Разговор «с рваными краями»

 

Вагиф Самедоглу один из тех, кто мог бы украсить своим наличием культуру любой страны

 

Есть художники, в творческий «портрет» которых входит не только список созданных ими произведений, но и что-то еще, чему и названия не подберешь. Некая надтворческая составляющая, некий шарм, который при упоминании имени становится доминирующим в возникновении образа. Поди, докопайся до его от и до… Их нет. Не просто «специалист в своем деле» или даже эксперт — человек, внесший вклад не только в национальную культуру, но и наше подсознание. Вагиф Самедоглу. Вольнодумец. Этакий «расширитель сознания». 5 июня ему исполняется 75 лет.

Портрет-загадка – кто это?

…Играл Рахманинова в филармонии  с оркестром  под управлением Ниязи…

…делал  ремонт  (клал кафель!)  у Рафика Кулиева на пару с Рауфом  Абдуллаевым…

 …занимается разведением и витаминизацией попугаев…

…а еще – пишет стихи  для избранных и пьесу – для поголовно всех! – «Bəxt üzüyü»; последняя стала  у нас чем-то вроде рязановской «Иронии судьбы»,  мало  какой праздник обходится без нее…

…а еще ему сам Узеир бек «положил ладошку на макушку» - в буквальном смысле погладил по головке, – было это  в июле 1948-го, а спустя  три   месяца великого  композитора не стало…

…а еще  его называют «последним из могикан» элитарной поэзии».…

а еще -  джаз как особое ощущение мира, которым он заболел однажды и навсегда…

…а еще –  он отказал самому Якову  Флиеру,  предлагавшему  ему учиться в своем классе в московской  консерватории…

…а еще  – философ в   изначально объемной интерпретации этого понятия…

…а еще – мейханачы, синедефтер… Да-да, это была  тройка лучших – Вагиф Мустафазаде, тезка и кореш,  Рафик Зека  и он; в садике Сабира  они демонстрировали  свое искусство мейханы, которую им  заказывали крепостные «авторитеты», после чего они, довольные услышанным,  «угощали» - давали деньги на кино, мороженое, пирожки… Это были 49-, 50-, 51-е годы. Сегодня он очень гордится этим эпизодом своей биографии…

…а еще некий  Диоген, но не  в бочке, а… кресле депутатском… 

 

…а еще – будучи совсем юным, мечтал пожить в… лепрозории – книгу о  его обитателях хотел написать. И кто знает, если б не вмешательство Фахри Векилова, его дяди,  решительно воспрепятствовавшего сей акции, возможно, и не было  его у нас сегодня…

…а еще это тот,  кто,  узнав о своем диагнозе, отправился покупать… гитару…

Это все о нем – Вагифе Самедоглу,  нашем соотечественнике. Точнее, далеко не все. За скупыми строками, взятыми вразбивку из  памяти,  вырисовываются не просто многоаспектные вехи биографии. Не судьба, а какое-то фантасмагорическое преувеличение! Разноракурсные  карьеры, такой вот  он  разнокалиберный в своей непредскауемости Вагиф.

Встреча с ним  как погружение в иную реальность.

Атмосферный человек, который дышит сам и дает дышать другим. Бежишь к нему в ностальгическом порыве не только за прошлым,  но и – за будущим…

Перекопав содержимое своего подсознания  и отряхнувшись от одолевавших комплексов,  решилась-таки  на «рандеву».

Он сидел на диване в  вышитом  золотой росписью  аракчыне, попыхивая трубкой,  смотрел впереди себя. И не было ему скучно одному…

Породистая голова, взгляд пронзающ и прощающ в одно и то же время. Взгляд насквозь, от которого не бывает неловко. Наоборот, к нему тянешься. К его иронии неистребимой, а еще больше – самоиронии. Все страшное  в твоей жизни перестает видеться таковым – он убирает его одному ему ведомым  «лазером», гарантирующе неболезненным  Не уничижая.  Человек с благодатью внутри,  даже когда негативит по самое не хочу… Излучающий познание   и – бесконечно импонирующий.

Встреча с ним – всегда дар, а не подаяние.

Он из тех редкостных, с кем можно говорить обо всем, и не из тех, кто селективно отвечает на вопросы. Это хорошо и не очень.  Первое не требует расшифровки, что до  «не очень»… Тут проблема твоего соответствия моменту встает во весь рост, что сродни саморазоблачению.

