино. В этом же году он приступил к работе над 25-м художественным фильмом (среди них и такие широкоизвестные, как «Тахмина», «Чужая жизнь», «Фярьяд»). Легким или трудным был путь, которым он шел? Какое кино ему ближе? Каким он видит перспективы развития отечественного кинематографа? На эти и другие вопросы корреспондента газеты «Азербайджанские известия» Элеоноры АБАСКУЛИЕВОЙ отвечал заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии, секретарь Союза кинематографистов Азербайджана, член Европейской киноакадемии Кянан МАМЕДОВ.
— Как становятся кинооператором — из любви к кино или желания запечатлевать на пленке увиденное?
— Для меня этот вопрос был решен сразу и однозначно. Я — коренной бакинец, жил в Ичери шэхэр. И хотя там прошла лишь часть моего детства, именно этот период подарил мне встречу с большим выдающимся оператором, соседом моей бабушки Ханом Бабаевым. Знакомство с ним укрепило меня в стремлении заниматься тем, чему я впоследствии посвятил всю свою жизнь. Он, к сожалению, рано ушел из жизни — успел снять всего три-четыре фильма, однако они остались в истории азербайджанского кинематографа — «Мачеха», «Непокоренный батальон» и др. Я тогда занимался фотографией в кружке во Дворце пионеров и все, что снимал, показывал ему, он давал мне советы, опекал. И, безусловно, сыграл в моей жизни большую роль, особенно в выборе профессии. Я смотрел, как он работал в Крепости, где проходили съемки, — там я впервые ощутил таинство кино. И твердо решил, что тоже стану кинооператором. Но путь к этой профессии для меня не оказался прямым. Мечтал поступить во ВГИК, но, как известно, сделать это было очень нелегко, и мне пришлось идти проторенной тропой, которая привела меня на вечернее отделение Азербайджанского политехнического института. Днем работал фотографом — сначала в Азнефти, а потом в библиотеке им. Ахундова завлабораторией. И, конечно, активно занимался художественной фотографией: печатался во многих периодических изданиях. Однако тяга к кино, операторской работе меня не покидала. Уже на пятом курсе (представляете, без пяти минут инженер) я совершил поступок — бросил политехнический и решил поступать во ВГИК. Вначале послал свои работы на предварительный творческий конкурс, и уж затем, получив приглашение на экзамены, поехал в Москву. Отец был в ярости, теперь-то я его понимаю, конечно, а мама пожелала успехов. В тот год квоты на операторский факультет республикам почему-то не дали — пришлось поступать на общих основаниях. Конкурс был 18 (!) человек на место. Но я хорошо сдал шесть экзаменов и поступил в мастерскую профессора Александра Гальперина. Закончив ВГИК, вернулся в Баку, на киностудию «Азербайджанфильм», где и работаю по сей день. Нынешний год для меня, можно сказать, многократно юбилейный — в октябре мне исполняется 65 лет, 35 лет я занимаюсь любимым делом и в этом же году начал работу над своим 25 художественным фильмом.
— Было ли так, что вам не хотелось идти на работу?
— Время для киношников пролетает, как мгновение — от фильма к фильму. Только начал картину, поработал на ней, закончил ее — и год прошел. Я очень счастливый человек, потому что занимаюсь делом, которое люблю и которое знаю, как делать. Это очень важно. Возможно, звучит банально, но это так. Уверен, что каждый, кому знакомо это чувство, со мной согласится. Любой из прожитых дней в кино, это, если так можно сказать, время кайфа, удовольствия. Когда я сижу за камерой, когда передо мной мизансцена с актерами, которых я знаю и люблю, когда я нахожу необходимый ракурс — мне это доставляет такое удовольствие, что я не чувствую усталости. Конечно, нередко домой приходишь измотанный, потому что работа кинооператора на грани стресса. Я даже машину не вожу, хотя и сын, и дочь водят. Мои домашние, зная, под какими нагрузками я работаю, просто не разрешают мне это делать. Но ни разу в жизни я не пожалел о своем выборе и всегда остаюсь за него благодарен судьбе.
— А как вы считаете, надо ли помогать детям выбрать дорогу в жизни?
— У меня двое детей — сын и дочь с разницей в девять лет. Сын Кямран, можно сказать, пошел по моим стопам: он успешный телевизионный режиссер, занимается рекламой, закончил Университет искусств. Дочь Камилла — замечательная пианистка, работает концертмейстером, преподает в Гимназии искусств. Честно говоря, вряд ли можно считать, что я оказал на них влияние в выборе профессии. Но вот сейчас стал думать об этом и вспомнил, что часто брал сына на съемки, он жил в доме среди разговоров о кино, среди книг об искусстве. В образовательном плане на Кямрана, конечно, очень повлиял мой отец — ученый, востоковед, блестяще эрудированный человек. У дочери все было просто: училась в музшколе, потом по настоянию школьных учителей ее перевели в специализированную школу им. Бюльбюля, потом консерватория.
