«Я имела бесценную возможность следовать за творческим процессом двух великих музыкантов — Йо-Йо Ма и Алима Гасымова»

Современный культурно-образовательный процесс неотделим от широких контактов между различными странами. Более того, сегодня подобные взаимосвязи представителей различных культур выступают мощным стимулом к их развитию. Об этом и многом другом — в беседе музыковеда Лейлы АБДУЛЛАЕВОЙ специально для «Азербайджанских известий» с Аидой ГУСЕЙНОВОЙ, профессором Бакинской музыкальной академии, преподавателем Джекобсской школы музыки при Индианском университете в Блумингтоне, автором книг, статей, мультимедийных проектов, посвященных азербайджанской музыке.

— Уважаемая Аида ханым, вот уже четвертый год вы живете и работаете в США. Как это стало возможным?

— Впервые я приехала в США в 2000 году в рамках программы академического обмена между Бакинским государственным университетом и Индианским университетом (город Блумингтон). После этого в 2001-2002 годах стажировалась в том же университете по линии программы повышения квалификации молодых преподавателей вузов (Junior Faculty Development Program), а в 2007-м стала финалистом программы по академическому обмену Фулбрайт и с тех пор преподаю в Джекобсской школе музыки (Jacobs School of Music) при Индианском университете

— Насколько мне известно, это — один из престижных музыкальных вузов страны?

— Да, Джекобсская школа музыки вот уже много лет неизменно входит в тройку лучших музыкальных вузов США наряду с Джульярдской и Истменской. Это очень большая школа, количество студентов достигает 2000 человек, а преподавателей — 200.

— В этой связи очень интересно было бы поговорить с вами о проблемах образования. Вы, наверное, в курсе, что сейчас многие наши вузы перешли на так называемую Болонскую систему. Это сопряжено с большими трудностями, по-видимому, в силу огромного различия в системах образования — западной и советской, которой мы придерживались на протяжении десятилетий. Как бы вы сформулировали эту разницу, и что вас поразило больше всего на первых порах вашей работы в Америке?

— Больше всего поразила огромная интенсивность учебного процесса, предполагающая активные творческие взаимоотношения преподавателя со студентами. Этот весьма напряженный ритм работы начинается буквально с первой минуты занятий и сохраняется вплоть до окончания семестра. В результате студент получает максимальное количество информации, причем не только во время занятий. Общение между преподавателем и студентом продолжается и посредством электронной почты — ее регулярная проверка входит в обязанности обеих сторон. Еще один показатель интенсивности — непрерывное тестирование. Первые тесты проводятся уже на второй-третьей неделе занятий.

— Что подразумевается под понятием тестирование — это тот вид вопросов с вариантами ответов, который практикуется у нас на вступительных экзаменах или нечто другое?

— Тестирование — это общее название всех письменных опросов, форму же их выбирает сам преподаватель, так же, как и частоту проведений. К примеру, предмет, который я веду — теория музыки, включает четыре экзамена, восемь мини-тестов и четыре творческих проекта. Другой педагог может установить иной распорядок.

— Но, наверное, определенная скоординированность с учебным планом все-таки имеет место, иначе зачем было спускать нам новую сетку часов, рассчитанную на двуступенчатую систему образования, ссылаясь на унификацию в соответствии с Болонской системой?

— Университеты США, в силу географических причин, не входят в Болонскую систему, но сам принцип подхода к учебному процессу тот же. Унификация, безусловно, присутствует, особенно, когда речь идет об общих курсах, обязательных для всех — таких, как история музыки, теория музыки, где при составлении индивидуальных программ непременно оговариваются и содержание курса, и объем требований, и распорядок экзаменационных работ.

— Но как же это все успеть, когда история музыки, например, проходится всего один семестр?

— Во-первых, этот один семестр весьма насыщенный — в среднем 3 лекции и 2 семинара в неделю, а во-вторых, цель подобных предметов — дать представление об основных направлениях эволюции западной музыки, с тем, чтобы студент мог потом выбрать, какой период он хочет изучать подробно. И здесь наступает очередь спецкурсов, которые определяют направление дальнейшей специализации студента. К примеру, в этом семестре кафедра истории музыки в Джекобсской школе предлагает такие спецкурсы, как «Музыка эпохи Возрождения», «Хоровая музыка Баха» и даже «Роберт и Клара Шуман».