От Нейгауза до Брокгауза  Такой вот диапазональный -   ну кто нынче  может  посоперничать с ним  в этой весовой категории. А еще тут тебе Маркес с Борхесом, Ницше с Бродским да Стравинский с Караевым, а еще Куприн с Рихтером и Леонардо  Вместить столько всего – ощущение, что общаешься с кем-то третьим – вовне. Невольно ищешь кого-то – за его спиной -  столько всего накопить невозможно!

Одновременно демонстрируя феноменальную память – таки сражал меня время от времени, исправляя и уточняя факты, в том числе моей биографии!

Человек со своей вымощенной философией, выношенными закономерностями… а может, ничего не мостил и не вынашивал, а просто – прислушивался. К себе, к небу… Даром что абсолютник, как сказали бы музыканты… «Когда закладывает уши от тысяч вопиющих в пустыне»… Слышал, слушал, примерял и  примирялся. И… восхищался!

Само воплощение противоречия. Вот и сейчас – сидит напротив,  смотрит на меня своими неоднозначными глазами;  абсолютно  просматриваемый  наив  в них и тут же -  не без  бедовых искорок… Неторопливо набивает трубку, глядя прямо перед собой – в вечность. Это как прорыв – в другое измерение…

Взгляд нерастиражированный -  ну на все, что называется, с  широким спектром климатических зон. Ну кто еще так скажет! Не удержусь, приведу несколько его афоризмов (перевод мой. – Н.Ф.), да и просто цитат  из беседы.

 «Для руководителя самый трудный экзамен – война, для народа – свобода».

 «Митинг птенцов в яичной скорлупе».

«Теряя себя, мы не сможем найти друг друга».

«Уставшему на родине на чужбине не отдохнуть».

«Шуша была отстреляна подобно джейрану, вышедшему   из тумана».

«Шайтан хороший психолог».

«Собака лает на всех языках мира».

«Чистый воздух бывает не в самом лесу, а на его опушке».

 «Принять дорогой подарок от пьяного – то же воровство».

«Когда все дорожает, жизнь дешевеет».

 «Можно ль узнать человека? Дай Бог до последнего вздоха  о себе что-то узнать и понять!».

«Плохая дорога в благоустроенное село не поведет».

«Суд совести - самый негуманный на свете. Тут  присутствуют  судья и обвинитель, но нет адвоката».

«Прелесть воспоминаний в их недосягаемости».

«Уверяю вас, новыми в мире были только Ева и Адам, все другие - повтор, с изменениями. Как в музыке квинтовый круг».

 «Чувство страха сильнее  самой смерти. Миллионы людей от страха идут на самоубийство».

«Усталость, доставшаяся  от отца-деда, тебя не покинет».

 «Я понял, что прожил эту жизнь без гонорара».

 «Так хочется иногда себя, обиженного, взять на руки, успокоить, развеселить».

«Если б одиночество могло кричать, от вопля этого  заложило б  уши человечества».

«Мы были сосланы на эту планету. Сибирь Вселенной – этот мир».

Ну и напоследок – до оторопи, до озноба в ногах:

«Остановите земной шар, сойти хочу!»

 

Он не из тех,  кто мудрый,  оттого что пессимист. Отнюдь. Здесь минусовая  энергетика отсутствует априори. Здесь другое – свет – тот самый, бьющий в глаза лучом обаяния. Из тех, кто  уронит фразу в пространство, проходя мимо тебя, а ты потом думай  над ней  всю жизнь… И улыбка такая, что не поймешь – над миром насмехается или на себя плюет…

Клондайк мудрости. Стоит на верхушке мира и все-все видит.

Видеть  обе стороны медали...  Дар это или проклятье? Как знать…

А может, в имени дело? Вагиф – «всезнающий» его значение. А еще говорят, что все невозможно знать глубоко, хотя…

Знание Вагифа – оно какое-то… доутробное. (И не только генетика том повинна, сдается мне,  – сотни опровергающих примеров приходят на ум в связи с этим. Как часто  у гениев рождаются гении – вопрос из явно дискуссионных, историческая статистика скорее опровергает сей постулат, нежели… Куча поговорок  на этот счет или оговорок.  Генетика это всего лишь предрасположенность, тогда как талант – всегда! – невзначайность. Хотя и скидывать ее, генетику, со счетов было бы неправильно)…  Пронес он его  бережно, не исказив скверной  дня, в альтернативах войны и мира, противостояния света и тьмы… И тут можно говорить о другом:  как же повезло Самеду, что попало оно, его знание, в надежные руки – поистине Вургун был счастливым человеком!

