Фархад БАДАЛБЕЙЛИ, ректор Бакинской музыкальной академии:«Cамое большое богатство наших стран — это не танки и ракеты, а культура»

Семья ректора Бакинской музыкальной академии, народного артиста СССР Фархада БАДАЛБЕЙЛИ — одна из самых известных в Азербайджане. И она поистине уникальная. Двоюродный брат деда прославленного пианиста — основатель азербайджанской классической музыки Узеир Гаджибейли, а самый известный азербайджанский дирижер — маэстро Ниязи — троюродный брат его отца. О себе, своих знаменитых предках и том вкладе, который они внесли в развитие азербайджанской культуры, он рассказал в интервью «Москва-Баку».

— Фархад муаллим, представители вашей семьи в разных поколениях, в разные исторические периоды — это всегда люди талантливые, внесшие огромный вклад в развитие культуры, искусства Азербайджана…

— Конечно, мне повезло по воле Аллаха родиться в такой семье. Это были люди, проникнутые идеей просвещения, идеей прогресса, они всегда старались изменить закостенелое общество и продвинуть его вперед в развитии, служить на благо страны. Рубеж XIX — начала XX века — очень важный период в истории Азербайджана. Главным лозунгом этого времени было просветительство, идея которого была очень близка моим предкам.

Мой дедушка Бадал бек Бадалбейли был двоюродным братом Узеир бека Гаджибейли, основателя азербайджанской музыки и большого просветителя. Оба брата закончили Горийскую учительскую семинарию, считавшуюся в то время лучшим учебным заведением на Кавказе. По сегодняшним меркам она сравнима с вузом самого высокого уровня. В семинарии студентов всесторонне развивали — обучали игре на музыкальных инструментах, нескольким иностранным языкам. Образование заложило в братьях дух просвещения, что для закрытого мусульманского общества в Азербайджане было нехарактерно, это были люди совершенно новой формации.

Вернувшись в Азербайджан, Бадал бек и Узеир бек стали частью того круга интеллектуалов, интеллигенции, для которых просвещение было важнейшей задачей. Что бы они ни делали, их целью было поломать оковы, мешающие развитию общества и государства. Например, мой дед Бадал бек открывает в самом бедном районе Баку школу для малоимущих детей. Эта школа до сих пор сохранилась. Она так и называется — школа Бадал бека. И представьте себе, эти дети ставили в школьном театре отрывки из «Короля Лира» Шекспира, что было немыслимо для закрытого мусульманского общества того времени. В связи с этим один из самых известных азербайджанских государственных деятелей, основатель Азербайджанской Демократической Республики Мамедэмин Расулзаде опубликовал статью, полную восхищения тем, что в обычной азербайджанской мусульманской школе, которая вот только открылась, ребята уже играют Шекспира.

Именно в этот период многое в Азербайджане делалось впервые, проводились совершенно смелые эксперименты, то, о чем раньше и подумать было нельзя.

Двоюродный брат моего деда Узеир Гаджибейли написал в 1908 году первую на мусульманском Востоке оперу — «Лейли и Меджнун», которая соединила в себе мугам с симфоническим оркестром, что само по себе, казалось бы, совершенно безумной идеей. Над Узеир беком после выхода оперы издевались, появлялись статьи, где его работу едко высмеивали. Ко всему прочему брат деда — Ахмед Бадалбейли (известный под сценическим псевдонимом Ахмед Агдамский) настолько любил искусство, что стал исполнителем партии Лейли в постановке, несмотря на насмешки друзей.

Несмотря на столь серьезное непонимание оперы обществом того времени, «Лейли и Меджнун» Узеир бека сыграла решающую роль в становлении профессиональной композиторской школы в Азербайджане, идет на сцене и по сей день, став символом азербайджанской оперы.