— То есть речь идет о предметах, которые студент вправе выбрать сам?

— Именно так. Все это, безусловно, стимулирует проявление творческого начала, причем и у студентов, и у преподавателей. Например, каждый педагог может предложить свой курс. Так, собственно, и было в моем случае, когда я предложила ввести в программу предмет под названием «Музыка стран Шелкового пути».

— И что — любой курс принимается?

— Нет, конечно. Программа обсуждается на кафедре, в деканате, далее нужно, чтобы на курс записалось не менее десяти человек. Ну а чтобы курс сохранился, нужно получить положительные оценки студентов. Мнению студентов здесь вообще придается очень большое значение.

— Я слышала, что есть даже сайт, где публикуются мнения о преподавателях.

— Да, есть сайт, называется «Оцени своего преподавателя» (Rate My Professor), где анонимно может высказаться каждый. Но главное — за неделю до окончания семестра проводится письменный опрос студентов, где они оценивают своего педагога по нескольким критериям — таким, как знания, энтузиазм, доброжелательное отношение, умение поощрить творческое начало и т.д. Чаще всего подобные опросы проводит один из студентов, который обязан немедленно отнести уже заполненные анкеты в деканат. Кроме оценки преподавателя по шкале баллов студенты могут высказаться и о самом курсе, поделиться, что показалось интересным, а что — нет. И вся эта конфиденциальная информация предоставляется заведующему кафедрой и самому педагогу. Отзывы студентов имеют огромное значение при аттестации преподавателя.

— К вопросу об аттестации педагога, наверное, само это понятие тоже связано с несколько иными, чем у нас, реалиями, например, отсутствием пресловутой уравниловки?

— Аттестация подразумевает оценку деятельности педагога по нескольким категориям. Если речь идет о музыковедах, то это и открытые лекции, и выступления на конференциях, и научные публикации. Все это, вкупе с отзывами студентов, является определяющим фактором и при распределении нагрузки, и при повышении зарплаты.

— Возвращаясь к отзывам студентов, нет ли опасности, что негативное мнение о работе преподавателя может быть спровоцировано его чрезмерной строгостью?

— Совершенно исключить субъективный фактор, конечно же, нельзя. Однако в целом это маловероятно, так как вся система отличается продуманностью в деталях. Вкратце я бы охарактеризовала ее так — максимальная свобода во всем, что касается творчества, и максимальная регламентированность во всем, что касается учебной дисциплины. Например, каждый преподаватель в начале семестра заполняет так называемый «силлабус», где дается подробное описание курса, предоставляется подробный план с датами и темами лекций и семинаров. Он указывает и предусмотренные поощрительные бонусы в случае проявления инициативы, и, наоборот, штрафные очки за невыполнение заданий или списанную работу.

— Такой вот важный момент — как соотносится приоритет письменных опросов со спецификой гуманитарного вуза. Ведь мы сейчас сплошь и рядом сталкиваемся с неумением студентов складно выражать свои мысли, и отсутствие устных экзаменов этому в немалой степени способствует.

— Устные формы опроса практикуются, в основном, во время семинарских занятий. Поощряется умение студента обозначить собственное отношение к литературе по теме. Семинары проводятся в формате дискуссии, и активное в ней участие прибавляет баллы к общей оценке студента. Замечу еще, что объем литературы, который студент должен одолеть при подготовке к семинару, — огромный.

— Теперь — о специфике музыкального образования: как проводится экзамен на знание музыки пройденных произведений?

— Здесь этому уделяется очень серьезное внимание. «Силлабус» содержит полный список сочинений, обязательных для изучения. Для оценки же существует так называемый listening test — когда студенты, прослушав отрывки из музыкальных произведений (как правило, педагог «собирает» их на диске), должны определить их автора, жанр, форму.

— Еще один очень животрепещущий вопрос. А как обстоят дела с исполнительской деятельностью преподавателей-инструменталистов? Ведь у нас сейчас, со ссылкой на ту же Болонскую систему, для преподавателя, скажем, фортепиано приоритетным является написание научной работы. И это вместо того, чтобы оценивать его по концертным выступлениям!

— Научную работу инструменталисты здесь пишут тоже. Но концертная деятельность, мастер-классы — неотъемлемая часть академической карьеры.

— Кстати, об исполнительстве, а что из себя представляет филармоническая жизнь Блумингтона?