Весьма своеобычная манера отвечания на вопрос. Как бы и не слушает тебя, находясь в изрядном далеке, а потом вдруг обрушивает на тебя, неадаптированного,  его - сочащееся парадоксами «решение», причем безо всяких там логических «посылов»  к нему.  С самой высокой точки. С болевой!

Его ответы – они всегда  с привкусом неизвестности. Точки зрения, великое их множество… Такая  вот форма «астигматизм», ведущая – нет, не к слепоте – прозрению.

Ответ, что  не всегда произрастает из вопроса. Точнее, почти не произрастает. Как и последующая фраза – из предыдущей. Смычки эти не всегда уклюжие… Точнее, несмычки, поначалу мне досаждающие, когда за вопросом, ему заданном,  следует не ответ, нет, а…   вопрошание… Их зыбкая хлябь… Это как всемирный потоп – без спасательного круга…

 Я шла к нему за точками опоры, а попала – в водоворот…

Не сразу поняла, что в них  и сокрыт  тот самый ответ  - в своей  валкой неоднозначности. Размытый дождями жизни… Его, Вагифа, ответ.

А иной раз и вовсе казалось, что перевернутым он видит  этот мир…

Каждый наблюдает жизнь из своего окошка. И хорошо еще, если оно – не с решеткой  в потолок…

Встреча с ним  как мостик к свободе -  в себе.

Мне казалось, что вышел он во мне – лимит удивления. Высох. Ну все перевиделаВагиф же  «интригует» постоянно.

При этом не нагоняет жутей – как-то по-доброму у него получается укорить.  И чувство юмора у него вневременное, не заточенное  на «актуалку» - как бы чуть в прыжке.  Человек не с такой или другой, а с этакой точкой зрения, от которого всегда ждут особенного поворота в разговоре, после чего всем становится легко – будто бремя скинули. Впечатление, что и не было их, печалей в его жизни…

И – что  он уже  был здесь -  когда-то…

Настоящий собеседник. Умные люди редко слушают  других, в смысле выслушивают. Что,  впрочем, объяснимо и простительно. Самедоглу   другой. Он слушает. До конца, может, дает  возможность высказаться, чтоб сам понял, какую ахинею несешь… Поэтому с такими, как он, предпочтительнее молчать. Вот почему любая попытка диалога с ним кончается его, Вагифа, монологом.

Говорит неторопливо,  так и видишь, как поднимается, с расстановкой сил внутри себя,  до  мысли, до высокой ее глубины… Грандиозный фактаж в руках, которым он легко манипулирует – как пасьянс раскладывает.

 

Аксиомы обретались одна за другой…

 

«Словесный гонаглыг» - наткнулась я как-то на сайте, где Вагиф общается с  форумчанами. Точнее не скажешь. Пиршество мудрости, я бы сказала. Ее зримое торжество.  И не только потому, что читал запрещенных Кафку,  Сартра и Фрейда, слушал  жутковатые на вид рентгеновские  снимки с чьими-то  поломанными ногами-ребрами,  озвученные вожделенными голосами Эллы Фицджеральд, Луи Амстронга, других гениев боготворимого им джаза … Непростое время, когда духовность добывалась как искра из кремня… Не то что - протянул руку к полке, удобно устроившись на диване…

Его можно слушать целую жизнь. Много жизней. И не потому что …Скольких  «умников» знаю, больше получаса с ними не  выдержишь. Тут другое – отношение   к рожденным на твоих глазах истин, их ошарашивающая целесообразность. Экспромтный ум, я бы так сказала, а не пакет заготовленных чужими мозгами постулатов; ощущение, что он и сам не знает, что скажет в следующую  минуту,  и решение задач приходит в ходе беседы. Будто впервые задумался над  все этим. А еще… Ну разве можно сформулировать то, что не есть – формула!  Его догмы с оттенком  сомнения (не путать с колебанием), поиска своей колеи – к небу. Человек без точки. Такое вот двойничество.

Люди по-разному соотносятся с Богом. Знаю тех, кто, всю дорогу умудрившись прожить без него,  в тяжкий час  становятся ретивыми его «приспешниками», денно-нощно к нему взывающими. Знаю и других, пунктирно благочестивых, их легко распознать в  салоне приземляющегося  самолета, трусливо шепчущих Кялмяйи Шаадат,  а  еще  на поминках, «внимающих» всей душой  «озарениям» моллы в томительном  ожидании   туршу говурма.  Знаю  и третьих,  яростных его «почитателей» на старте жизни,  которые впоследствии, получив  пару-тройку увесистых ее подзатыльников,   как бы «разочаровались».

 

Вагиф был с ним всегда.

