Чингиз АЛИОГЛУ, поэт: «На вечере в Московском доме национальностей витала аура высокой поэзии»

К своему 70-летнему юбилею известный азербайджанский поэт, заслуженный деятель искусств Чингиз Алиоглу удостоился многих наград, но, наверное, самая большая из них это востребованность его поэзии во многих странах, где издаются переводы его стихов, — России, Беларуси, Финляндии, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане. Для самого поэта юбилей — начало нового восхождения, новых поисков в мире поэтического слова... В преддверии нового года Чингиз АЛИОГЛУ принял участие в большом азербайджано-российском поэтическом празднике в Москве. Об этом и многом другом — в его беседе с корреспондентом «Азербайджанских известий» Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВОЙ.

— Чингиз муаллим, расскажите, пожалуйста, о прошедшем в Москве вечере русской и азербайджанской поэзии.

— Это было, я считаю, знаковое событие в культурных связях двух соседних стран — России и Азербайджана. Оно состоялось по инициативе московского отделения Союза писателей Азербайджана и общества «Оджаг». В вечере, который прошел в Московском доме национальностей, от России приняли участие такой крупный поэт, как Евгений Рейн, прекрасный поэт-переводчик, один из друзей азербайджанской поэзии Михаил Синельников, очень интересный поэт Виктор Кофман, Александр Юдахин — переводчик стихов Наби Хазри, Балаша Азероглу и других, Сергей Каратов и другие. Азербайджан представляли я, а также ответственный секретарь московского отделения СП Азербайджана Ильxaм Бадалбейли, Майя Бадалбейли, Афаг Шихлы и другие. Михаил Синельников прочел потрясающие свои переводы поэзии Хагани, а Юдахин — свои старые переводы. В завершение выступили Евгений Рейн, Михаил Синельников и я. Нам было выделено неограниченное время. Я читал на азербайджанском и русском языках такие свои стихи, как «Не забывай меня», «Играй, Рамиш» и другие. Мне было приятно по возвращении в Баку узнать, что Рамиш был удостоен звания народного артиста.

— А какие из ваших стихов чаще всего переводят в других странах?

— В основном те, которые хрестоматийно известны и популярны. Это поэмы «Ритмы Гобустана» и «Небо нашего голоса». В мусульманском мире — в тюркоязычных и арабских странах — очень популярно мое стихотворение «Собака соседа». Многое определяет также и вкус составителей поэтического сборника, то, какие веяния в поэзии более популярны в той или иной стране. В Европе, например, в основном издают авангардные стихи, верлибры.

— А по тематике? Наверное, в восточных странах больше интерес к любовной или философской поэзии?

— Я мало пишу о любви. Есть две темы с экзистенциальным выходом, которые очень легко завоевывают симпатии читателей — это стихи о смерти и любви, я эти темы не эксплуатирую.

В жизни есть не менее важные темы, которые требуют писательского внимания. Меня прежде всего интересуют человек, его переживания, стремления, боль, удачи, неудачи, стремление к достижению каких-то нравственных высот — его внутренний мир. А вообще моя главная тема — это мой родной азербайджанский язык. Я постоянно нахожусь в его стихии. В одном интервью однажды я сказал, что слово само выбирает меня. Все начинается с того, что я вдруг слышу какие-то отдельные слова или сразу несколько не связанных между собой слов и непроизвольно включается творческий процесс — вначале с попытки понять причину их проявления в моем сознании, затем углубленной работы над ними, выстраивания смысла, связи между ними. Известный наш литературовед, получивший образование на Западе, — Рустам Кямал назвал меня археологом азербайджанского языка. И на самом деле для меня самая большая радость — это «копаться» в родном языке, находя малоизвестные архетипы, слова, которые при творческом прикосновении к ним вдруг начинают по-новому звучать, светиться совершенно иными гранями и возрождаться к новой жизни уже в стихотворении. Вот это для меня — один из важных творческих моментов, не самых определяющих, но важных.

— Здесь присутствует некая тайна...

— Я бы не сказал, что это тайна, некоторые вещи просто труднообъяснимы. Вообще я испытываю радость, когда соприкасаюсь с неким пространством нашего языкового пласта, тех его слов, которые редко бывают востребованы. В прошлом была такая специальность, точнее, люди, которых называли «кянканами». В азербайджанских селениях они занимались рытьем скважин для воды. Копали на 10, 30 и более метров до тех пор, пока на глубине не покажется вода — цель их усилий. Вот я такой же кянкан — «озумем соз кянкяны» («я сам кянкян слова»), и так и написал в одном из своих стихотворений: и этот процесс «обработки» слова, как алмаза, для меня настолько естественный, что я его каким-то образом не выделяю, не подчеркиваю. Это просто одна из форм моего поэтического существования, самосознания. Слово обладает фантастической энергией, оно существует без нашего участия. Почему в священных книгах, в Библии написано: «Вначале было слово»?! Откуда оно было, где оно находилось? Так что слово и интонация для меня самое главное. И очень часто поэтическое достоинство стихотворного текста определяет именно его интонация, поэтические фразы и, конечно, ритм. Все в жизни, все создания подвластны некоему изначально «выработанному» ритму, даже, я убежден, и хаос имеет свой ритм, и поэтому для меня ритм поэтической речи очень важен.

