Все гости Узеирбека

Международный фестиваль, носящий имя выдающегося композитора,

объединил музыкантов разных поколений

Реалии современного Азербайджана состоят в том, что самой распространенной формой пропаганды музыкальной классики стали международные фестивали. Подобные масштабные форумы, предполагающие обязательное участие звезд мирового уровня, дают прекрасную возможность меломанам насладиться живым исполнением академической музыки в самых различных жанрах и стилях. Вместе с тем, сама панорамность явления, по определению, делает невозможным посещение всех мероприятий, чего так хотелось бы профессионалам.

Масштаб фестиваля, носящего имя Гаджибейли, так же как и фестиваля Ростроповича, определяется самими особенностями этих личностей, которые вошли в историю культуры не только музыкантами, но и просветителями. Отсюда многообразие фестивальной палитры с обязательным участием молодых и в том, и в другом случаях.

В частности, какие только жанры и стили не были представлены на нынешнем фестивале! Опера, хоровая и симфоническая музыка, выступления пяти камерных оркестров, сольное исполнительство. Плюс специальный проект «Гости Узеирбека», предполагающий концерты в Доме-музее Гаджибекова, а также теоретическая часть в виде презентации недавно изданных трудов по истории азербайджанской музыки и научной конференции, посвященной жанру газели. При таком раскладе успеть везде оказалось попросту нереальным.

Конечно, можно было выбирать по интересам, тем более что не все концерты были одинаково притягательными и в смысле программы, и в смысле имен. Но все-таки была, на мой взгляд, одна сквозная идея, достаточно серьезная и наглядно выраженная, которая могла бы получить более концентрированное выражение. Имеется в виду творчество молодых, представленное на этот раз особенно широко — как отечественными, так и зарубежными исполнителями. Причем азербайджанские музыканты выступали в основном днем, в Доме-музее Гаджибекова, гостям же была отдана в распоряжение филармоническая сцена. По указанной выше причине мне не удалось побывать на дневных концертах, но многих из детей доводилось слышать раньше; среди них есть настоящие звездочки, вполне достойные вечерних филармонических концертов. Скорее всего, такого рода расклад был обусловлен не какой-то дискриминацией, а плотным графиком фестиваля и нашим природным гостеприимством. Но вот о чем в этой связи подумалось. Может, настало время подумать о проведении отдельного молодежного фестиваля, мероприятия, в высшей степени полезного во многих отношениях. Ведь такие вот форумы, когда творческое общение обязательно включает в себя элемент соревнования и самооценки, могут служить вдохновляющим и очень действенным стимулом к детскому самосовершенствованию. Не говоря уже о более серьезных вещах, например, проблемах исполнительской школы, педагогики, которые в подобном сравнительном ракурсе высвечиваются особенно рельефно.

Мастер и ученик

Здесь самое время начать обзор фестиваля с самой яркой его части. Два вечера, связанные с именами легендарных музыкантов, а именно Владимира Спивакова и Захара Брона, явились поистине кульминационными. Первый — мировая звезда, скрипач, дирижер, руководитель оркестра «Виртуозы Москвы», второй — не менее известная личность, величина скрипичной педагогики, воспитатель целой плеяды звезд (достаточно назвать Вадима Репина и Максима Венгерова). Объединяют этих двух не только великолепная школа и высокий пилотаж скрипичной игры, но и особая энергия просветительства, собравшая вокруг них множество юных дарований. И если с творчеством Спивакова бакинцы знакомы по прошлым его гастролям, то возможность послушать Брона и оркестр, состоящий из его учеников, была предоставлена нам впервые, и одно это — повод для положительной оценки всего фестиваля. Потому что перед нами воочию предстало само явление, именуемое школой исполнительского мастерства. Конечно, в данном случае все было связано с сугубо скрипичными тонкостями, все шло от инструмента, и программа состояла в основном из скрипичных «хитов» (Бах, Вивальди, Сарасате, Крейслер), так что певучесть инструмента выступала во множестве градаций — от скользящих по регистрам светотеней до масляного, густого форте. И в то же время подобная скрупулезность в отношении к качеству исполнения воспринималась как символ отношения к самой музыке и обучения игре на музыкальном инструменте. Главное, становилась очевидной непреложная истина, что педагог должен быть, прежде всего, музыкантом-исполнителем: сам Захар Брон играл так, что возникал вопрос, почему он не стал солистом мирового уровня. Вообще когда становишься свидетелем чего-то неординарного, появляется повод для серьезных размышлений, например, в данном случае о том, что все разговоры о высоких материях в музыке неотделимы от владения конкретными приемами игры. Этот слегка сутулящийся невысокий человек производил впечатление волшебника, владеющего множеством подобных секретов, которые, как я подозреваю, больше не словами передаются, а жестами, играющими пальцами.