Именно Узеир Гаджибейли стал основоположником профессионального музыкального образования в Азербайджане, по его инициативе в 1920 году была открыта Азербайджанская государственная консерватория, ныне Бакинская музыкальная академия, ставшая кузницей музыкальных кадров в Азербайджане.

Плеяда просветителей начала ХХ века, к которым относятся и мои родственники, сыграла огромную роль в том, что Азербайджан за век смог сделать огромный скачок в своем развитии. Именно в это время молодежь начинает получать образование в Санкт-Петербурге, Москве, Казани, Риге, Париже, Лондоне и т.д.

И Бадал бек, и Узеир бек, и вся интеллигенция буквально писали историю Азербайджана. В 1918 году они участвовали в становлении Азербайджанской Демократической Республики. Из-за этой активности Узеир бека над ним долгое время висел дамоклов меч пришедших к власти в 1920 году большевиков. Его родной брат Джейхун находился в эмиграции во Франции, где издавал антисоветские газеты. Но Бог миловал Узеир бека. Для него спасительной картой стал его «Аршин мал алан», который понравился Сталину. После «Аршина мал алана» появилась опера «Кероглу», и Узеир бек стал официально признанным композитором, которого уже не смели трогать.

Мой дядя Афрасияб Бадалбейли был автором первого на мусульманском Востоке балета — «Девичья башня». И его братья Шамси, Давуд, Сервет, Тургут отличались такой же любовью к искусству — так в нашей семье было всегда, видимо, из поколения в поколение передается некий генетический код. Мой отец — Шамси Бадалбейли пошел по пути театрального режиссера. Мой дядя Давуд был блестящим художником, очень любил передвижников. Но кумиром для него был Левитан. При этом занятия живописью были всего лишь хобби, поскольку основной деятельностью для него стала энергетика.

— Фархад муаллим, кажется, в вас еще течет кровь шахов?

— Жена Бадал бека Бадалбейли — гаджарская принцесса (Гаджары — династия, правившая Ираном). Ее дедушка — Бахман Мирза Гаджар, брат иранского шаха, в свое время под покровительством императора Николая I перешел на сторону Российской империи и поселился в Шуше. По высочайшему указанию Николая I все потомки Бахмана Мирзы Гаджара имели право носить титулы принцев и принцесс, а если учесть, что у моего прапрадеда были 45 сыновей и 16 дочерей, можете представить, какая это была огромная семья. История жизни семьи Гаджаров весьма интересна. Многие из детей Гаджара были генералами царской армии, а один из его потомков, Шамси Гаджар, — поэтом Серебряного века. Все эти люди восприняли потрясающую древнюю персидскую культуру вместе с высокой русской культурой.

— Как выдающиеся представители вашей семьи повлияли на ваше формирование?

— Конечно, влияние было сильнейшим. Много времени в детстве я провел на репетициях отца, который был одним из основоположников Театра музыкальной комедии в Азербайджане, ставил спектакли в Театре оперы и балета. После всех этих походов на репетиции я наизусть знал «Князя Игоря» А.П.Бородина, оперу грузинского композитора Захария Палиашвили «Даиси». Уже в зрелом возрасте, когда приезжал в Грузию, там поражались, откуда я знаю цитаты из этой оперы…

Очень много времени я проводил и у троюродного брата моего отца — великого дирижера и композитора маэстро Ниязи. У него не было детей, и он очень тепло, по-отцовски ко мне относился, опекал меня. Муслим Магомаев, Полад Бюльбюльоглу и я прошли у маэстро Ниязи вторую консерваторию. Это был дом, в котором собирались все выдающиеся исполнители, в том числе гостившие в Баку. Традицией было собираться у маэстро Ниязи после каждого концерта, сидели до 4-5 часов утра. И это всегда были потрясающие разговоры. Я помню, как в доме Ниязи собирались такие величины, как Ростропович, Рихтер, Шафран, Гилельс, Коган.