 

Нет в нем этого самого молитвенного «супротива», просто родился – божьим.

«Никогда веру в Бога не терял. А пришел  к ней не через религии, а с помощью книг великих атеистов, которые не смогли меня убедить в том, что Бога нет».

Слушаешь его, «атеиста»,  все чаще задумываясь о душе,  ее посмертной участи…

Топчем, топчем эту землю… кто дольше,  кто… и уходим… из откуда?… в куда? Круговерть бытия, в непреложном нонстопе… круговерть, лишающая возможности оглянуться, осмотреться, протерев глаза…  разъедающая – мерно, но верно… а может, – убаюкивающая – уже от колыбели до…

А он никуда не торопится. Мог позволить себе не печататься десятилетиями… И это в наше-то время, когда «успех»  давно уж стал синонимом «успеть»!

Тишина. Та самая, почти недостижимая  Когда слышно, как падает снег… Он любит ее. Знает, наверно, что лишь молчанием можно достичь Бога – может, оттого мы летаем во сне… А криком  - сильно вряд ли…  Бог его и не слышит, крик, в нашем  визгливо-рекламном  Сегодня, скорее всего – слышней молчащий…

Бог, смерть, свобода. Вот они, тематические акценты его стихотворений.

«Вы очень точно сформулировали суть моего творчества. Люди тысячелетиями жили, пытаясь найти ответы на эти три Вопроса. Нет,  не получим и  мы на них ответы. Периодически думая то о том, то о сем, мы вновь и вновь возвращаемся к Богу, смерти и свободе. Что такое Бог? Что такое смерть? Что такое свобода? Не знаю, не знаю, не знаю. Вот оттого-то пишу об этом. И страшно боюсь найти ответ».

А на вопрос  - «Что делать?» отвечает:

«Быть атеистом и верить в Бога. Любить и презирать жизнь. Наполнять внутреннюю пустоту собою».

 

Человек, пришедший к нему и вышедший от него, – два разных человека.

 

Эти  вещающие  глаза, этот сгусток  в них сокровенности - чувств и мыслей…

Как же многое сосуществует в нем,  взаимопроникаемость явленного и утаенного…

Его стихи - лучшей психотерапии не представляю… Взгляд не только с точки зрения житейской мудрости, он всегда как бы чуточку – вне. Ощущение, будто подоплека жизни  интересует его больше, чем сама жизнь. С ее  непрочностью  и ускользающей мимолетностью…  Жизнь  всего сущего, возникающего из небытия и снова рассеивающегося  в нем… Неуловимой тайной теребя  воображение… Растворяясь в секундах блаженства…

Это как ныряние в бездну…

Свободное владение лексикой, даже не владеет, а распоряжается ею. Слова у него  не всегда имеют словарное значение – чуть между, чуть над…

Читаешь, подвешенный меж двумя мирами… Или тремя… Между жестоко утраченным прошлым, пугающим неведением будущим и отчаянно болезненным  настоящим…

На грани - добра и зла, чувственности и разума, добродетели и жесткости…

Крика и…  магического молчания…

В патетическом грохоте…

При слове «философ»  на ум приходит  именно он, Самедоглу,  и  это-то сегодня, когда каждый второй  у нас – доктор философии. Философ у нас – один. Он же  Миллят векили… Двух созывов. А, впрочем, - кому же быть векилом,  как не Векилову… Витающий где-то в облаках и решающий судьбу народа – изо дня в день...

Я спросила его об этом – насколько возможен этот «микс».

 «Ну,  если это удавалось Иоганну Вольфгангу Гете, который, будучи  министром в Государственном совете…» - был его ответ… И не было в аналогии той бравадного замаха, не скоробила она меня…

 

Вагиф Самедоглу  -  это  еще одно из обстоятельств, когда можно сокрушаться  об утрате творческого масштаба человека.

А речь у него  такая, что ни одному журналисту не  выутюжить. И не просто златоуст, а - тантрически мыслящий. С каким-то обостренным слухозрением: Выводы – вручает, щедро так. Будто отмычки – от всех потаенностей.

 

 «У всех цветов спектра тень одного цвета»…

 Читаешь, будто прозревая… «Так вот оно что»… «так вот оно»…

«Все мы  - путники разлуки»…

«Люди как деревья – кто кислород выделяет вокруг себя, кто углекислоту».

«Все звуки на земле – это шаги времени»…

Будто не со всеми нами проживает, на какой-то иной точке мира. 

 «Голодного можно накормить. Ненасытного удовлетворить невозможно. Ненасытных в мире намного больше, нежели физически голодных».

