Александр САМОИЛЭ, дирижер (Молдова): «Звание лауреата — вовсе не индульгенция, полученная на всю жизнь»

 

С 29 октября по 4 ноября в Баку проходил VI Международный конкурс вокалистов имени Бюльбюля. О современных требованиях к певцам, об опере как одном из значимых явлений современной культуры — в беседе корреспондента «Азербайджанских известий», музыковеда Лейлы АБДУЛЛАЕВОЙ с дирижером, членом жюри конкурса, маэстро Александром САМОИЛЭ.

— Уважаемый маэстро, Международный конкурс имени Бюльбюля — явление для вас отнюдь не новое, ведь вы были в составе жюри первых двух конкурсов, проходивших в 1997 и 1999 годах. В то же время, будучи опытным оперным дирижером и участвуя в проведении многих международных форумов, вы владеете ситуацией вокруг мирового оперного исполнительства. Как бы вы оценили данный конкурс с точки зрения его динамики, с одной стороны, и престижности на международной арене — с другой?

— О весомости, серьезности любого конкурса можно судить по тем ярким именам, которые, впервые заявив о себе именно в подобном соревновании, затем смогли утвердиться на международной арене. То есть речь не столько о количестве, сколько о качестве лауреатов. Прекрасно помню, как проходил первый конкурс. Председателем жюри была незабвенная Ирина Константиновна Архипова… Тогда трудно было предположить, во что все это выльется. Но вот уже на II конкурсе буквально заблистали яркие дарования: замечательный бас Эльдар Алиев, тогда уже выступавший на лучших площадках мира, великолепные меццо-сопрано Елена Монистина и Ирина Макарова, которые сейчас утвердили себя на мировых сценах. Что касается динамики, было очень приятно наблюдать реформирование конкурса: организованная в рамках форума ярмарка певцов, на которую съехались и певцы, и менеджеры со всего мира, — такое происходит отнюдь не на всех конкурсах.

— Вот вы говорите о динамике, а мне как музыковеду бросилось в глаза отсутствие в обязательной программе произведений барокко, между тем как на первых двух конкурсах их исполнение входило в обязательный репертуар первого тура.

— Знаете, отличие вокальных конкурсов от тех же инструментальных состоит в отсутствии каких-то наработанных традиций в требованиях к программе. Если на конкурсах пианистов, к примеру, обязательно исполнение этюдов, произведений Баха, развернутой формы и т.д. и т.п., то здесь выбор программы не регламентирован жесткими правилами и в каждом новом случае обусловлен условиями данного соревнования.

— А чем определяются яркость, событийность конкурса как явления?

— О, здесь все сложно и неоднозначно. Безусловно, яркость подобных форумов определяется открытием новых талантов. Но ведь это дело спрогнозировать невозможно.

Недавно мне самому довелось быть организатором международного конкурса. Как вам, наверное, известно, 16 мая скончалась Мария Биешу, и вот было решено в кратчайшие сроки организовать конкурс ее имени. И мне как председателю жюри было очень волнительно, насколько сильным будет состав участников. А вообще в вокальном исполнительстве, да и с конкурсами вообще происходит интересная штука. Полученные звания лауреата — отнюдь не гарантия того, что тебя будут рвать на части. Существует множество примеров того, когда звездами становились те, кто не проходил на третий тур, и наоборот, карьера бесспорных фаворитов в дальнейшем сходила на нет.

Главная задача конкурсанта — обратить на себя внимание. Ты можешь не пройти даже на второй тур, но кого-то настолько захватить своим пением, что этот «кто-то» поможет в дальнейшей певческой карьере. Так что диплом конкурса — это только своеобразное право на участие в том жестком марафоне, который сегодня представляет оперное дело. Именно право, но ни в коем случае не гарантия. И это, на мой взгляд, очень важно понять начинающим певцам. Если ты хочешь выступать на серьезных оперных сценах, нужно быть готовым к бесконечным новым прослушиваниям, то есть каждый раз заново доказывать свои способности и умение.

Кстати, это касается не только молодых дарований. Могу привести знаменитый случай с Лучано Паваротти. Это было в 1993 году, когда его имя гремело по всему миру, и вот стоило ему в «Дон Карлосе» в Ла Скала «киксануть», как все его заслуги были забыты и свои же родные соотечественники разнесли его в пух и прах.

Оперный мир очень жесток, и то, что ты успешен здесь и сейчас, — вовсе не индульгенция, полученная на всю жизнь. Это относится, наверное, ко всему искусству исполнительства: в отличие от композитора, который создал шедевр, остающийся на века, музыкант-интерпретатор должен каждый раз заново доказывать свое владение ремеслом. Рассказывают же, как страшно волновался Шаляпин в последние годы жизни. Вообще, чем крупнее мастер, тем больше он волнуется, потому что с возрастом начинаешь понимать все больше и больше… Это только у детей нет страха…

— Такая вот ситуация — есть природный талант, но существует в музыкальном деле и такое совершенно необходимое условие успеха, как школа. Допустим, у одного от природы сильный голос, но нет нужной выучки, а у другого — наоборот. Как все это оценивается на конкурсах?

