Виктор ГРИГОРЬЕВ, художник (Россия): «Мне интересна тема взаимоотношений Востока и Запада

Имя художника Виктора Григорьева прочно ассоциируется у специалистов и любителей изобразительного искусства с терминами «кинематик-арт» и «арт-механика». Этот петербуржец, выпускник ЛГИТМиК (ныне — СПАТИ), закончил вуз по специальности «театрально-оформительское искусство». Был художником-постановщиком многих спектаклей, а также массовых мероприятий в родном городе и других городах России. Но более всего он известен, пожалуй, как автор движущихся, «автоматических» авторских кукольных композиций. Этим занимаются считанные единицы художников во всем мире. Их творчество часто применяется в качестве рекламы, в частности оформления вывесок. Именно с такой целью Виктор Григорьев и приехал в Баку: ему заказали композицию для наружного оформления входа арт-галереи кукольного искусства, которая на днях откроется в нашем городе. С Виктором ГРИГОРЬЕВЫМ побеседовала корреспондент «Азербайджанских известий», искусствовед Наиля БАННАЕВА.

- Виктор, какую из областей своей творческой деятельности вы считаете главной для себя?

- Они все мне одинаково дороги. После вуза я пятнадцать лет преподавал сценографию будущим оперным режиссерам в консерватории. Ставил спектакли в Питере, Новокузнецке, Туле, Петрозаводске – последним из них стала «Синяя птица» в детской студии питерского Театра музкомедии. Оформлял массовые шествия. Но в то же время с детства меня манили к себе механизмы. Для меня даже механизм обычного будильника – это нечто магическое… А театр, как известно, тоже довольно технический вид творчества. Не случайно в свое время в институте я, будущий театральный художник, изучал не только изобразительное искусство, но и сопромат, и теормех, и начертательную геометрию…

- И это пригодилось вам не только в театре, но и в организации массовых мероприятий. А почему вы ими увлеклись, кстати?

- Это ведь тоже красиво! Наверное, еще многие помнят торжественные праздничные демонстрации 70-80-х годов. И пускай в основе их лежали всякие идеологические глупости, но внешняя сторона этих шествий была на высоте. Однако истинное великолепие представляли собой сталинские парады 30-50-х годов. С точки зрения художественного оформления это была профессиональная вершина, которая стояла вровень с лучшими мировыми образцами карнавальных шествий.

- То есть вы - в том числе и мастер карнавалов?

- Я много лет работал в этой сфере. Есть два типа карнавала, которые многие просто не различают - европейский и бразильский. Узкие улочки старых городов Европы (неважно, Венеция это, Барселона или еще какой-нибудь город) диктовали свои условия: акцент в оформлении действа неизбежно падал на костюм, и именно человек как таковой становился основным объектом мероприятия. Другое дело - бразильский карнавал! Это размах стадиона! Это ряд нарядных колонн, проходящих мимо центра, мимо «трибуны», в роли которой может выступить, например, тридцатиметровая статуя! После развала СССР Петербург не стал отказываться от своих ежегодных торжеств, просто праздник стал другим - День города. Лет пятнадцать подряд он проходил во всех районах города – они даже соревновались в этом друг с другом… Но в последнее время ежегодные празднества сосредоточились на Дворцовой площади, и это изменило всю концепцию оформления праздника, сузило его возможности.

- Вы искусно оформляете не только массовые шествия, но и интерьеры. Какой из заказов был для вас самым трудным, потребовал наибольшего напряжения творческих сил?

- Пожалуй, пришлось сильно задуматься над концепцией, когда меня с архитектором Андреем Пазгалевым пригласили сделать интерьерную композицию, посвященную битве при Курской дуге, - в одном местном музеев. Курская дуга - это пространство между Курском и Белгородом, близ деревни Прохоровка. Земля там до сих пор буквально напичкана «памятью» о той войне… Прямо при нас был такой случай. Построили там новую школу и решили разбить вокруг нее цветники. Накопали свежей земли, распределили ее по периметру школы под будущие газоны… А потом смотрят - ученики бегают кто с гранатой, кто с пистолетом – настоящими! Дети все это накопали из той земли, оказывается.

Вот когда мы с архитектором призадумались, как же нам воплотить в жизнь идею нашей композиции… Даже для меня, взрослого человека, война в наглядном виде - это прежде всего ржавое железо, а ведь у меня оба деда воевали, да и вырос я в городе, где до сих пор (хотя, может, уже и не так бережно, как раньше) хранят память о Великой Отечественной войне.