 

Вагиф, аналогично космонавту, взмывшему на беспрецедентную высоту и обнаружившему микроскопичность земного шара…

«Судьба? Она одновременно и бомба и бомбоубежище».

Или вот  - «Джаз – народная музыка мира». Еще одно попадание.

Они умели попадать, дети Самеда. Как и он сам, даже на бытовом, казалось, уровне. Назвав  младшенького в честь Моллы Панаха Вагифа, он «этим же именем  нарек и другого новорожденного. Вагифа Мустафазаде, когда Зивер ханым  попросила дать имя ее младенцу»…

…Продолжу – «из Вагифа»:

«Не каждый огонек принимай за свечу – а что если это глаз шакала?»  

Дети великих художников никогда не бывают «сынками», они всегда – носители.  В них трудно кинуть камень, но ведь – кидают. Прав был Ницше, стократ прав:  «Больше всего ненавидят того, кто способен летать». Человеческое недомыслие всегда приводило к нечеловеческой беспощадности.

«В глубокой древности люди, убивая, поедали друг друга, сегодня же – поедая, убивают» - читаю у него.

Аура внутренней раскованности – вот что не прощают люди. Ее не купишь…

«Я не прожил, а выжил в этом отрезке времени» - Вагифу невозможно не поверить.

Есть, есть  у него  строки, после которых  ты как бы в нокауте.

 «Живу среди чужих,

руки держа в карманах –

капканах терпения»…

Прям в духе японского стихосложения.

 «Капканы терпения». Те  самые периоды малостишия, «нестихийные» периоды, просто писал в стол.

Такие как он, с его неизбывным «деструктивом»,   всегда были мишенью охоты совковой системы. Не могли не быть. Разнузданная травля в печати, спровоцированная в духе тех времен… Как увернулся от нее? Очень просто.

Диссиденты бывают двух видов. Так мне казалось до встречи с ним. Тот, кто пишет и идет на плаху, и другой, «реформированный»,  кто не пишет и приходится ко двору. Вагиф  придумал свой диссидентский путь – пишет и не публикуется. Выжидательная позиция, которая дала-таки свои плоды! Все приходит  к тому, кто умеет ждать… Поди оспорь. 

Хотя каково это – не печататься 10-летиями. Не печататься и при этом  не печалиться. Без предвкушения скоромоментной славы…

Умение быть современным каждому вновь прибывшему племени – «младому» и… всегда знакомому. Свежий, без нафталинного душка всегда догматичного корифейства. Дано это ему. В чем я убедилась, попав на   страницы сетевого форума –  да его там  боготворят!

Он неистребимо общительный. Будто и не надоел ему человек… Хоть и разочаровал порядком…  Дистанцию  держит, да,   и при этом он – свой. Удивлялась, читая его переписку – к нему обращаются на Ты, но с большой буквы. Вот оно – объяснение! Очень близко, и – высоко!

А как все они пришли  - в полном составе – на одну из последних презентаций – книги о нем!

Он  стал оглядкой – достоверно надежной, для многих и многих, его  всегда ищешь глазами. При этом  утверждает, что «не учитель».  И заявление в свое время написал на имя ректора  - ухожу, мол, потому что  «не умею преподавать».  «Не учитель». Так кто ж он  тогда, Вагиф Самедоглу,  имеющий столько последователей? И даже -  среди бывших преследователей…

 

А еще он  феерический пример того, как можно без  локтей  да  глаз вразбег что-то заполучить…

Противодействовать другим, не таким как ты… Этой   «массовой бессознательности», как говорят психологи. Спотыкаешься о нее каждую минуту. В наши дни, когда со вкусами - просто финиш, он не просто в тему, а в очень сильную тему. Этот безуровень вокруг,    низкопробная вульгарщина, преследующая по пятам  Эти ток-шоу в форме балагана на тему выеденного яйца, эта галда и брань  - на весь вечер… Иной раз кажется, что человек способен пребывать лишь в двух состояниях – либо сам скандалит, либо смотрит,  как это делают другие… А какие «советы» они друг другу дают, да еще – с  видом зубров психологии!  Ну все-то они знают!

А он молчит.

Отсутствие агрессии на негатив – что это? Врожденный дар или результат сознательного перекроя себя? Жить  как живется. Без протеста. Как подталкивается сзади.

Для него ход времени иначе течет – более вальяжно, что ли.