— Это — подлинная фиеста стилей, имен, школ, индивидуальностей, что исходит, прежде всего, от поистине звездного состава преподавателей. Назову лишь несколько имен. Например, скрипач Джошуа Белл — он воспитанник Джозефа Гингольда, который считается одним из столпов струнного исполнительства. Здесь же работают прославленные пианисты Менахем Пресслер, Эмиль Наумофф, виолончелист Джанос Старкер. Все это, безусловно, притягивает сюда первоклассных музыкантов со всего мира. Конечно, билеты на такие концерты стоят недешево, но для студентов и преподавателей университета есть вполне приемлемые скидки. Отдельная страница музыкальной жизни Блумингтона — летние фестивали — и классической музыки, и джаза.

— Давайте подробнее поговорим о тех фестивалях и проектах, в которых довелось участвовать вам.

— Совсем недавно, осенью прошлого года, меня пригласили выступить со вступительной лекцией к одному из концертов Фестиваля ранней музыки. Он был посвящен музыке для уда и лютни и проходил в церкви с изумительной акустикой. Я рассказала об истории взаимодействия музыкальных традиций Востока и Запада, которые запечатлены в родстве уда и лютни. На лютне играл Аугуст Денхардт, на уде — Мунир Бекен, оба — превосходные музыканты. Особенно интересным было их совместное музицирование. До этого был еще один проект под названием «Дети Авраама молятся за мир». Его автор — турецкий певец Омер Туркменоглу, который проходил стажировку в Индианском университете. Христианство представляла певица афроамериканского происхождения Шериз Джонсон, иудаизм — Арик Лак из Чикаго, ислам — Омер Туркменоглу. Что же касается репертуара, то это были произведения непременно на национальном языке, в которых бы пелось о мире. На этот раз я выступала в качестве концертмейстера и аккомпанировала двум певцам — Омеру и Арику. По моему предложению в программу было включено произведение «Шюкюрляр олсун», написанное азербайджанским композитором Азером Дадашевым по случаю приезда в Баку в 2002 году Папы римского. Этот фестиваль стал одним из ярких музыкальных событий Блумингтона 2011 года.

— Иными словами, работая в США, вы стараетесь пропагандировать азербайджанскую музыку, как только представляется удобный случай. Можете привести еще примеры подобного рода?

— Да, конечно. В 2008 году мне довелось работать с хором Индианского университета, с которым мы выучили и исполнили хор «Шяби хиджран» Узеира Гаджибекова и обработки народных песен «Агачда лейляк» и «Эвляри вар хана хана». На протяжении целого семестра мы работали над произношением, над особенностями музыкального стиля. Впервые, кстати, подобный опыт с тем же хором имел место в 2002 году, когда я находилась на стажировке в Индианском университете. Тогда для участия в заключительном концерте мы пригласили нашего выдающегося пианиста Чингиза Садыхова, ныне проживающего в США. Кроме того, в 2008 году был проект и с детским хором Индианского университета, с которым мы выучили и исполнили песню «Бяри бах».

— Еще одна очень интересная составляющая вашей сегодняшней деятельности — сотрудничество с коллективом, известным как Silk Road Ensemble (ансамбль «Шелковый путь»), возглавляемым мировой знаменитостью — виолончелистом Йо-Йо Ма. Как все это началось?

— Началось это в мае 2006 года, когда Йо-Йо Ма и его ансамбль посетили Баку. Этот визит был частью грандиозного проекта, который направлен на то, чтобы охватить музыку огромного региона, попадающего в ареал Великого шелкового пути. Ансамбль дал серию концертов в Бакинской музыкальной академии, школе имени Бюльбюля, Национальной консерватории, и мне было предложено выступить в роли личного переводчика Йо-Йо Ма. К тому времени азербайджанская музыка уже вошла в орбиту творческих интересов ансамбля Silk Road. Они исполняли сочинения Франгиз Ализаде, Джаваншира Кулиева. В рамках исполнения произведения «Дярвиш» Франгиз Ализаде в состав ансамбля вошел наш блистательный Алим Гасымов. А вскоре именно он выдвинул идею — исполнить «Лейли и Меджнун» Узеир бека в камерной редакции, рассчитанной на состав Silk Road, включая и наших музыкантов Алескера Мамедова (тар) и Рауфа Исламова (кеманча). В итоге появилась новая версия оперы — всего 45 минут музыки и два главных героя в интерпретации Алима и Ферганы Гасымовых.

