Кянан МАМЕДОВ, кинооператор: «Для меня выбор профессии был однозначно ясен»

Информация о современном кинематографе все больше напоминает финансовые отчеты — каждый вложенный в такого-то артиста доллар принес киностудии тридцать, рейтинг фильма поднялся на два пункта, прибыль киноиндустрии возросла на столько-то процентов. Для зрителей это такое же скучное чтиво, как биржевые сводки. А где же, собственно, само кино, вернее, его воздействие на наши души и сердца? Где фильмы, которые потрясают и вдохновляют? Но не все так плохо, пока живут и творят такие личности, как замечательный азербайджанский кинооператор Кянан МАМЕДОВ. О себе и своем творчестве он рассказал в интервью, размещенном на сайте 1news.az.

— Вы родились и выросли в Ичери шэхэр. Какие воспоминания сохранились у вас об этом уникальном месте?

— Родился я в двухэтажном дедовском доме на Тверской улице. Деда я не помню, он умер, когда мне было два года. У родителей была своя двухкомнатная небольшая квартира в этом же доме, где жила наша большая семья — бабушка, мы и мои дяди. Папа был филологом, крупным ученым-востоковедом, профессором и до конца жизни работал в Институте рукописей. В Ичери шэхэр я прожил всего одиннадцать лет, но до сих пор помню то необыкновенное ощущение какой-то невероятной общности и почти родственных отношений между соседями.

Я помню, как в Ичери шэхэр проходили съемки фильма «Не та, так эта». Особенно мне запомнился эпизод, когда Рустамбек забегал в женскую баню, и его оттуда с шумом выталкивали, бросая вслед тазик. Снимал этот фильм наш выдающийся кинооператор Алисаттар Атакишиев, один из основоположников азербайджанской операторской школы. Высокий, в шляпе и узких зеленых брюках, которые в то время называли бутылка-шалвар… Настоящий стиляга.

Судьба подарила мне дружбу с еще одним выдающимся азербайджанским кинооператором — Ханом Бабаевым, которого все называли Хан. Он был соседом моей бабушки, которая жила чуть ниже ресторана «Караван-сарай», а в то время там была ювелирная фабрика. В этом доме жил мой друг Рахман Бадалов, который впоследствии стал профессором, теоретиком искусства и известным киноведом. А на втором этаже вместе со своей мамой жил Хан, фронтовик, выпускник ВГИКа мастерской профессора Бориса Волчека. Он снял множество киноочерков, документальных фильмов, сотни сюжетов и, конечно же, художественные фильмы — «Огни Баку», «Мачеха», «Непокоренный батальон». Знакомство с этим уникальным человеком сыграло важную роль в моей судьбе...

В первом классе мне купили фотоаппарат, и я начал заниматься в фотокружке бакинского Дворца пионеров. Хан ами, как мы его называли, взял надо мной шефство — он просматривал мои снимки, давал советы, ведь кинооператорское искусство начинается именно с фотографии. Моя мама очень часто повторяла: «Я бы очень хотела, чтобы Кянан стал таким же кинооператором, как Хан»… Эти слова и подвигли меня принять решение — стать оператором. Хотя мой путь в кино был достаточно тернистым…

— Почему?

— Для меня выбор профессии был однозначно ясен благодаря Хану и моим внутренним ощущениям. Я любил кино, но чтобы стать профессиональным кинооператором, надо было учиться во ВГИКе, для поступления в который требовался стаж работы. Поэтому по окончании школы я поступил на вечернее отделение Политехнического института на факультет «Металлорежущие станки и инструменты». В политехе я проучился чуть более четырех курсов и каждый год думал, что надо принимать радикальное решение… И только в 1971 году, когда мне было 25 лет, я написал заявление об отчислении из института. Но это было полдела — на операторский факультет ВГИКа не принимали без прохождения дополнительного фотоконкурса.

— Что же такое ВГИКовский фотоконкурс?

— Желание стать кинооператором предполагало, как минимум, увлеченность фотографией. А мои фотографии в то время уже публиковались в газетах и журналах, в том числе и в журнале «Советское фото». Учась на вечернем, я работал заведующим фотолабораторией «Азнефти» и постоянно снимал Нефтяные Камни, промыслы, рабочих. Во ВГИК я отправил 30 фотографий форматом 24х30 и через неделю получил известие о том, что прошел творческий конкурс.

— Можно представить, как вы переживали!