Меньше всего в своей работе мне хотелось отразить просто героизм. Я хотел показать, что война – это, прежде всего, страшно. Во дворе гостиницы, в которой мы остановились, стоял ржавый танк – очередной танк, извлеченный из местных болот. Вот это, на мой взгляд – лучший памятник и битве при Курской дуге, и войне вообще! Когда видишь эту мощную железную махину, буквально развороченную взрывом, вдруг сразу как-то представляешь, что ж там могло остаться от людей, которые были внутри… И потому всякие там героически-официозные воинские профили, какие были популярны в совдеповских памятниках, здесь были бы просто неуместны.

В итоге свою музейную композицию - большую, площадью 6х8 м – я создал, постаравшись взглянуть на ту эпоху максимально честно. Обнес это пространство колючей проволокой, а в саму работу включил настоящее оружие, выкопанное в богатой на такие находки местной земле… И лучшим комплиментом, лучшим доказательством того, что эта моя работа удалась и я сказал в ней все, что хотел сказать, стал для меня случай на торжественном ее открытии: один местный школьник лет десяти отказался войти в зал – ему стало страшно…

- Зато ваши движущиеся куклы уж точно никого испугать не могут – они очень добрые. Это воплощенные мечты, это грезы человечества о прекрасном мире… А движение придает им настоящую уникальность.

- Для меня движение – это неотъемлемая часть палитры инструментов. Оно бывает таким же разным, как цвет или линия! Мягкое движение – один персонаж, резкое - совсем другой! Чтобы достичь нужного темпа и нужной траектории движений, я порой использую такие сочетания материалов, которые привели бы в ужас любого инженера. Например, для плавности движений некоторые детали делаю из резины, тогда как в обычном механизме они обязательно должны быть из металла. Мой отец, инженер по профессии, на первой моей выставке был сильно озадачен тем, что увидел. Он внимательно рассмотрел мои работы и воскликнул: «Я просто не понимаю, как это все может работать!» Кстати, именно моя первая выставка, которую я назвал «Арт-механика», дала название такому направлению. Оно прижилось и сосуществует с другим словом - «кинематика».

- Много ли у вас коллег на родине? Есть ли у вас последователи?

- В таком направлении, как кинематика, мало кто из художников работает. Меня часто сравнивают с шестидесятниками, с Жаном Тенгли. Однако помимо того современного направления, какое основал Тенгли, есть и «классическое». За рубежом популярен «Механический театр кабаре» - эти англичане идут совсем иным путем, нежели тот же Тенгли – они делают простые деревянные автоматончики. Есть и парижская команда таких художников, они оформляют витрины. Это было интересно поначалу, но потом растиражировалось и… В общем, считаю, это несерьезно. Среди наших нельзя, конечно же, не сказать о талантливейшем Эдуарде Берсудском. Мы с ним хоть и не ровесники, но земляки, так что я о нем знал давно, однако познакомились мы с ним уже после того, как я выставил на суд зрителей свои первые работы. Его творчество меня поразило не только само по себе, но еще и тем, что нас с ним, оказывается, часто интересовали схожие темы… О последователях. У меня их нет пока что, и это меня огорчает. Зато есть много подражателей, плагиаторов – и это неприятно.

- Как вы считаете, отчего в этой сфере так мало авторов? Отчего, например, плагиаторы есть, а последователей - нет?

- Наверное, тут свою роль играет то, что человек, избравший это ремесло, должен быть и художником, и механиком одновременно – ни в той, ни в другой сфере ему схалтурить нельзя! Вот пример. Одно время моими работами сильно увлекся один паренек, у которого оба родителя художники, да он и сам неплохо рисовал. Лет с десяти он ходил на все мои выставки и потом, насмотревшись, создавал свои работы в кинематике. В отличие от работ некоторых взрослых, это был вовсе не плагиат! У него были свои, оригинальные идеи! Но… техническая сторона сильно хромала. Его забавные штуки были откровенно слабыми по техническому исполнению – и такими и оставались. А время шло. То, что нормально для ребенка, не годится даже для подростка – ему надо было совершенствоваться, штудировать механику. Я старался было «подтянуть» его по части техники, но он не внял моим советам. И, в конце концов, оставил это дело… Я потерял его из виду.

Другой важный момент, он касается и плагиата - это тематика. У того же Берсудского, например, как и у многих российских художников его поколения, в творчестве сильно звучат темы сталинских репрессий, ГУЛАГа и пр. На «питерских» темах мы с ним пересекаемся, но в целом мое творчество – это, наверное, прежде всего свойственное зрелому возрасту понимание, что большое отражается в малом. Стараюсь отражать романтичность и в то же время механистичность нашей жизни.