— Наверное, подобная сокращенная версия потребовала существенной редактуры, а тут еще и изменившийся инструментальный состав.

— Безусловно. Сама идея была воспринята Йо-Йо Ма и всеми исполнителями с большим энтузиазмом, но очертания проекта и направления предстоящей работы поначалу были не вполне ясными. Главная задача состояла в том, чтобы при новой аранжировке и сокращениях сохранить интонационное и драматургическое единство первоисточника, то есть добиться того, чтобы мугамные фрагменты и эпизоды авторской музыки воспринимались как сплошной музыкальный поток. Создание подобного единого стилевого поля оказалось задачей очень непростой. В партитуру, над которой работали музыканты ансамбля Джонатан Гендельман и Колин Джекобсен, были внесены серьезные изменения. Однако, и это следует подчеркнуть особо, многое рождалось спонтанно, в процессе репетиций. И я, как научный консультант и переводчик, имела бесценную возможность следовать за творческим процессом двух великих музыкантов современности — Йо-Йо Ма и Алима Гасымова. Это было безумно интересно — наблюдать, как те или иные идеи возникали во время репетиций, обсуждались, после чего либо принимались, либо отвергались. Неизменным было удивительно чуткое отношение к музыке Узеир бека. Конечно, в центре процесса был Алим. Ведь, как подчеркивал Йо-Йо Ма, цель проекта состояла в том, чтобы найти тот оптимальный вариант, который, с одной стороны, отвечал бы концепции ансамбля «Шелковый путь», а с другой — был бы воспринят и одобрен на родине автора.

— Сколько же времени потребовалось, чтобы проект состоялся — ведь должно было, наверное, быть какое-то предварительное ознакомление с миром мугамной культуры?

— Процесс работы, конечно, был длительным и непростым. Первая встреча музыкантов состоялась во Франции в августе 2007 года в Музыкальной академии Виллекроз близ Ниццы, где в течение недели Алим Гасымов со своими музыкантами проводили серию мастер-классов по азербайджанскому мугаму. Многие идеи начали рождаться уже в то время. Но решающий прорыв произошел в ноябре того же года в Гарвардском университете: неделя репетиций превратилась в череду музыкальных озарений. Та памятная неделя в Гарварде была всецело посвящена теме «Лейли и Меджнун» в мировой культуре — живописи, литературе, философии. Выступали филологи, в местном музее была развернута выставка. Я прочитала лекцию об азербайджанском мугаме и путях его трансформации в композиторском творчестве. Кроме этого в мои обязанности входил перевод текста на английский, который вместе со средневековыми миниатюрами во время исполнения проецировался на экран, расположенный на сцене.

— Здесь, наверное, вам пришлось изрядно потрудиться?

— Безусловно. И в процессе работы я консультировалась со специалистами не только по азербайджанской, но и персидской, арабской литературе. И вот состоялась премьера — два концерта, которые произвели настоящий фурор. В своем вступительном слове я рассказала о том, как во время первых представлений оперы в Баку театр не смог вместить всех желающих и как Узеир бек велел тогда открыть все окна и двери, чтобы музыка была слышна снаружи. И тут же провела параллели с гарвардской премьерой, отметив, что и сегодня двери вновь открыты — двери взаимопонимания между народами и культурами. Помню, эта метафора имела успех, и к ней даже прибегли в комментариях к премьере, размещенных на сайте проекта «Шелковый путь». После столь грандиозного успеха было решено включить «Лейли и Меджнун» в программу североамериканского турне ансамбля, состоявшегося в марте 2009 года в лучших залах Бостона, Вашингтона, Торонто, и каждый раз это был триумф — несмолкаемые овации, многократное исполнение на бис, слезы восхищения у публики. Кроме того, в октябре 2008 года отрывки из «Лейли и Меджнун» прозвучали в зале Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, а в июне — в Линкольнцентре — в честь его 50-летия. Незабываемым было и исполнение в Катаре по случаю открытия Музея исламской культуры. В своем выступлении я тогда отметила, что легенда о Лейли и Меджнун, обойдя весь регион Среднего Востока и Центральной Азии и найдя уникальное музыкальное — поэтическое воплощение в Азербайджане, вернулась на землю предков.

