Светлана МИРЗОЕВА, певица: «Самое главное в жизни — быть в ладу с самим собою»

Певица Светлана МИРЗОЕВА, ветеран оперной сцены, исполнявшая ведущие сопрановые партии на сцене Государственного оперного театра в 70-80-е годы, ныне доцент Бакинской музыкальной академии, в эти дни отмечает юбилей. О своем творчестве, людях, сыгравших значительную роль в ее становлении и самореализации, она специально для «Азербайджанских известий» беседовала с музыковедом Лейлой АБДУЛЛАЕВОЙ.

— Начнем разговор с традиционного: как все начиналось? — Детство мое прошло в Казахстане, куда были высланы родители. Петь я любила с детских лет, так что окружающие называли меня не иначе как «пискухой». Помню, как нас повезли на очередной смотр школьной самодеятельности. Мы приехали с опозданием, и вот когда нас не хотели допускать к выступлению, руководитель воскликнул: «Светочка, запой!» Я стала петь, и жюри с одобрением включило нас в программу. Понятно, что я мечтала стать артисткой. В 56-м наша семья вернулась в Баку. Я стала выступать с эстрадным оркестром, которым дирижировал Исмет Кулиев. И вот как-то меня услышал Александр Милованов, известный в те годы педагог вокала. Он подошел ко мне и сказал, что мне обязательно нужно учиться. Но, следуя пожеланиям отца, я подала документы в Азербайджанский институт нефти и химии. Благо с математикой у меня никогда не было проблем, но на вступительном экзамене со мной произошел казус именно на математике. Слишком уверенная в своих знаниях, я не обратила должного внимания на первый вопрос билета, который был мне не совсем понятен. Решила отвечать сначала на другие, а по поводу этого пункта вслух засомневалась в верности задания и стала спорить на равных с экзаменатором. Тому это настолько не понравилось, что он поставил мне не четверку, как я предполагала, и даже не тройку, а «неуд». Так что сама судьба привела меня в музыкальное училище. Приемные экзамены к тому времени уже закончились, но для меня сделали исключение. Так я попала в класс Тамары ханым Халиловой. На выпускном экзамене пела заключительную сцену из «Евгения Онегина». Кто-то из знакомых посоветовал мне остаться еще на один год в училище: мол, для вокалиста пяти лет обучения вполне достаточно, чтобы начать работать по специальности. Но знаете, кто меня отговорил? Азер Абдуллаев, тогдашний директор училища. Он сказал, что даже мысли не допускает о том, чтобы такая студентка, как я, не получила высшего образования. — Да, Азер Джанбахишевич (светлая ему память!) был человеком, который искренне был озабочен и пользой общего дела, и судьбой способных студентов; их он опекал и всячески поддерживал… И вы последовали его совету?— Конечно. В консерватории я попала в класс Елены Емельяновой, но, к сожалению, отношения у нас с самого начала никак не складывались, и в конце 3-го курса я обратилась к ректору Джевдету Гаджиеву с просьбой о переводе меня в класс другого педагога. Меня взял к себе Кямал Керимов. Занятия мои с ним проходили успешно, так что на Закавказском конкурсе 1969 года я получила диплом первой степени. — Наверное, вам за годы артистической деятельности довелось общаться со многими крупными деятелями нашей культуры…— В середине 60-х в Баку снимали фильм «Севиль» по одноименной опере Фикрета Амирова. Я тогда, будучи студенткой консерватории, одновременно работала и лаборанткой. И вот как-то раздается звонок. «С вами говорит Фикрет Амиров. У вас есть студентка Светлана Мирзоева. Я хотел бы, чтобы она озвучивала Севиль в снимающемся сейчас фильме». Для меня это, конечно, было очень приятной неожиданностью. Я ответила, что эта студентка — я, что мне очень лестно его предложение, но взяться за партию Севиль не смогу, потому что у меня нет безупречного азербайджанского произношения. Тем не менее он настоял на встрече. Я спела ему романс «Улдуз», и он воскликнул, что никакого акцента у меня не слышит. И все-таки я отказалась: считала, что недостаточно хорошо знаю эту партию. Что касается других азербайджанских композиторов, то я была первой исполнительницей вокальных опусов Фарханга Гусейнова, Эльнары Дадашевой, Афаг Джафаровой, Севды Ибрагимовой. Помню, как исполняла вокальный цикл Хайяма Мирзазаде в Тбилиси на фестивале, а аккомпанировал мне оркестр под управлением Гергиева, он тогда возглавлял один из оркестров в Грузии.