— Невероятно переживал, тем более что дома об этом ничего не знали. Отец хотел, чтобы я стал востоковедом, и поступил в ленинградский университет им. Салтыкова-Щедрина. Но я не оправдал отцовских надежд… А что касается моего увлечения кино, то он был категорически против этой профессии и считал, что кинематограф — это несерьезно, хотя впоследствии очень гордился моими успехами. Когда в 1986 году мне присудили Государственную премию, папа успел только прочитать сообщение о моем успехе. А вскоре его не стало…

Но это было потом, а в 1971 году я уехал в Москву. В тот год не было брони от республики, но я прошел общесоюзный конкурс и получил 28 баллов! Только потом я узнал, что в тот год был огромный конкурс — 18 человек на место. Мастерская профессора Гальперина 71-го года была самой сильной в тот период, и все операторы, с кем я учился, стали выдающимися мастерами. В Баку я вернулся 27 июля 1976 года, а 1 августа меня уже принимал тогдашний директор киностудии Джамиль Алибеков.

— У вас не было желания остаться в Москве?

— Когда подошло время распределения, меня вызвали к ректору Виталию Николаевичу Ждану, который очень хорошо ко мне относился. Кроме него в комиссии сидели деканы и мой профессор Гальперин, а перед ними была разложена огромная белая «простыня» с распределениями. Оказалось, что на меня пришла заявка с двух киностудий — «Молдовафильм» и «Беларусьфильм», но к тому времени я уже был женат, и мне хотелось только одного — вернуться домой и поднимать национальный кинематограф. И так как у меня было свободное распределение, я выбрал Азербайджан.

— Насколько вам комфортно работать с режиссерами? Они ведь тоже иногда заглядывают в окуляр, но не все из них посвящены в тонкости операторской работы…

— Я проработал со всеми режиссерами азербайджанской киностудии, а с некоторыми и по нескольку фильмов. Расим Оджагов, кстати, был единственным из режиссеров, кто любил заглядывать в окуляр. Первой нашей картиной стала «Другая жизнь» с Калягиным и Купченко в главных ролях, которую назвали одним из первых перестроечных фильмов.

— Замечательный фильм, жаль только, что его до сих пор не отцифровали, качество у него ужасное…

— Я — классический пленочник! Из 26 картин 24 я снял на пленке и только две на «цифре» — двухсерийный фильм о Мирзе Фатали Ахундове «Вестник утра» и «Последнюю остановку». Процесс съемки на кинопленку был такой — оператор снимал на негативную пленку, затем по данному им режиму на основе всяких проб (этому учат на первых трех курсах ВГИК) эта пленка проявлялась в лаборатории, выходил негатив, с которого потом печатали кинопозитив. Так вот советские позитивные пленки были очень некачественные и не держали цвет. Поэтому через два-три года начинался процесс разложения слоев, первыми, как правило, уходили холодные составляющие, и получалась картинка красновато-буро-кирпичного цвета.

— Как вы считаете, что лучше подходит для решения творческих задач — пленка или «цифра»?

— Был период черно-белого кино, но я снимал только цветные фильмы. Расим Оджагов, в прошлом блестящий оператор, снимал только черно-белое кино. А потом появились видео и чуть позже видеоаналог, и это нанесло огромный удар по изобразительной части кинематографа. А затем пришла «цифра», и, к моему сожалению, пленочный кинематограф почти умер… Правда, «цифра» «цифре» рознь… В формате высокой четкости HD получается изображение очень высокого качества, но изображение, полученное с пленки, — это живая органика. Появление видеотехнологий нанесло огромный ущерб операторской работе, потому что появилось огромное количество «специалистов», которые считают, что незачем учиться операторскому искусству, взял камеру и снимай!

— Есть ли надежда, что ситуация изменится?

— Я — единственный азербайджанец в Европейской киноакадемии, и каждый год мне присылают 30-40 лучших европейских фильмов. Я их просматриваю, даю свою оценку и участвую в голосовании. И каждый раз, когда я смотрю эти фильмы, убеждаюсь в том, как же мы сильно отстали… Причем я имею в виду не французское или итальянское кино, которое однозначно находится на очень высоком кинематографическом уровне. Мы отстаем даже от таких молодых в кинематографическом плане стран, как Хорватия, Сербия, Словения, Голландия…

— В чем же заключается наше отставание?

— В технологиях и плане выбора тем. Я убежден, ни нефть, ни газ, ни другие наши богатства не могут сравниться с искусством. После трагедии 11 сентября мы с Ганирой Пашаевой снимали фильм «Ислам в Америке». Я объездил все восточное побережье США, общался с огромным числом людей и понял, что у них есть неподдельный интерес к Азербайджану и азербайджанцам. Поэтому мы должны снимать не боевики, для которых у нас нет технологий и которые не соответствуют нашим традициям, мы должны показать миру, как мы живем, любим, печалимся, воспитываем детей, то есть мы должны показать себя как людей! Вот тот кинематограф, о котором я мечтаю… И чтобы в один прекрасный день я смог послать азербайджанское кино в Евроакадемию, и оно стало бы для них откровением. Может быть, это будет моя картина о доме престарелых «Последняя остановка»? А почему бы и нет?

Азербайджанские известия.- 2014.- 27 марта.- С.- 1