Гюльнара АБДУЛЛАЕВА, режиссер AzTV: «С годами я все больше понимаю, каким необыкновенным не только актером, но и человеком был мой отец»

Лютфали Абдуллаев — актер, чье мастерство никогда не увядает, доставляя радость многим поколениям азербайджанских зрителей. В этом году исполняется ровно 40 лет со дня его безвременной кончины, а в будущем году — сто лет со дня рождения. В народной памяти Лютфали Абдуллаев остался не только как выдающийся комедийный актер, но и как необычно добрый, благородный человек. О некоторых малоизвестных эпизодах его жизни корреспонденту «Азербайджанских известий» Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВОЙ рассказала младшая дочь актера, режиссер музыкальной редакции AzTV Гюльнара АБДУЛЛАЕВА.— Вы хорошо помните отца?— Мы с сестрой были маленькими, когда папа ушел из жизни, мне было 11 лет. Но я многое помню. Помню, как у нас собиралась масса интересных людей — маэстро Низами с Хаджар ханым, Шихали Курбанов, Тофик Кулиев, Васиф Адыгезалов, Рамиз Мустафаев, Лейла ханым Бадирбейли. Собирались ежедневно, ежевечерне. И это были очень интересные «посиделки», совсем не похожие на нынешние. Помню, после спектакля вся семья Бадалбейли приходила к нам. С Шамси Бадаловичем отца связывала большая творческая и человеческая дружба, потому что он был, можно сказать, единственным папиным театральным режиссером. Их связывала долгая, 45-летняя дружба.— А как она зародилась?— Когда папа в 1939 году пришел в Театр музкомедии, где Шамси Бадалбейли был одновременно главным режиссером и художественным руководителем. Когда Музкомедию закрыли на ремонт, отец на очень короткое время перешел в Аздраму и потом вернулся в свой театр. Так что все спектакли, которые прославили его, сделали любимым актером в народе, были поставлены Шамси Бадалбейли. У них был очень напряженный, плотный график работы: с 11 утра до двух ночи шли репетиции, и поэтому для того, чтобы пообщаться, время их общения обычно начиналось в 2-3 часа ночи. И в основном все собирались у нас.— А мама не возражала?— Мама рассказывала, что вначале, когда только вышла замуж за папу, у нее был шок, потому что она совсем не была готова к такому образу жизни, при том, что папа на сто процентов освободил ее от быта и сопутствующих ему проблем: у нас в доме были две домработницы, две нянечки, одна из которых гуляла с нами, детьми, другая была в доме. Мама занималась только готовкой, потому что была фантастическим кулинаром, и папа не то что любил, он ел только приготовленное мамой, а она, в свою очередь, с удовольствием готовила, накрывала на стол, хотя ей это было непросто, ведь она тоже работала — 25 лет она заведовала кафедрой в Институте иностранных языков. У нее была серьезная рабочая нагрузка: она занималась переводами, писала учебники для школ…. — А какие блюда она готовила? — Абсолютно все, но папа, конечно, предпочитал не европейскую, а азербайджанскую кухню. — А шекинские блюда она готовила? — Папа очень любил пити. Он вообще был большой любитель поесть и даже, когда у него нашли небольшое повышение сахара в крови, он, как рассказывала наша мама, сказал врачу: «Доктор, даже если буду сидеть на диете, все равно я умру, так лучше уж сытым». — Рассказывают, что у ваших родителей была совершенно необыкновенная история любви… — Действительно, история любви моих родителей — необыкновенная, поистине фантастическая. Они познакомились в 1941 году в прозаическом месте — спецстоловой для деятелей культуры и искусства, которая располагалась в старом отеле «Европа», недалеко от нынешней площади Фонтанов. Туда приходили бесплатно обедать по специальным карточкам, которые стали выдаваться с началом войны. Мама обедала по карточке своей матери Хуршуд Алиевой — она была заслуженным деятелем искусств, первой женщиной-музыковедом Азербайджана, работала с Узеиром Гаджибековым с 1944 по 1946 год, была проректором консерватории.