Может, в детстве дело. Безоблачном,  полным тепла людей, которым хорошо вместе. Совпалось так счастливо, сошлось.  Я заметила, тот, кто обогрет всем этим, немножко иной - в определенном смысле. Более снисходителен, что ли, а значит – благороден! В нем нет запуга, а значит, потребности – запугивать. Переласкать ребенка невозможно, топлива этого должно хватить ему на всю жизнь. Свет этот – у самого корня биографии, камин,  тот самый, что  не даст замерзнуть…

Вот и он, Вагиф, нешумный такой – в вакханалии сигнальной симфонии, промеж которой мы пребываем. И не обязательно автосигнальной, люди сами  зачастую как клаксоны. Гудят, внимание к себе привлекают.

Вакханалия вакуума…

А он – степенный, и при этом – не остепененный… Но,  как ни странно, именно тихие способны так продинамить все вокруг, продемонстрировав всю ничтожность наших с-утра-до-вечерних намерений.

Расхваливать себя, огаживая других – примета дня, яростная примета. Ищут что бы покритиковать,  а если не найдут – домысливают. Претензии – они самые разные. Одна нелепей другой. Помню,  Вагиф очень четко ответил на одну из таких  «нападок»: «Критиковать прошлое не опасно. Люди, которые не в состоянии бороться с главным инженером своего ЖЭКа, терпящие сокрушительное поражение от дорожной полиции и т.д., «возмущаются» тем, что кто-то не противостоял сталинизму у нас, не боролся с фашизмом, проживая в гитлеровской Германии...».

Вот так вот просто, еще одним непромахом - все пояснил-прояснил… Как всегда –   аргументированно и веско,  предъявляя  неоспоримые доказательства их вопиющей неправоты – на «подручных» примерах.

У него много достоинств. Но еще больше – недостатков.

«Я не знаю, что это такое – ходить на работу и никогда не знал», - признается Вагиф. Такое вот симпатичное тунеядство. Помните  у Конфуция:  «Найдите себе работу по душе, и вам не придется работать ни дня в своей жизни»…

А еще жадность - умение пребывать в двух полярных стихиях – ночи и дня, тьмы и света, ада и рая. Это какой же объем легких нужно иметь. И все-то ему мало…

А еще  он непоследователен в своих пристрастиях – учился музыке, которую бросил,  писал стихи, которые не публиковал, общественной работой занимался не столь  по зову души, сколь по «назначению»… 

Да и с математикой у него нелады: «Родился в 1939-м, в 1937-м посадили»… Именно так он  пишет в своей  блиц-биографии,  современно говоря – сиви.

А еще…  «Да, хулиганил. Как-то выругал, почти матом, Маргарет Тэтчер, на правительственном приеме. И сейчас совершаю поступки, которые можно причислить к хулиганским. Сожалею потом очень».

Беспринципный он – светотенит  по жизни восьмой уж десяток лет…

А еще беспутный - три аж брака за спиной…

Все так, но если брать по  природным, так сказать,  заветам…

Параметры здесь – иные, как и  инструментарий  постижения…

 «Я врал, но не обманывал»…

Ребусный человек – список его «несостыковок» - он бесконечен.

Ироничность и доброта редко уживаются в одном человеке, если, конечно, он не Вагиф Самедоглу.  Откровенный и при этом – не лобовой. Рафинированный и необузданный,  цельно-монолитный и сотканный из сомнений… И  при этом  – такую убежденность не вытравишь никакой кислотой…

Клондайк парадоксов!

«А на вопрос о самом счастливом дне в его жизни отвечает: «Не было такого у меня. Счастливый день - это слишком много.  Разве похож я на блаженного? Пребывание в постоянном счастье это тяжелое, психическое расстройство. А я нормальный человек, с минутами радости и даже счастья»...

 «Мой адрес:

Бесконечность,

Время,

Пространство…»

 Он не преувеличивает, Вагиф.  Тесно  ему -  в прокрустовом ложе аульности

Его сравнивают с Ф.Г.Лоркой, с Сезаром Вальехой, Эмили Дикинсон  Все так, но отчего-то не лестны они, эти сравнения,  в контексте Самедоглу. Бессмысленные потуги объяснить себе его, отталкиваясь от уже известных «точек отсчета». Так, например, вклад, внесенный им в азербайджанскую  поэзию, уподобляют   вкладу, внесенному  в поэзию французскую Артюром Рембо, в австрийскую – Георгом Штраклем… Один из издателей его стихов, француз, вынес нам фактически вердикт: «Вы, азербайджанцы, будете судимы судом истории за то, что до сих пор его не знает Запад». Много их, горько сожалеющих, что родился он не у них    в Италии, Латвии, Германии, Грузии, Америке, Польше, называющих  его не иначе как «азербайджанское чудо!»...