Но, по моему глубокому убеждению, родители не должны давить на детей в этом вопросе. Я сторонник того, чтобы они сами осознанно делали свой выбор, хотя, конечно, много зависит от атмосферы, в которой они растут, от того, что видят вокруг себя.
– Согласитесь, что современное общество, и не только в нашей стране, все дальше отходит от духовности, приближаясь к целям, в основе которых потребительство. Порой выбор профессии основан на прагматизме, а не на интересе и устремлениях молодых. Что делать в таких случаях?
— Да, мы живем в очень прагматичном, конкретном мире. Но до этого мы жили в мире иллюзий, где из нас готовили идеологически зашоренных людей. Не могу забыть свою первую лекцию по марксизму-ленинизму во ВГИКе, когда профессор Коротковский прямо заявил: дескать, снимать кино вас научат, а вот бойцами идеологического фронта вы должны еще стать. С другой стороны, люди понимали, что так не может быть вечно. Мой отец был уверен, что культ личности Сталина будет развенчан, и, как известно, не ошибся.
Сегодня мы строим рыночные отношения, общество свободной конкуренции, но, к сожалению, маятник ушел в другую сторону. Искусство, кино, литература оказались неконкурентоспособными. Теперь, чтобы вернуться к золотой середине, нужно время. Я никогда не поверю, что любимые мной и миллионами людей титаны итальянского Возрождения творили свои шедевры ради денег. В них горел божественный огонь духовности, благодаря которому они создавали свои работы. Не случайно нравственные, духовные начала, пройдя через всю историю человечества, оформились в идеальную формулу «красота спасет мир». И еще один момент. Я много ездил по свету, был на Западе, в США, во многих странах. Могу сказать с полной ответственностью — искусство действительно сближает людей и целые народы, что особенно важно для современного, разделенного противоречиями мира.
— И какова роль кино, азербайджанского в частности, в этом мире?
— В советские времена «Азербайджанфильм» снимал ежегодно в среднем 7-8 художественных фильмов. Потом, как известно, наступил очень тяжелый период. Всем, в том числе и работникам кино, пришлось начинать новую жизнь. В год снималось один-полтора фильма. Работы на киностудии было мало, и я стал фотокорреспондентом журнала «40-я параллель», работал от компании BP, запечатлевая для истории строительство нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан. А затем киностудия вновь заработала и мы, ее работники, вновь оказались занятыми. Сейчас наше кино, к счастью, вновь развивается, в год мы снимаем 3-4 фильма. Есть закон «О кино», на основании которого регулируются его производство и отношения с государством. Из госбюджета мы получаем средства и снимаем на них новые фильмы. В этот закон постоянно, в соответствии с требованиями времени, вносятся изменения. Не так давно я в качестве одного из секретарей Союза кинематографистов участвовал в обсуждении нового варианта того же документа. Редко, но все же снимаются картины на спонсорские деньги, хотя меценатов уровня Тагиева сегодня, к сожалению, нет. Так или иначе киноискусство, слава Богу, развивается, есть новые проекты, новые сценарии, приходит молодежь, у которой есть интерес к кинематографу. И это радует.
— А у зрителей есть желание смотреть кино на большом экране, в особенности отечественное?
— Тут вот какая проблема. На Западе, я имею в виду прежде всего Голливуд, кинопродукция всегда была бизнесом. Там вкладывали деньги в производство, рекламу и маркетинг. «Титаник» обошелся в $200 миллионов, а уже за месяц мирового проката была получена прибыль в $4 миллиарда. Азербайджанское кино в этом отношении продолжает жить по советским законам. В 1992 году сняли фильм «Тахмина», который пользовался огромным успехом у зрителей, во время премьерного показа зрители ломали двери кинотеатра им. Низами. Ну и что? Было сделано всего пять копий: спонсора, режиссера, Союза кинематографистов и проката. Скажите, но разве могут две копии в прокате окупить картину? Никогда!
Кинопрокат у нас, к сожалению, и сегодня отсутствует. В регионах просто нет кинотеатров, а в Баку, вы знаете, один «Азербайджан», который показывает голливудские фильмы. Кинотеатр «Низами» находится в долгом ремонте, но, говорят, что в октябре он начнет работать, там будет несколько залов с мультиплексом, и один из них обещают предоставить для показа азербайджанских фильмов. Народ пойдет, я в этом уверен, хотя за все последние годы интерес к большому экрану существенно иссяк. И очень жаль. Как оператор я знаю, что все, что я стремился добиться — выстраивал кадр, композицию, глубину — на телевизионном экране пропадает. Хочется надеяться, что с начала возрождения кинотеатра им. Низами начнется и возрождение кинопроката.