Так вот там родители и познакомились. У них, видимо, сразу возникла симпатия друг к другу, а потом и большая любовь. В первый же год папа вместе с Шамси Бадалбейли пришел сватать маму и получил отказ, потому что у маминой бабушки — татарской княжны Хадиджи ханым, которая воспитывала ее, был шок от того, что какой-то актер Музкомедии просит руки ее внучки. «Хоть бы он был драматический артист, — говорила она, — а тут — музкомедия». Это для нее вообще был низкий уровень. Ситуация усугублялась еще и тем, что в их семье говорили на нескольких языках — немецком, французском, русском, а тут приходит человек, который не говорит ни на одном из этих языков, даже на русском. Два разных мира. Хадиджа ханым строго отчитала Шамси Бадалбейли и сказала, что ей стыдно, что сын Бадалбека приходит к ней в дом просить руки ее внучки для какого-то там комедианта. Она говорила, что не может позволить состояться этому браку… — Ваш отец повторял попытки? — Он сделал еще одну попытку, когда после фильма «Аршин мал алан» получил Сталинскую премию. И вновь ему отказали. Получил звание заслуженного, опять отказали, и так на протяжении 15 лет. Они смогли соединиться… — После смерти бабушки? — Нет, нет, бабушка после того год прожила. Просто она, видимо, поняла, что это будет долго продолжаться и сопротивляться уже нельзя: маме было 32, а папе — 46. И она согласилась, но сама на свадьбу не пришла, все-таки в душе их союз не приняла. — А папа с мамой встречались хотя бы все эти годы? — Какое-то время встречались, потом расстались, спустя время мама вышла замуж за очень интеллигентного человека. Его звали Хаджи Мурад Ибрагимбейли, он был военным человеком, полковником. Как это случилось? Мама была дочерью «врага народа» Ахмедбека Пепинова. В 1937 году Багиров лично застрелил его в своем кабинете, в чем признался на суде. Ахмедбек Пепинов, несмотря на жестокие пытки, не подписал ни одной бумаги и никого не оговорил. Когда в 1949 году пошла вторая волна репрессий, маму исключили из института, где она преподавала. В эту вторую волну дети репрессированных очень пострадали. С Хаджи Мурадом мама была в приятельских отношениях. И он сказал маме: «Если ты станешь женой советского офицера, я смогу за тебя заступиться». Так, в общем-то, и получилось. Он свое слово сдержал, и маму восстановили на работе. Но с Ибрагимбейли мама прожила только шесть месяцев, и ушла, не выдержав. Видимо, у нее были разговоры с бабушкой, и та поняла, что мама любит моего отца. — Интересно, а как муж это пережил? — Очень тяжело. Он уехал в Москву, стал известным ученым, завкафедрой восточных языков, писал книги. Я с ним познакомилась совершенно случайно во время учебы в Москве. Он был интересным человеком, безумно красивым, очень умным, образованным и, конечно, так и не смог понять, как маму, образованную и интеллигентную женщину, читавшую в Германии немцам лекции о Гете на их языке (ее туда специально пригласили в конце 70-х годов, поскольку она была высококлассным специалистом), могло тянуть к моему папе, человеку с 7-классным школьным образованием. И когда я сама спросила маму об этом: «…Я понимаю, что папу не любить было невозможно, и все-таки — у вас ведь были разные уровни…», она сказала: «Знаешь, все те годы, которые я прожила с Лютфали, я чувствовала себя настоящей женщиной». Он был мужчиной в полном смысле этого слова. Я должна сказать, что когда папа ухаживал за мамой, и об этом уже все знали, его официально вызывали в КГБ и сказали: «Если ты женишься на Пепиновой, твоей карьере конец». Он не испугался и женился. В те годы это был серьезный шаг. Он