Он из тех, кто мог бы украсить своим наличием культуру любой страны. Это истина.  Азербайджану повезло…

…Тем временем  мэтр продолжал меня удивлять, усердно делая вид, что такой, как все. Будто не о нем весь этот захлеб. «Ну  что вы, солнышко,  говорите такое?  Уверяю вас, у обывателя те же переживания от его проблем, что у меня от моих…  Обыватели тоже разные, как и гении»…

Интеллектуальный голод испытывают далеко не все. Пенка «культурная», что поднялась вверх – выше некуда. То,  что обычно собирают  кяфкиром. Шумовка. Резвости умственных процессов  вокруг не наблюдается. Почти. Впрочем, она всегда была единичной, резвость, что ж говорить о…

Люблю тех, кто виднеется, не виднеясь,   мало кто проявляет себя вовне – ну все напоказ.

Глупо-пустые, с их бесперебойным  стремлением вжиться в роль оригинала… Попыток много, а вот… Ощущение хронического дежавю -  клишированные фразы, клишированные поступки… Шоу-люди…

А тут элитарность – безгламурная

Пытаюсь донести ему  свою  очередную «свежую» мысль. И вдруг, не дослушав:

 «Шоу-бизнес начался с Паганини. Да и с Листа Ференца тоже. Вплоть до  внешних проявлений. До имиджа сценического…»

Такого комплимента шоу-бизнесу  еще не было… Так вот оно – откуда зло-то…

И вновь – обрыв… Примиренческая позиция, адвокатски оправдывающая ну все на свете. Разрешительный человек, компромиссный. Бунтарский дух, если и одолевает, то где-то глубоко внутри, куда никто не заглядывает. Без выплесков наружу. Почти.

 «Капканы терпения…»

Древняя китайская философия гласит: «Сильный способен победить более слабого. Мягкий же побеждает всех».

Наверное, побеждает – все становится-таки на места свои  – не печатался  чуть ли не с полвека,  а тут  - толпа с микрофонами в дверях. Чуковский, кажется, сказал,  - «В России надо жить очень долго, чтоб до чего-то дожить»… География тут, думаю, ни при чем.  «Становится на места», похоже….

Но от этого «порядка» не легче…

 В дискуссиях с ним  многие опростохвостились, в том числе и  жутко принципиальные.   Вагиф очень нужен. Всем.  Свободным – явно, несвободным – с тоской  исподтишка.  Приходиться ко двору каждого – не балансируя… И вновь…

Очень нужен сегодня - во время схваток  Мендельсона с «Вагзалы» и прочих битв ценностей.  Трудно жить без его  комментов  нашей жизни, Такие люди, их нечастое наличие среди нас, делают несообразность мира  менее выраженной. Будто причесывают  этот хаос в космосе, который  будто взял да разбалансировался

Мир, где обсуждается право геев быть священниками, а ахунд продает марихуану. Мир, где  участницы конкурса красоты, эти «миски» мира – трансгендеры,  министр иностранных дел (мужчина) «выходит замуж», а гаишник сбивает пешехода…

Мы говорили с ним обо всем этом, а спустя неделю евросонг выиграл… или выиграла… Или выиграло… Короче, это «два в одном» заполучило максимум баллов – народ словно сговорился в своих предпочтениях…

«Вчерашние пороки нынче нравы» - прав был классик…

Мир вокруг него, Вагифа,  – меняющийся, линяющийся…. А порой и рушащийся.  Он наблюдает его,  непокореженный, лишь убеждаясь в выверенности  своих выводов о нем  О мире, неузнаваемо деформированном подчас, подтверждающим выводы эти каждым новым днем...

Рапортом всегда абсурдного утра…

Как скулеж щенков в предрассветном отстреле…

 Наблюдает этот конец света, который почему-то не наступил… 

 

С годами планета становится планеткой, а год – годиком. А жизнь – мигом… ведь так? Все так. Но  отчего-то  мудреют  - единицы…

Я спросила его о ней, о мудрости, которая и есть – панацея. Или спасение. Он  вновь оборвал меня:

«При чем тут мудрость, Ната… Мудрость это полное поражение! Полный крах – моральный! И даже физический. Я боюсь повторяться… Я сейчас на той  стадии, когда у меня кончились ответы!   Вопросы разгромили все ответы!  Полный триумф!!! Полная победа вопросов! Это как человек перед закрытой дверью подбирает ключи, чтоб узнать, что  же за ней. С настойчивым  любопытством ученого-исследователя, с  его пытливым запалом… Наконец-то через годы   безустанных раздумий, анализа,  чтения разного рода книг,  ему удается отворить эту дверь. Он распахивает ее, заходит, радостный, а  там уже -  две двери.  А за этими  двумя – уже четыре… По прогрессии геометрической… Полный  триумф... А ты говоришь – мудрость…

Он всегда задумывался о смерти. Листаю его книжку - ну как может 25-летний юнец писать о могилах?