— Вы долгое время работали с Ниязи…— Это случилось после Закавказского конкурса. Был концерт в честь иракской делегации, где я исполняла арию Севиль и романс Караева «На холмах Грузии». Аккомпанировал мне Чингиз Садыхов. И вот после концерта он подбегает ко мне: «Маэстро вас зовет!» Оказалось, что меня удостоили приглашения на званый обед. И вот я сижу рядом с Ниязи и, не зная всех правил этикета, почти ничего не ем. Ну а после Ниязи стал меня расспрашивать о моих планах и пригласил на работу в филармонию, он тогда был главным дирижером и директором. С ним было работать и трудно, и легко. С одной стороны — масса замечаний: это место не так, здесь — темп подвинуть, тут штрихи не те. Но в то же время опыт общения с мастером такого масштаба переоценить невозможно. Он ласково и шутя называл меня «Гызышкой»: «Где наша Гызышка?»— А когда вы пришли в театр?— В 1971 году, после двух лет работы в филармонии. Все-таки одно дело — концертная сцена и совсем другое — театральный спектакль. Я решила пройти прослушивание и была принята в Театр оперы и балета. Дебютировала в партии Маргариты в «Фаусте» Гуно. Очень люблю эту оперу. Там столько лирики и мелодизма.— А какие еще оперные героини вам особенно близки, ведь, насколько мне известно, в вашем творческом багаже около 20 сопрановых партий.— Совершенно верно, я пела Микаэллу в «Кармен», Джаннетту в «Любовном напитке» Доницетти, Татьяну в «Евгении Онегине», Земфиру в «Алеко» Рахманинова, Серпину в комической опере Перголези «Служанка-госпожа». Но самый любимый композитор — Пуччини. Мне всегда казалось, что для Верди нужен более мощный голос. А героини Пуччини подкупали меня своим пронзительным лиризмом. Помню, как, разучивая Баттерфляй, с трудом сдерживала рыдания. Но самая любимая героиня — Тоска. Когда я приступила к работе над Тоской, многие в театре недоумевали. Ведь считается, что эта роль написана для драматического сопрано. Но если у тебя плотное лирическое сопрано с крепкими «верхами», то эту партию вполне можно петь. Ведь обе арии Тоски — лирические. Драматическая — только сцена со Скарпиа, когда, по воле судьбы, она попадает в такую ситуацию, когда убийство становится для нее единственным выходом, потому что альтернатива этому — позор и бесчестье. Со спектаклем «Тоска» связан очень трагический эпизод из жизни нашего театра. Мы были на гастролях в Ленинграде. И вот в сцене убийства исполнявший роль Скарпиа баритон Фаик Мустафаев упал и действительно скоропостижно скончался. Можете представить, в каком состоянии мы доиграли спектакль: публика аплодирует, а мы рыдаем.— Расскажите немного про оперный театр 70-х годов. Кто был вашим партнером по сцене? Приходилось ли петь с Муслимом Магомаевым?— В те годы теноровые партии пели Рауф Атакишиев, Лютфияр Иманов, Вагиф Керимов, Юрий Манаенко. Всегда комфортно было на сцене с Гусейном Алиевым, с партнерами-баритонами — Григорием Вайнером, Мурсалом Бадировым. Не могу не назвать замечательных гастролеров — Паату Бурчуладзе и Теймураза Гугушвили, выступать с которыми было и ответственно, и интересно. Что касается Муслима Магомаева, то он по своей природе все-таки был слишком солистом, слишком большой индивидуальностью, чтобы естественно вписываться в спектакль на равных со всеми. Но, конечно, то, что мне довелось видеть и наблюдать этого большого музыканта, можно считать своего рода жизненным подарком. Вообще рождение каждого спектакля было безумно увлекательным процессом. Сначала множество репетиций, когда постепенно оттачивались мельчайшие детали. А потом, после спектакля, — подробный разбор…Очень хорошей школой для нас, певцов, была работа с дирижерами Рауфом Абдуллаевым, Трохимовичем, Бергольцем. А какие режиссеры работали! Помню великолепный спектакль «Дуэнья», поставленный Златогоровым, приглашенным из Москвы. Очень интересно работал над спектаклем «Отелло» Георгий Алексидзе. Мне всегда нравилось наблюдать за режиссерской работой, и я часто приходила на репетиции даже тех спектаклей, в которых не была занята. Не могу не вспомнить детские спектакли, в которых пела с удовольствием. Например, «Кот в сапогах» и «Золушка» Леонида Вайнштейна, «Джыртдан» Назима Аливердибекова.— Как случилось, что вы ушли из театра и стали преподавать в консерватории?— В консерватории я начала работать с 81-го. Знаете, мне кажется, самое главное в жизни — быть в ладу с самим собою и иметь любимую работу. Оттого уход из театра был для меня, можно сказать, безболезненным — педагогическая работа всегда доставляла большое удовольствие.— Ну да, я знаю, что вы относитесь к своим студентам как к детям, которые нуждаются в опеке не только музыкальной, но человеческой, материнской. Не случайно многие из них, уже окончив академию, продолжают советоваться с вами по самым различным вопросам, зная, что в вашем лице встретят понимание и поддержку.— Мне всегда нравилось помогать людям. А студенты для педагога действительно сродни детям. Чем больше ты им отдаешь, тем сильнее привязываешься, надеясь подготовить к тем нелегким перипетиям, которыми чревата судьба любого человека, а оперного певца — в особенности.

Азербайджанские известия.- 2013.- 3 июля.- С.1, 3.