до последнего дня безумно любил маму. — Но, наверное, сама того не ведая, она спасла его, когда вышла замуж за военного человека и на время от Лютфали Абдуллаева отстали… — Вы знаете, папа уже тогда был такой личностью, что ему никто ничего не мог сказать. Уникальная личность. Надо было видеть и понимать, как он жил, каким был человеком и каким авторитетом пользовался. Он мог абсолютно все, свободно открывал дверь в любой кабинет, минуя секретарей, ожидания в приемных. Он мог даже пройти в кабинет первого секретаря ЦК партии. Это так и было. — Напомните, кто тогда был? — Вели Ахундов. Папа хохмил, шутил с ним так, что тот чуть не падал от смеха. Я сама однажды это увидела. Я училась тогда в бюльбюлевской музшколе, и папа пришел за мной. В это время Ахундов проходил мимо без охраны, они с папой поздоровались, расцеловались, и Вели Юсуфович пошел дальше. И вдруг папа вслед ему кричит: «Арвад, усаг ъящяннямя, юзцннян мцгайят ол». Я, хоть и была ребенком, смутилась и сказала отцу: «Папа, это же первый секретарь!» И тут вижу, как Вели Юсуфович прислонился к стенке и хохочет, вытирая слезы. Папа умел общаться с людьми. За его столом могли сидеть Шихали Курбанов и мойщик машин, и все воспринимали это нормально.Потрясающая история была с Назымом Хикметом. Когда он был в Баку, папа пригласил его в гости, а у того было больное сердце, и когда он пришел и увидел перед собой крутую лестницу, по которой должен был подняться, то сказал: «Я не смогу подняться по ней». Папа тут же быстренько организовал четырех парней, и Назыма Хикмета в кресле, как на троне, подняли наверх.Раньше перед дверью нашей квартиры стояла большая скамейка (папа специально ее поставил), на которой с 7-8 часов утра ежедневно сидели люди, ожидая «аудиенции» папы. Они приходили по каким-то делам, с просьбами. Причем 90% из них папа вообще не знал, не был знаком. Я помню, как мама однажды сказала ему: «Лютфали! Как ты можешь ходить и просить за этих людей?! Наверное, их родственники не случайно сидят в тюрьме, наверное, кто-то из них убийца, кто-то вор, а ты идешь и за них просишь. Надо же немного разбираться, за кого просишь!» А он ответил: «Если я буду разбираться — «о yaxшыlыq deyil». Если делаешь добро, делай и если ты начинаешь думать — тому нельзя, а тому можно, это уже не добро, поэтому я помогаю всем».Была потрясающая история. Дело в том, что мама после ежедневных ночных посиделок утром вставать не могла и спала до одиннадцати. Это было железно ее время. Но однажды в 7 утра отец торопливо поднимает ее: «Севда, давай быстро вставай, очень дорогие гости пришли, надо завтрак им приготовить». Мама рассказывает мне: «Я вскакиваю, выхожу в прихожую, вижу, стоят какие-то люди. Я быстро, не расспрашивая, приготовила завтрак, отец с ними поел и ушел. Целый день его не было. А я от любопытства умираю, думаю, что же это за люди были, из-за которых Лютфали поднял меня в 7 утра». Папа никогда не позволял себе в отношении мамы невнимания к ее желаниям, потому что знал ее график жизни. И вот, когда вечером он пришел домой, она спросила: «Где ты был целый день и кто эти люди?» «Не знаю», — отвечает отец. «Как не знаю?! Ты же сказал, что это дорогие гости!» «Понимаешь, если бы я тебе сказал, что я их не знаю, ты бы ни за что не встала». Оказалось, что у этих людей тяжело заболел молодой родственник, и его надо было отвезти на лечение в Москву, а в те годы для этого надо было взять направление в Минздраве. И вот папа пошел с ними за этим документом в министерство, получил его, позвонил в Москву своим друзьям, чтобы они этих людей встретили и подготовили место в больнице, потом купил им билеты на самолет, проводил в аэропорт. И все оплатил — и гостиницу, и лечение, да еще и деньги им дал, людям, которых он видел впервые. И это был не единичный случай. Он говорил: «Зачем мне знать, кто они такие, достаточно, что они знают меня. Раз они пришли ко мне, значит, я должен был это сделать». Особенно он помогал своим землякам из Шеки. Помогал, не раздумывая.