Недавно, будучи в Тегеране, я позавидовал иранским кинематографистам: там огромные очереди в кинотеатры на местные картины (они в год снимают 150-160 художественных фильмов, представляете?). У нас тоже так было. Я помню, как стоял в очереди в кинотеатре им. Дж.Джаббарлы, где сейчас телерадиокомпания Spaсe (как будто ей не нашлось бы другого места) за билетами на фильм Эльдара Кулиева «Бабек».
— Во Франции для поддержки национального кино американское облагается налогами, которые направляются на производство своих фильмов. Может ли быть применен этот опыт у нас?
— Это было бы очень хорошо, потому что выделяемых на кинопроизводство средств все равно недостаточно. Приведу пример фильма, над которым сейчас работаю. В 2012 году будет отмечаться юбилей Мирзы Фатали Ахундова, к этой дате и решено снять двухсерийную ленту. Если бы ее снимала голливудская киностудия Metro-Goldwyn-Mayer, то она бы потратила $70-80 млн. В фильме, помимо Ахундова, такие персонажи, как Аббаскулиага Бакиханов, Бестужев-Марлинский, Лермонтов, граф Воронцев, наместник царя на Кавказе, немецкий ученый Боденштедт. Для воссоздания исторической достоверности нужны костюмы, обстановка и прочие свидетельства эпохи, соответственно зарплата и все прочее — на все это нужны деньги, а их мало. Но я всегда в таких случаях вспоминаю слова покойного режиссера Расима Оджагова, который говорил: «Слушайте, мы заняты любимым делом, а нам за это еще деньги платят». Конечно, и это правда, но вспоминается и Пушкин, тоже сказавший правду: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Хороший фильм, согласитесь, должен и соответственно финансироваться. Сегодня азербайджанское кино держится на энтузиастах.
— Скажите, а в совсем тяжелые для кино времена вам, наверное, предлагали работу на киностудиях других стран?
— Предлагали работу на «Мосфильме», мой товарищ по ВГИКу — режиссер. Но я отказался, поскольку был связан словом с Расимом Оджаговым, который ставил фильм «Тахмина». Мой московский друг сказал: «Я тебя зауважал, Кянан, но, по-моему, ты поступил глупо». И все же, как показало время, я все-таки поступил правильно — до сих пор востребован, из 3-4 фильмов, которые у нас снимаются, на одном я обязательно работаю. Не знаю, конечно, как сложится дальше, но пока вот так.
— Я порылась в Интернете и узнала, что в прошлом году вы стали членом Европейской киноакадемии. Это ведь тоже признак успешности?
— В составе киноакадемии два представителя Азербайджана — Рустам Ибрагимбеков и ваш покорный слуга. Европейская киноакадемия, как известно, была создана рядом известных европейских режиссеров во главе с великим шведским режиссером Ингмаром Бергманом в конце 80-х как бы в пику американскому засилью в кино, коммерциализированному «Оскару». Это имело огромное значение, поскольку Европейская киноакадемия и ее суперприз «Феликс» присуждаются за сохранение европейских традиций, весьма отличающихся от американского кино. Европейский кинематограф мне очень близок по духу, это вдумчивое, интеллектуальное кино — стремление познать человека, природу и проявление человеческих страстей. В прошлом году я был в Таллинне, признанном европейской столицей года, где принимал участие уже в качестве члена киноакадемии с правом голоса в номинировании лучшего фильма. До этого мне переслали около полусотни лучших картин, которые с удовольствием просмотрел, а затем голосовал по десяти номинациям — лучший режиссер, лучший фильм, лучший актер, актриса и т.д. Традиционно итоги конкурса подводятся 3-5 декабря, и в этом году я опять приму участие в торжественной церемонии награждения — на этот раз в Берлине. А на будущий год 25-летие киноакадемии будет отмечаться на Мальте.
— А как становятся европейским киноакадемиком?
— Я получил письмо от руководителей академии, в котором сообщалось, что на сайте азербайджанского кино они ознакомились с моей фильмографией и захотели увидеть меня в своих рядах. Процесс был долгим, месяца четыре — запросы, ответы, словом, переписка. Но результат того стоил. На одном из собеседований мне задали вопрос: «Каким вы видите свое участие в работе академии?» Я ответил как на духу: «Азербайджан — небольшая страна, но мы развиваемся, находимся на стыке культур, на Великом Шелковом пути, и я хотел бы, чтобы европейские кинематографисты узнали азербайджанское кино, чтобы мы в Азербайджане знакомились с лучшими образцами европейского киноискусства. Хочу устроить в Союзе кинематографистов просмотр хотя бы десяти европейских фильмов, чтобы наши киношники могли с ними ознакомиться. Нельзя вариться в собственном соку: видя, что делают коллеги, легче двигаться вперед».
Азербайджанские известия.-
2011.- 1 октября.- С.1, 3.