- Камерность ваших тем порождает плагиат? Зато ваши «амплуа» в искусстве такие разные! За вами не угонишься… Тяжело же приходится вашим плагиаторам!

- Используя возможности арт-механики, я стараюсь не застревать в рамках одного амплуа. Потому что знаю, как легко попасть в этот замкнутый круг и как сложно из него выбраться. Мне ли, театральному художнику, этого не знать? На моих глазах в такой «капкан» попадали многие артисты. Возьмите хоть Гурченко, например, - она двадцать лет после «Карнавальной ночи» не могла сменить амплуа! Так то – актеры, скажете вы… Но не надо думать, что у художников все иначе. Публика, приученная к тому или иному творческому имиджу автора, при малейшей его попытке сменить направление творчества пинками загоняет его обратно. И, как вы догадываетесь, «пинки» эти – финансовые… Видимо, такие жесткие рамки – это следствие извечного стремления человека структуризировать все, что его окружает. А между тем художник – это человек структуры. Я в этом полностью убежден, хотя и уверен, что 99% моих коллег с таким утверждением не согласятся. Вне структуры, считаю, художник может существовать только в качестве представителя андеграунда. В лучшем случае его при этом оценят лет через сорок, как это было с тем же Филоновым или Гогеном. Однако я – театральный художник, а в этой специализации никакому автору при всем желании не удастся «закоснеть» в рамках одного-единственного «амплуа». В отличие, скажем, от живописца или книжного графика, театральный художник просто не может позволить себе придерживаться определенных тем или форм. Тут даже противоположная проблема возникает – проблема узнаваемости автора! Действительно, не странно ли говорить об узнаваемости, если сегодня ты ставишь Гашека, завтра – Шекспира, а послезавтра - Твардовского? Только художники высшего уровня, гении могут и в театрально-оформительском искусстве иметь свой, характерный, резко узнаваемый почерк. Это огромная редкость…

- Ваш почерк скоро будут узнавать и в Баку - во всяком случае в кинематике. Впервые вы побывали здесь, когда приехали сюда вместе со своими коллегами на I Международное кукольное бьеннале «Фьюжен долл». Его инициатор и куратор, наш известный художник-кукольник Пярвиз Гусейнов, говорит, что без присутствия художников знаменитой питерской школы кукольного мастерства бьеннале не выполнило бы в полной мере свое предназначение...

- Именно через Пярвиза Гусейнова и пригласили меня сюда для оформления галереи. Мне объяснили задачу и при этом дали полную свободу действий. Как сказал Пярвиз, «главное, Витя, чтобы эта работа нравилась тебе самому». Для меня это ценно. Не будь столь полной свободы действий в творчестве, я бы отказался, так как имею в этом отношении печальный опыт. Здесь у вас чиновники и другие ответственные лица не вмешиваются в мою работу. А у меня бывали случаи, когда заказчики вмешивались, причем основательно. Был даже случай, когда заказчик просто-напросто присвоил мой эскиз, то есть приписал его другому человеку, чтобы не выплачивать мне гонорар. Каждый раз, когда вижу таких людей или слышу о таком, вспоминаю гениальные слова Стива Джобса по поводу подбора кадров: «Мы приглашаем специалистов не затем, чтобы указывать им, что делать. Мы их зовем, чтобы они сказали, что делать нам».

- На вывеске новой арт-галереи разыгрывается очаровательная сценка: качаются на стрелке компаса, как на качелях, паренек в традиционном костюме Арлекина и девочка в азербайджанском народном костюме, с сазом в руках. Как вы назвали эту свою работу?

- Она называется «Восток - Запад». Восток в моем понимании - это чувство, а Запад – прагматизм. Поэтому Восток символизирует женская фигура, а Запад - мужская. Многие детали композиции возникли у меня спонтанно, прямо на месте, когда я окунулся в атмосферу Баку. По некоторым элементам – а именно по азербайджанскому народному костюму и по музыкальному инструменту - меня консультировал Пярвиз Гусейнов. Материал композиции – по большей части латунь и бронза.

- У этой работы есть какая-то предыстория?

- Нет, потому что и само мое приглашение сюда, и разработка мною композиции – все это произошло очень быстро, спонтанно. Но мне лично очень интересна тема взаимоотношений Востока и Запада. У меня есть друзья родом с Кавказа, а один мой друг пишет книгу о кавказских войнах XIX века. И вообще, я считаю, любой думающий человек в России не может не уделить внимание очевидно важному для нашей страны вопросу взаимоотношений Востока и Запада. В своей работе для бакинской арт-галереи кукольного искусства я постарался изложить свою точку зрения на этот предмет.

Азербайджанские известия.- 2013.- 10 апреля.- С.3