О том, каких успехов можно достичь, обучаясь у такого вот мастера, красноречиво свидетельствовало выступление юного Эльвина Ганиева. Если в прошлые годы он производил впечатление ребенка способного, но основательно испорченного восторгами окружающих, с жестами на публику и легковесным, неряшливым исполнением, то сейчас мы услышали совершенно иную игру, пусть немного осторожную, без прежней бравады, но зато отличающуюся благородным льющимся звуком, выверенностью интонаций и фраз. Именно так прозвучали в его исполнении знаменитые «Цыганские напевы» Сарасате. Надеюсь, что нам еще неоднократно будет предоставлена возможность следить за творческим развитием одаренного мальчика.

Кстати, талантливых скрипачей среди детей у нас немало, и нужно ли говорить, что для них значили бы консультации подобного мастера. Уж не знаю, удалось ли использовать приезд Учителя в этих целях, при том, что у звезды такого уровня график расписан на годы вперед. И уж совсем неизвестно, по какой такой причине зал не ломился от присутствовавших на концерте студентов консерватории, да и профессоров, которыми так щедро усеяны струнная и прочие кафедры нашей музыкальной академии. Проблема эта, вроде бы, лежит не в музыкальной плоскости, но, как мне представляется, хорошая школа мастерства все-таки неотделима от нравственного кодекса профессионала, который волей или неволей является примером для своих воспитанников (уж простите за морализаторство).

В продолжение темы хочется отметить прекрасную выучку, которую продемонстрировали воспитанники Фонда Спивакова. Филигранное исполнение 14-летним Даниилом Харитоновым знаменитого трансцендентного фа-минорного этюда Листа со всеми головокружительными двойными нотами и виртуозными пассажами — результат не только природных способностей, но и высокой требовательности педагога. Правда, в игре этого мальчика не было того полета, по которому сразу распознается незаурядный талант, но кто знает, может, подобные качества проявятся со временем, дети ведь развиваются по-разному. А вот 13-летний саксофонист Матвей Шерлинг выступил как настоящий взрослый артист, который владеет не только звуком и тонким пониманием стиля игры на инструменте, но также искусством импровизации и особым даром держать в напряжении зал. Но это уж, как говорится, — от Всевышнего.

О Моцарт, Моцарт…

Что касается выступления самого оркестра Спивакова, то, помимо мастерства, подкупали, как всегда, особая энергетика дирижера и отдача солистов. В отличие от иных заезжих коллективов, которые позволяют себе выступать вполсилы, музыканты выкладывались, играли на подъеме — тем и покорили публику. Ну, конечно, и программой, рассчитанной на широкого слушателя, включая исполнение нашей родной «Лезгинки» Тофика Кулиева, переложенной для струнных одним из солистов оркестра.

Если говорить о выступлениях остальных трех камерных оркестров, то ничего близкого к уровню двух упомянутых не было. Очень разочаровал оркестр Кельнской музыкальной академии, создавалось впечатление, что это — не стабильно функционирующий коллектив, а наспех сколоченный ансамбль музыкантов: играли, что называется, не музыку, а ноты. Более или менее захватила публику Серенада Брамса, но, скорее, романтическими эмоциями, чем качеством исполнения. Дивертисменты же Гайдна и Моцарта откровенно утомили.