— А помните еще какие-нибудь истории?— Ну вот еще одна. Час ночи. Мама сидит на балконе, ждет папу — он был на какой-то свадьбе. Папа вообще не пил, но на свадьбе мог чуть-чуть выпить, и мама волновалась. И вдруг, как она рассказывала, с проспекта Ленина (ныне Азадлыг) папа заворачивает на нашу улицу и очень медленно идет один. А у него на голове была дорогая по тем временам норковая шапка. Вдруг к нему сзади подбегает какой-то парень, срывает с его головы шапку и убегает. Папа, никак не реагируя на это, как шел, так и идет, даже шага не прибавляя. Когда этот парень понял, что никто за ним не бежит, оглянулся и… узнал папу. И мама говорит: «Я вижу, что этот парень подходит и надевает шапку отцу обратно на голову, а он берет его за руку (это прямо у нашего блока), останавливается, и они о чем-то разговаривают. Я стою на балконе и думаю, интересно, может, он действительно сильно выпил и не понял, что произошло». Дальше она видит, как папа с парнем заходят в блок, звонок в дверь, мама открывает, отец с парнем заходит и говорит ей: «Быстро, быстро, накрывай на стол». Они садятся, едят, пьют, разговаривают, потом отец зовет маму и говорит парню: «Когда меня дома не будет — я на гастролях или еще где — если тебе будут нужны деньги, придешь, моя жена тебе даст, сколько надо». Парень ушел обалдевший. Мама попыталась вразумить отца: «Слушай, он с тебя шапку содрал». И что он отвечает?! «Во-первых, он шапку вернул, а во-вторых, нуждался в деньгах, поэтому это сделал».Прошло много лет, и когда папа умер, этот парень пришел, подошел к маме и сказал: «Помните меня? Я тот парень…» Все 40 дней он таскал стулья, столы, привел каких-то ребят на подмогу. Это было время, когда палаток не было, и мы все делали сами.И еще эпизод. Наш дом расположен напротив нынешней Нефтяной академии, которая в те годы называлась Институтом нефти и химии. Так вот, ребята, вероятно, наслышанные о папиной доброте и безотказности, в дни, когда сдавали зачеты, целыми группами стояли около института и ждали его. Когда он приближался, подходили к нему и жаловались: «Лютфали муаллим, нам не ставят зачет». Он только говорил: «Дайте зачетку». Брал, заходил к ректору и через пять минут выходил уже с готовым результатом. Мама с ума сходила, потому что была педагогом и считала кощунством делать такие вещи, а он только усмехался: «У тебя своя политика, у меня — своя».— Это его настолько любили и уважали, что даже на такое шли.— Его и до сих пор любят. Причем, я вам скажу, он был достаточно серьезный человек в жизни. Папа никогда не хохмил, он смешил с серьезным лицом. Мама мне рассказывала об одном показательном эпизоде из жизни папы. Однажды, когда они только поженились, им вместе пришлось пойти на поминки. Как вспоминает мама, стоило им войти в комнату, где стоял гроб с покойником, все, даже члены семьи покойного, заулыбались, хотя папа был серьезен. Мама тогда сказала папе: «Больше я с тобой никуда не пойду, во всяком случае на поминки».Папа для меня всегда оставался главным человеком в жизни, может, поэтому для меня всегда все было очень сложно. Всех мужчин, которых вообще видела, я сравнивала с ним, и всегда не в их пользу. Может, это было неправильно, но у меня была не просто сильная любовь к папе, а еще и безумное поклонение. А с годами я все больше понимала, каким необыкновенным он был, не только выдающийся актер, но еще и потрясающий человек — в полном смысле этого слова.

Азербайджанские известия.- 2013.- 29 июня.- С.1-2.