— Что ж, остается только надеяться, что в ближайшее время опера прозвучит и на земле, родившей ее гениального автора. Но хочу сказать еще вот о чем. Мне довелось быть свидетелем вашего прекрасного выступления на мугамном симпозиуме 2011 года в Баку. Тогда избранная вами тематика меня, признаться, удивила, поскольку раньше азербайджанский мугам не был главной темой ваших научных интересов. Но теперь мне понятны истоки подобного поворота — работа бок о бок с таким музыкантом, как Алим, конечно же, стимулирует серьезные научные обобщения. Насколько мне известно, подобное сотрудничество продолжается. Расскажите, пожалуйста, и о других международных проектах.

— Есть еще один проект, связанный с фондом «Музыкальная инициатива Ага Хана в Центральной Азии», возглавляемым духовным лидером исмаилитов Принцем Агаханом. Это образованнейший человек, выпускник Гарварда, учредитель многих проектов в поддержку развития музыкальной культуры Центральной Азии. Алим Гасымов давно выступает на подобных концертах, ну а после моего удачного сотрудничества с Silk Road американский музыковед Тед Левин, признанный эксперт по музыке Центральной Азии, пригласил меня участвовать и в этой программе. В марте 2010 года состоялась серия концертов, семинаров, встреч со студентами в Дартмутском колледже и Брандайском университете. В центре всех этих мероприятий были Алим и Фергана Гасымовы, которые исполняли традиционную и композиторскую музыку Азербайджана, давали показательные уроки, пресс-конференции. Еще одно направление работы Алима с фондом Агахана — сотрудничество с прославленным Кронос-квартетом. Квартет знаменит своими смелыми творческими экспериментами в области синтеза культур, и азербайджанская музыка привлекает их давно. В частности, Кронос выпустил компакт-диск с записью произведений Франгиз Ализаде. Одно из них — «Оазис» — входит в программу совместного концертного турне квартета с Алимом Гасымовым по Калифорнии (5-12 февраля). Включены также мугам «Махур-хинди» в исполнении Алима и Ферганы Гасымовых и обработки песен Джангира Джангирова, Сяида Рустамова, Шафиги Ахундовой. Наряду с концертами будут проводиться лекции, семинары, встречи со студентами. Мне предложено прочесть две лекции об азербайджанской музыке — в университетах Беркли и Станфорде.

— Из ваших рассказов можно сделать, по крайней мере, два вывода. Первый касается огромного интереса Запада к восточной культуре, ее музыке. А второй связан с самой формой проведения подобных форумов, когда музыка и ее живое обсуждение составляют неразрывное единство.

— Именно так. И в этом отношении хочется особо сказать об удивительном умении Алима Гасымова вести не только музыкальный, но и вербальный диалог с аудиторией. Он открыт к контакту, умеет мгновенно уловить суть проблемы, найти точные формулировки, часто прибегает к остроумным параллелям. Словом, это искрометный и обаятельный собеседник, что в сочетании с уникальным музыкантским дарованием делает его участие в подобных университетских программах незабываемым.

— Наша беседа, выражаясь языком музыковедения, оформилась в двухчастную композицию, тему которой можно определить как «Диалог культур». И если в деле пропаганды азербайджанской музыки на Западе достигнуты явные успехи, то обратный процесс, а именно — внедрение западных ценностей в нашу систему образования пока что буксует. Скажите, не возникает ли у вас желания стать своеобразным посредником и в этом обратно направленном процессе?

— Разумеется, вы правы. Востребованность у себя на родине — это то, о чем мечтает каждый специалист, каждый человек. Я не могу пожаловаться на отсутствие внимания или недооценку моего скромного труда. Когда бы я ни приезжала в Баку, — а происходит это достаточно часто — и успехи мои, и проблемы неизменно вызывают интерес коллег, друзей. Обязательно встречаюсь с руководством Бакинской музыкальной академии, в частности с ректором Фархадом Шамсиевичем Бадалбейли, с которым обсуждаем многие насущные проблемы. Всегда рады мне и на родной кафедре истории музыки. Мне предоставляется возможность выступать на международных форумах. Все это не может не радовать. И в любом начинании, в любой работе, которую я осуществляю, всегда присутствует желание сделать что-то для своей страны. Если же можно сделать больше — что ж, я к этому готова.

Аида ГУСЕЙНОВА

Азербайджанские известия. – 2012.- 11 февраля. – С. 1,3.