Вообще нужно сказать, что исполнение Моцарта — своего рода лакмусовая бумажка в оценке мастерства того или иного исполнения. Потому как та противоречивость и неоднозначность, неотделимая от высокого искусства, которую должен прочувствовать и отразить хороший исполнитель, лежит здесь отнюдь не на поверхности. Например, равномерный пульс отсчитываемого времени, равно как прозрачная фактура, изящные рифмованные фразы играют роль совершенно необходимых изначально заданных рамок: создается картина внешнего мира с принятыми в обществе правилами поведения. Это первый план. Второй же воплощен в скрытых за всем этим эмоциях тонко чувствующей и глубоко ранимой души, способной и звонко хохотать, и безутешно плакать. Оттого так сложна моцартовская фразировка, направленная на диалог: все эти реверансы и приседания — дань гламурности галантного века — не жеманство и кокетство, а не что иное, как своеобразная форма общения подразумеваемых героев, отражение моцартовской театральности. Оттого так важно качество звука, нежного, но при всей филигранности всегда определенного в выражении соответствующих эмоций. Одним словом, Моцарт, как никакой другой композитор, по силам только очень большим мастерам. Одно дело оркестр Спивакова с его ярким, полновесным, но не кричащим форте, другое дело — осторожное пьяно Государственного камерного оркестра, который под руководством итальянца Джанлуки Марджиано играл на пределе своих возможностей. Ну а включение в фестивальную программу одного из ранних фортепианных концертов Моцарта в интерпретации студенческого камерного оркестра Бакинской музыкальной академии (солировала профессор Наргиз Алиярова) можно считать просто не самой удачной идеей. К большому сожалению, нынешнее выступление этого коллектива разочаровало. Между тем на прошлогоднем фестивале оркестр заявил о себе весьма ярко, да и в течение года были интересные выступления. Порадовал, правда, сам факт включения в программу Третьей симфонии Караева, в интерпретации которой чувствовался какой-то нерв (здесь сказались профессионализм и огромный энтузиазм руководителя коллектива профессора Тофика Асланова). Но в целом исполнение оставляло желать лучшего. В чем же дело? По-видимому, главная проблема — в самом настрое ребят, которые понятие об успехе не связывают с каждодневным упорным трудом и которые считают, что раз они гастролируют за рубежом, то совершенствоваться уже не обязательно. Нужно было видеть, какими овациями и восторженным свистом встречал их зал! С одной стороны, такая вот поддержка друзей и однокашников трогательна и похвальна, но с другой — явление весьма настораживающее, потому как свидетельствует об отсутствии у молодежи профессиональных ориентиров.

О времена, о вкусы!

То же самое можно сказать и о царящих в нашем обществе вкусах, когда, например, в программе академического концерта (а не пленэрного фестиваля!) после трагичнейшей симфонии Кара Караева исполняются хитовый «Плач Федерико» Чилеа, а затем вальс Тофика Кулиева из фильма «Бахтияр». Все это — реалии сегодняшнего времени, и с этой точки зрения польза регулярных международных фестивалей, помимо всего прочего, состоит не только в показе достижений, но и в выявлении проблем. Одной из них, в частности, является вот эта постепенная утрата главного свойства классической музыки — академизма. Понятно, что господство попсовых вкусов наблюдается сейчас повсеместно, не только в нашей стране. Но должны же быть какие-то рычаги контроля, и особенно заметно его отсутствие, когда это касается устоявшихся традиций. С этой точки зрения поистине удручающее впечатление произвело выступление Государственного оркестра народных инструментов под руководством народного артиста профессора Агаверди Пашаева. От тонких красок и благородства аккомпанемента, которые отличали когда-то коллективы подобного рода, не осталось и следа. В результате образцы азербайджанской классики прозвучали в манере, сочетающей помпезность и пафос ушедшего времени с оглушающими децибелами современных свадеб.

Между тем тот же фестиваль показал примеры академизма и вкуса даже тогда, когда сама программа нацеливала вроде бы на развлекательный лад. Имеются в виду исполнение двух знаменитых танго Астора Пьяццолы оркестром «Виртуозы Москвы» и замечательное выступление квартета саксофонистов из Германии. Ребята играли на подъеме, одним словом, музицировали. Что характерно: и в подборе программы (квартет Глазунова, Адажио Барбера, Румынские танцы Бартока), и в стиле исполнения не было никаких реверансов в сторону не только эстрады, но даже джаза! Исполненное «на бис» танго прозвучало в манере «отстранения» — как новый, холодновато-ироничный взгляд на что-то хорошо знакомое.