«А молчать все равно

Голосу и строке

В какой земле,

На каком языке…»

Или вот еще, стихи, датированные  60-ми годами,  – отчего так много «последнего»  в его   стихах? Последняя ночь, последнее утро, последний ветер, последний парус, последний раз, последняя улыбка, последний день,  последний вздох… И это он писал, пребывая в  возрасте Христа!  И так на каждом шагу. Откуда он, пессимизм,  у молодого везунка? Эти «поминки бесконечной жизни»…

  «У порога распоротой ночи»…

 После этой строки я не могла уснуть.

 Будто небо сомкнул  с землей…

  …Да и не только в стихах, даже, общаясь в сети с форумчанами, на их вопрос – а почему  вы, такой великий, сидите тут с нами – ни один другой живой классик  у нас этого не делает, он ответил: «Собираю хороших людей на свои похороны…»

Нет, она не покинула его, та  аура перманентной шутки,  свойственная ему  как никому и которой не становится меньше… Просто чуть с грустинкой она, с ее огорчительным  налетом…

Что останется от вас,  из  всего написанного? – спросила я его.

 

«Я здесь, Господи!»  – был ответ. Молниеносный такой. Будто ждал…

 

Он здесь, в этом подлунном мире людей  с затхлыми  желаниями, где судьбы равномонотонны в своей суетности. Бредет  меж стен, где клокочет жизнь, полная отсутствием молитв, бредет  к своему…

Порою он  казался до боли  родным, а временами  напоминал льдину в океаническом просторе,  уносимую  ветром в недоступность… Оставляя тебя ни с чем…

Безмерная нужда в таких людях. Они  всегда особняк, а не массовый застрой, уж очень  дозировано засылаются. Его всегда ищут, и искать будут,   чтоб  - чуть   под стать…  Его  непременно будут искать  – ну что ж, адрес он известен:  остров в море разлуки – тот самый – далекий и зеленый…

  Вагиф адресов не меняет…

 Он не стал провожать меня, как это обычно водится, – с комплиментами на предмет   доставленной визитом радости, словами благодарности,   непременным ожиданием следующей встречи и прочими  положествующими моменту приятностями. Просто  сказал, что устал и хочет спать. То ли я со своими вопросами не показалась ему на уровне, то ли  просто вдруг перестал видеть смыслы в этой говорильне по имени Жизнь. Жизнь, где,  чем больше ответов, тем больше вопросов… А смыслы, открывшиеся ему, были закрыты – накрепко – для меня. И не было в дверце той – ни щелочки…  Дверь  - та самая, без подглядок и догадок…

А может, не проводил, потому что знал, что…

«Все разлуки жизни начинаются со слова «здравствуй» - вспомнился мне еще один его афоризм…

Я вышла от него – в  ночь, так и не поняв,  когда она образовалась за окном, наступившая в  тот день  совсем не в свое время…

Я вышла от него – ловить то самое такси  В осень…

Я шагнула в осень. В осень, ту самую… майскую.  Так бывает, оказывается.

Как  «игра в снежки летом»…

Парадоксы Вагифа  Самедоглу продолжались за его дверью – инерционным сюром

Осенний май…

Я уходила от него – в «распоротую ночь», неся в душе обрывки разговора – с «рваными краями»…

И лишь месяц в черном небе будоражил, повиснув  золотым вопросом – в проеме дворовой арки.  Ликующий такой…

 

«…Полный триумф!»

 P.S.  Очень  удивилась, прослушивая уже дома диктофонную запись беседы.  Его многостопный монолог… Их не так уж и много было, слов. Пауз было куда больше. Содержательные, говорящие, не тягостно зависающие… Он мастер их безусловный… А  еще там был взгляд его перед собой – как в конечность… или вечность…  Ну как их расшифруешь, каким «лексическим запасом»…  Там был ритм, иной, его, Вагифа, ритм, пространство, где стрелки бегут, пульсируя в совсем иных темпах…

 

Натаван ФАИГ

 Азербайджанские известия.- 2014.- 4 июня.- С.- 3