— В какой конкретно творческой задаче он вам помогает?

— Вникать в суть предмета, явления, и это очень ярко выражено, например, в моей поэме «Ритмы Гобустана», в стихотворении «Бубен».

(Для наглядности Чингиз муаллим начинает читать стихотворение и возникает ощущение, что все пространство его рабочего кабинета заполняется будоражащими, огненными ритмами бубна, подчиняющими себе все естество человека. Мне подумалось, что, возможно, не каждому чтецу художественного слова удалось бы раствориться в стихотворении и так талантливо передать всю его красоту, как это умеет Чингизу Алиоглу. Жаль, что авторское чтение не записано ни радио, ни телевидением).

— Вы кому-нибудь рассказывали, как у вас родилась поэма «Ритмы Гобустана»? Наверное, был какой-то толчок? Вы не помните этот момент?

— Прекрасно помню, это очень прозаично произошло. Поэма была написана около 40 лет назад. Была зима, и в один из дней в Баку шел сильный снег, дороги замело настолько, что остановился весь общественный транспорт, из дому невозможно было выйти. Я тогда жил выше Южно-советской площади, неподалеку от памятника Нариманову, и остался в тот день дома. Кстати, к моменту написания поэмы я еще не бывал в Гобустане, видел лишь рисунки и фотографии, знал, что там есть гавал-даш, знал всю легенду и быль о стоянке древних людей. И вот в такую погоду на меня нашло какое-то особое состояние, в котором я в течение четырех-пяти часов написал эту поэму. Позже она вышла на многих языках в разных странах. Наши чтецы даже получали за ее исполнение призы, в частности, народный артист Азербайджана Микаил Мирзоев и в Польше, и в Монголии удостоился первого места за ее чтение. А до этого шестью годами раньше, я написал поэму «В городе снов», которая в Азербайджане не публиковалась 16 лет.

— Почему?

— Для того, чтобы это понять, надо ее прочесть. Впервые ее напечатали в латышской газете «Литература и искусство» в переводе Улдиса Берзиньша, потом она была переведена в Москве и после этого я опубликовал ее в Баку, причем не на страницах нашей периодической печати, а в своей книге. Я даже об этом написал в одной из книг: «...поэма, которая шла к своему читателю 16 лет».

— А почему впервые именно в Латвии?

— Потому что она была более свободна от цензуры, там существовала отдушина от идеологического давления.

— А кому-то из азербайджанских поэтов вы ее читали? Интересно, как они ее восприняли?

— Я вообще мало кому читаю свои стихи, прочел буквально одному или двум своим друзьям. Отдал поэму для публикации в один из наших журналов и получил отказ. Не хочу называть имя этого человека, слава Богу, он жив и здоров, но на обороте книги он написал, что это вовсе не поэма, а декадентская поэзия, подражание Верлену, Вийону и Рембо одновременно. Конечно, было неприятно это читать, но я благодарен этому человеку за подобное сравнение, потому что тогда я о существовании этих поэтов не знал, ведь я получил не филологическое, а техническое образование, а когда меня с ними сравнили, сразу бросился искать книги их стихов. Кто-то из них мне понравился, но это абсолютно разные поэты.

Кстати, на основе поэмы «В городе снов» композитором австрийского происхождения Германом Рехбергером, долгие годы живущим в Финляндии и широко известным как в этой стране, так и в Скандинавии, написана рок-опера, а по «Ритмам Гобустана» — балет. Также он написал на мои стихи восемь песен. Все эти произведения изданы отдельными книгами Финским обществом музыки. Я убежден, что существуют такие образцы литературного труда, которые иной раз опережают свое время, тем более во времена, когда на читателя давление оказывают многие образцы эрзац-литературы.

— Вернемся к литературному вечеру в Москве — он был к чему-то приурочен?

— Ильxaм Бадалбейли сказал мне, что наши соотечественники просят пригласить кого-то из творческих людей Азербайджана. Учли также и интересы московских любителей поэзии. В зале, где мы выступали, царила аура высокой поэзии. Должен сказать, что этот праздник поэзии широко рекламировался, и это очень приятно. Я считаю, что такие вечера поэзии должны проводиться не только в Москве, но и в Баку.

Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВОЙ

Азербайджанские известия.- 2015.- 7 ноября.- С.-1;3