Такие вот нелестные для нас сравнения. Что ж, в выявлении негатива, как уже отмечалось, тоже есть польза. Например, своего рода экспериментом можно считать выступление в рамках фестиваля ансамбля «Con tempo», специализирующегося в основном на музыкальном авангарде. На этот раз музыканты исполняли обработки азербайджанской музыки, все больше одноголосных напевов Узеирбека, хранящихся в архиве Дома-музея. Сама идея, может, и неплохая, но вечер получился неинтересным, еще раз подтвердившим, что жанр обработки может функционировать как нечто скорее учебное, а не концертное.

Солисты фестиваля

Пару слов о солистах, которые на этот раз все выступали в жанре концерта с оркестром. Сразу скажу, что каких-то особых открытий и художественных откровений не было. Превалировала хорошая школа: выучка и вкус, что, впрочем, тоже весьма ценно, когда исполняется классика. В первый день фестиваля в сопровождении Государственного симфонического оркестра (дирижировал Рауф Абдуллаев) выступала французская скрипачка Соиленн Паидасси. В исполнении Второго концерта Прокофьева она обнаружила типичные качества женской игры: музыкальность, певучий звук, которые покоряли в лирических темах; в сказочных же и скерцозных моментах, которыми так богат этот опус, ей не хватало весьма уместного в этом опусе куража, смелости. Подобное же качественное исполнение на поющей виолончели мы наблюдали у Кристофа Круазе из Франции, исполнявшего «Вариации на тему рококо» Чайковского (Государственным симфоническим оркестром, дирижировал Эюб Гулиев). Несколько разочаровал Илья Максимов, обладатель Гран-при на конкурсе в Габале: его исполнение Первого фортепианного концерта Рахманинова было скорее педантичным и сухим, чем романтически приподнятым и темпераментным. Напротив, очень хорошее впечатление оставила игра Тогрула Ганиева, который в сопровождении Государственного симфонического оркестра под управлением турецкого дирижера Гюрера Айкала исполнил скрипичный концерт Эркина. Хороший, сочный звук, чувство формы, одним словом, оставалось сожалеть, что достойный представитель рода Ганиевых работает за рубежом. И это — при катастрофической нехватке солирующих скрипачей в нашей стране. А вот в отношении аргентинской флейтистки Анны де ла Вега, выступившей в сопровождении Государственного камерного оркестра с концертом Моцарта, подумалось обратное: ведь у нас есть флейтисты, которые играют несравненно лучше…

Театр на все времена

Как известно, Узеирбек был прежде всего оперным композитором, поэтому включение оперной премьеры в программу фестиваля — факт отнюдь не случайный. В прошлом году это было концертное исполнение «Волшебной флейты» Моцарта, в этом — постановка одноактного шедевра Пуччини «Джанни Скикки». Что же касается оперного творчества самого Узеирбека, то в день открытия фестиваля после традиционной увертюры к «Кероглы» состоялось концертное исполнение отрывков из мугамной оперы «Шейх Санан» и третьего акта оперы «Кероглы». Если в случае с «Шейх Сананом» превалировал момент ознакомления с малоизвестной музыкой, то успех третьего акта самой популярной азербайджанской оперы, знакомого большинству публики почти что в деталях, был обусловлен какими-то свежими моментами в интерпретации и отдачей со стороны всех участников. Здесь сошлось многое: и потрясающее музыкально-драматургическое чутье композитора, выстроившего действие по принципу ярких контрастов (прямо-таки кинематографическое чередование крупного и общего планов), и замечательное чувство музыкальной формы, а также индивидуальное прочтение партитуры Рауфом Абдуллаевым, и энергичное исполнение хоровой капеллы — достойный продукт требовательности и волевых качеств ее руководителя Гюльбаджи Имановой. В результате вся эта сцена прошла на одном дыхании, каждый новый эпизод был связан с предыдущими причинно-следственными связями, воплощенными музыкальными средствами. Приведу лишь один пример: знаменитый Антракт к третьему действию в трактовке дирижера прозвучал как некая картина утреннего рассвета в горах (тихие переклички деревянных духовых), музыка развивалась по линии затухания, и вот тишину буквально взорвал хор «Ченлибель» — этакий символ людской мощи, способной сокрушить весь мир. И таких вот нюансов было немало. Несколько слов об исполнителе партии Кероглы, сложнейшей в теноровом репертуаре. Рамиль Гасымов, к сожалению, единственный сегодня из ее отечественных исполнителей, обнаружил музыкальность (было много «сладких» лирических моментов). Но в целом созданию адекватного образа помешали театральность жестов и самолюбование, в высшей степени свойственные этому молодому певцу. Зато очень органичным был Алиахмед Ибрагимов в роли Гамзы бека; здесь сказались большой опыт певца, свободное владение материалом.

