Вердикт вынес суд времени

На филармоническом концерте после 40-летнего перерыва была исполнена «Музыка для струнных» Айдына Азимова

Свое произведение композитор Азимов назвал «Битик» (что в переводе со староазербайджанского означает «книга»). Назвал еще в 1971 году, когда представил его в качестве дипломной работы по окончании Азербайджанской государственной консерватории. Хотел подчеркнуть подобным названием сугубо национальную сущность своей музыки, состоящей из двух частей, вместо положенных для симфонического цикла трех или четырех.Первая часть — Узун хава, вторая — Бехманы (жанр ашугского творчества) — именно такого рода оппозиция неметризованной медитативной мелодии и музыки с четким ритмом составляет две ветви национальной музыкальной традиции и в то же время двуединство национального характера, где на одном полюсе — безмерная скорбь, а на другом — такая же безудержная радость.Тогда, 40 лет назад, новизна языка одного из самых талантливых учеников Кара Караева вызвала шок и удивление в музыкантской среде. Незадолго до «Битик» появилась Соната для скрипки и фортепиано, произведение, которое примирило Учителя со строптивым учеником. На этом факте хотелось бы остановиться подробнее, потому как он в очередной раз проливает свет на масштаб личности музыканта, на протяжении всей своей жизни искавшего новые пути в своем творчестве и способного высоко оценивать проявление этого нового у других, даже если оно противоречило его собственной эстетике. Да, на каком-то этапе обучения возник конфликт, в результате которого педагог расстался со своим студентом. Но как же он поддержал его, когда услышал «Битик», как волновался, чтобы произведение было исполнено на должном уровне! А ведь понимал, что это новое выплескивается за пределы того, чему он учил. Мало того, именно при его поддержке и рекомендации произведение было исполнено затем в Москве на Пленуме молодых композиторов СССР, а потом и в Тбилиси на Всесоюзном музыкальном фестивале. Вот бы современным композиторам вместо того, чтобы пригорошнями брать у Караева интонационные обороты его музыки, взять на вооружение саму жизненную позицию, когда во главу угла ставится ценность самой музыки, а не дележ тех или иных полученных от нее дивидендов. Это так, к слову…Впрочем, настоящее искусство всегда провоцирует на размышления, даже если оно нарочито абстрактно и не стремится отображать окружающую реальность. Опус же Азимова — как раз тот самый случай, когда имманентно-музыкальные идеи напрямую связаны с отражением концепции бытия. Например, чисто композиторская техника постепенного формирования протяженной кантилены, возникающей исподволь из разрозненных интонаций декламации, причета, плача, символизирует обретение какой-то устойчивости, красоты, недостижимой по определению, оттого такой скорбной, печальной, растворенной в глухой безнадежности динамической репризы первоначальных шепотов и стонов. А вторая часть — другая сторона бытия, музыка праздника, где динамика создается разноголосицей скрещивающихся друг с другом коротких попевок; вот слышны ашугские наигрыши, вот они перебиваются танцевальным ритмом, тонущим в круговерти шума улицы. Одним словом, это камерное по составу произведение (предназначенное для струнного состава большого симфонического оркестра) отражает европейскую традицию концепционности сонатно-симфонического цикла. Это с одной стороны. С другой — опус этот — явление глубоко национальное, современное и по духу, и по средствам выразительности. Причем найденные композитором способы выражения предельно далеки не только от тех, что характеризовали азербайджанскую музыку 40 лет назад, будь-то терпкая интонационность Амирова или остуженная интеллектом лирика Караева, но и музыки сегодняшних молодых композиторов. Чему слушатели данного филармонического концерта стали свидетелями. В контексте бесконечного тиражирования музыкальных приемов Амирова, Караева, Меликова, Адигезалова (плюс провинциальный пафос открытых эмоций и одноплановость музыкального содержания) в произведениях, написанных весьма способными выпускниками нашей академии, «Битик» Азимова воспринимался как глоток свежего воздуха. Это было проявление интеллекта и вкуса, кроме того, — и доказательство неисчерпаемых возможностей самого феномена пересечения европейской и национальной традиции.Но вот еще о чем подумалось. Не случайно многие найденные тогда Азимовым приемы, например, постепенное формирование на глазах длинной мелодии из коротких попевок или глиссандо в духе национальной четвертитоновости, или такой тип драматургии, когда смысл того или иного фрагмента проясняется лишь по мере последующего развертывания (вот где современное слилось с национальным!) — все эти новые в то время средства впоследствии прочно укоренились в музыке других азербайджанских композиторов, стимулируя рождение интересных и ярких опусов. Некоторые из них вошли в классический фонд азербайджанской музыки, а вот произведению Азимова понадобились десятилетия, чтобы вновь прозвучать на публичном концерте. Конечно же, для широкого слушателя оно и теперь остается загадочным и не вполне понятным, но для присутствовавших в тот вечер в зале профессионалов самобытность и значительность этой музыки были абсолютно очевидны. А значит, это — тот самый случай, когда вердикт вынес суд времени.

Лейла АБДУЛЛАЕВА

Азербайджанские известия.- 2012.-21 ноября.- С.-3.