— Если раньше во главу угла ставился материал, то есть природные данные, то в нынешнее время с его бешеным темпоритмом и сумасшедшей конкуренцией на певческом рынке все оценивается в комплексе. Кроме того, сами эти понятия, я имею в виду природу и школу, очень емкие. К примеру, вокальная школа предполагает не только владение техникой вокала, но и хороший вкус, понимание стиля, общую культуру. Особенно же грустно становится, когда у исполнителя есть и голос, и выучка, а поет он ни о чем. Наверное, ни в одном искусстве, как в пении, не раскрывается с такой очевидностью внутренний мир музыканта. Возьмем, например, ту же Марию Каллас. Ведь никто не будет спорить, что она — величайшая певица ХХ века. Между тем с точки зрения техники голос у нее был неровный, говорили, что она пела тремя разными голосами в разных регистрах. Но когда ее слушаешь, обо всем этом забываешь, потому что каждая нота, что называется, сочится кровью, волнует. Тот же Шаляпин говорил, что важна не высота звука, а его окраска, то есть состояние души. Так что дарование музыканта включает в себя не только мастерство, но и само отношение к жизни.

— Иными словами, яркую индивидуальность? Но разве в нынешнее время с его главенством оперной режиссуры недостаточно быть просто хорошим профессионалом, который в руках талантливого режиссера превращается в тот или иной оперный типаж?

— Наоборот, именно в нынешнем «режиссерском» театре отсутствие яркой музыкантской индивидуальности сразу дает о себе знать и может губительно сказаться на художественном результате.

— Раз уж коснулись этой темы, не секрет, что именно режиссерская новизна не просто спасла оперу от грозившего ей превращения в рутину, но способствовала тому оперному буму, который наблюдается в последние десятилетия. Например, недавно по каналу «Меццо» была показана знаменитая сцена письма Татьяны, где на сцене в этот момент присутствовал и Онегин как олицетворение всех перипетий воображаемой взаимной любви. Это был как раз тот случай, когда интересная режиссерская находка нашла свое адекватное выражение в мастерской интерпретации Красимиры Стояновой, которая буквально проживала каждую интонацию как новый поворот в душе героини. В то же время в другом спектакле — том же «Евгении Онегине» — осовременивание состояло в том, что Татьяна выходила на сцену с сигаретой в руках.

— Да, нередко русские оперы интерпретируют в угоду тому, какими хотят видеть русских на Западе. Вообще же постановка оперы — очень непростая штука. Дело в том, что публика, ходившая слушать оперу 150 лет назад, и публика нашего времени — это разные субстанции. Конечно, подобное можно сказать и в отношении любого театрального спектакля. Но в опере с ее условностью, заложенной в самом жанре, этот разрыв времен ощущается особенно наглядно. Поэтому в режиссуре по большей части наблюдаются два крена: или это музей с буклями, или на сцене кэгэбешники в роли отрицательных персонажей. И редко кому удается создать спектакль, где главные идеи, раскрытые автором посредством того или иного конкретного сюжета, представ в современном контексте, воспринимались бы сквозь призму вечно существующих проблем людских чувств и взаимоотношений.

— Возвращаясь к прошедшему конкурсу, были ли какие-то выдающиеся явления, и вообще, как бы вы оценили его в смысле ровности?

— Нужно сказать, что ровным конкурс не был — и по уровню дарований, и по уровню школы. Что же касается открытий, то это, безусловно, турчанка Дениз Йетим, которая во втором туре спела просто блистательно. И каково же было мое удивление, когда потом она подошла ко мне и напомнила, что когда-то пела в детском хоре под моим руководством. Дело в том, что в начале 90-х мне довелось работать главным дирижером Измирского государственного театра оперы и балета, и детский хор участвовал в спектаклях «Кармен», «Богема», кроме того, была исполнена «Кармина Бурана» Орфа.

Так что было очень приятно осознавать, что я имею отношение к формированию таланта этой одаренной певицы. Опять-таки, для того, чтобы занять определенное место на международной сцене, ей еще нужно развиваться. В частности, это касается исполнения русской классики, где ей явно не хватало чувства стиля. Но с таким дарованием все это поправимо — нужен только специальный педагог. Ну, например, в мае на открытии оперного фестиваля в Минске я дирижировал оперой «Кармен», так там был приглашен специально из Франции педагог, который занимался с певцами и языком, и стилем.

— А что бы вы сказали о нашем Юсифе Эйвазове?

— О, это настоящий тенор — и по своей природе, и по великолепной школе: два верхних «до» в стретте Манрико дорогого стоят — не каждый зрелый певец способен на такое. Но и ему еще предстоит развиваться, так же как и очень тронувшей меня Ирине Боженко. По своим данным она тоже может иметь очень успешное будущее, но в карьере певца очень многое зависит от окружающей среды: с каким концертмейстером он работает, с каким педагогом, с каким режиссером.

— Как происходило обсуждение?

— Можно сказать, что принятые решения дались нам очень нелегко, была острая дискуссия, что вполне естественно, учитывая серьезность жюри. Ведь каждый обладает своими устоявшимися взглядами на оперное искусство. Но я убежден, что истина, рождающаяся именно в подобных яростных столкновениях, имеет особую ценность.

— А чем для вас лично являются подобные конкурсы — только лишь приятной и почетной работой или чем-то еще?

— Мы с детских лет ждем чуда, так уж устроен человек. Наверное, в этом состоит одна из особенностей музыки — дарить нам подобное ощущение рождающегося на глазах волшебства, моментов, когда перехватывает дух от непостижимости, таинственности красоты.

Так же как весной расцветают деревья, так и каждый новый конкурс олицетворяет рождение новых голосов, в очередной раз пропевая хвалу прекрасному искусству пения

Лейлы АБДУЛЛАЕВОЙ

Азербайджанские известия.- 2012.-14 ноября.- С.-1-3