Постановку «Джанни Скикки» Пуччини можно назвать ярким стартом оперного сезона. Самым отрадным в ней было единство устремлений и энтузиазм, объединивший всех участников спектакля в одну команду (подобное нам уже приходилось наблюдать в спектакле «Cosi fan tuttе» в прошлом сезоне). А ведь это — самое главное условие любой театральной постановки, своего рода ключ к успеху. Понятное дело, что вечно актуальный сюжет о родственниках, желающих завладеть наследством богатого дядюшки, давал пищу для фантазии всем персонажам, и здесь буквально каждый из артистов постарался создать свой неповторимый образ-типаж. Но при этом все они, дополняя друг друга, создавали образ разнохарактерной людской среды, объединенной такой поистине человеческой слабостью, как страсть к наживе. При этом, что выгодно отличало спектакль, так это хороший вкус, не позволивший скатываться до откровенного шаржа (опять-таки, к вопросу об академизме). И в этом большая заслуга, прежде всего, украинского режиссера Владимира Третьяка, который создал спектакль, хотя и без особых новаций и экстравагантных изысков (если не считать современных костюмов), но органичный и увлекательный. Некоторые типажи были интерпретированы в пластическом ключе, собственно, как и полагается в комических операх, ведущих происхождение от комедии дель арте. Например, совершенно блистательный образ создал Акрам Поладов, всегда удивительно органичный в характерных ролях. Роль старика Симоне с его прихрамывающей походкой и бегающим любопытным взглядом была исполнена великолепно и с точки зрения вокала, и в смысле сценичности. Среди женских персонажей хотелось бы особо выделить Сабину Асадову в роли заносчивой Дзиты и Гюльназ Исмайлову в роли молодящейся, кокетливой Неллы. Обе не побоялись выглядеть смешными, с искаженными гримасами лицами, чувствовалось, что это их собственные находки, и подобное вживание в роль наблюдалось в каждой мизансцене. Как всегда артистична была Фарида Мамедова, при том что ей пришлось петь партию Чьески (меццо-сопрано) с низкой для нее тесситурой. Немного разочаровала исполнительница главной роли Инара Бабаева. Насколько естественной и в то же время оригинальной она была в роли служанки Деспины в опере Моцарта, настолько неинтересной оказалась ее Лауретта. При внешнем соответствии певица, по-видимому, недостаточно вжилась в свою роль смекалистой провинциалки; оттого и не захватила слушателей должным образом знаменитая, невероятно сложная ария «O, mio babbino caro!». Огрехи были и в исполнении тенора Фарида Алиева. Что до главного героя — Джанни Скикки в лице Антона Ферштандта, то эту роль можно считать творческой удачей актера, создавшего образ этакого современного Мекки Мессера, не лишенного остроумия, но довольно жесткого в своих действиях. Яркому впечатлению от спектакля, конечно же, способствовала сама музыка Пуччини с ее знойными оркестровыми отыгрышами: оркестр благодаря стараниям дирижера Ялчина Адигезалова играл вполне сносно. Кстати, сама идея постановки этой оперы принадлежала маэстро, за что ему отдельное спасибо.

Такие вот впечатления от фестиваля. Думается, он породил множество самых различных откликов и суждений, какие свойственны всякому крупному событию.

Лейла АБДУЛЛАЕВА

Азербайджданские известия.- 2012.- 3 октября.- С.-3