Не обходилось и без смешных историй. Приведу одну из них. Как известно, Ростропович конкурировал с Шафраном — ну не любили они друг друга. Как-то во время одних таких посиделок, на которых присутствовал Ростропович, супруга маэстро Ниязи Хаджар ханым вносит в комнату плов, ставит перед Славой и говорит: «Слава, только надо шафраном полить». Ростропович вскакивает и кричит: «Ни за что! Ни за что не буду поливать шафраном, а то приеду в Москву и Шафран мне скажет, что я его съел в Баку».

Сегодня нет ни Славы, ни Ниязи, но я вспоминаю этих великих людей и понимаю, какое счастье, что мне выпала честь общаться с ними. Общение с такими людьми, как Ниязи и Ростропович, было хорошей школой воспитания. Ниязи мне всегда говорил, что нужно быть простым с людьми. Того же принципа придерживался и Ростропович — Слава мог запросто поздороваться с гардеробщицей в консерватории и по-доброму, по-человечески приобнять ее. И она была счастлива, что такой великий человек здоровается с ней. Ведь он, в принципе, мог пройти мимо — такой напыщенный, гордый, ни с кем не здороваясь, как это бы сделал другой. Но он был не такой. Он каждому говорил «Здравствуйте!», с каждым делился добрым словом. В этом был весь Ростропович.

Важную школу жизни мне преподал и Гeйдap Aлиeвич Aлиeв, общение с которым у меня началось в 1968 году. Мы познакомились с ним у маэстро Ниязи. Несколько раз мы ездили с ним в официальные поездки — он брал с собой деятелей искусств. В 1995, 1996, 1997 годах мы ездили с ним в Англию, Францию, Германию. И что было самым важным для нас — перед или во время таких поездок он всегда интересовался, какой репертуар собираемся исполнять перед иностранной публикой. Помню, даже как-то устроил мне разнос — почему я играл только азербайджанских композиторов, когда мы были в Германии, говорил, что я должен был исполнить немецких композиторов. Представляете, какой это был уровень политического деятеля, — он ведет переговоры с Гельмутом Колем и все равно интересуется, что мы будем играть. Я благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность общаться с такими гигантами, как Гeйдap Aлиeвич.

— Азербайджан всегда был богат на музыкальные таланты. Как вы оцениваете сегодняшний уровень развития музыкального искусства в стране и уровень музыкального образования?

— Конечно, той плеяды выдающихся исполнителей, композиторов 50-60-х годов, как Бюльбюль, Рашид Бейбутов, Муслим Магомаев, Кара Караев, Фикрет Амиров, сейчас нет. Но есть отдельные примеры талантливых азербайджанских музыкантов, певцов. Например, талантливый азербайджанский певец Юсиф Эйвазов сейчас поет в «Ла Скала», замечательный тенор Азер Рза учится в академии «Ла Скала» и уже участвует в спектаклях на небольших ролях. Это и солистка Большого театра Динара Aлиeва, ученица известной азербайджанской оперной певицы Хураман Касимовой. Один из самых перспективных сегодня азербайджанских дирижеров — Фуад Ибрагимов, который учился в Германии по линии Фонда Гeйдapа Aлиeва. Также это замечательный молодой дирижер Эюб Кулиев, в своем время окончивший аспирантуру Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Н.А.Римского-Корсакова. Это и пианисты — директор Бакинской филармонии Мурад Адигезалзаде и директор Международного центра мугама Мурад Гусейнов.

Моя аспирантка Азиза Мустафазаде — сегодня одна из звезд джаза в Европе. Мои студенты Исфар Сарабский, Эмиль Афрасияб — тоже блестящие джазовые пианисты. Шаин Новрасли с успехом выступает в Америке и ему покровительствует великий американский джазовый пианист Ахмад Джамал. Двое наших музыкантов недавно закончили Московскую консерваторию — это скрипачка Джейла Сеидова и пианист Риад Мамедов, на которых мы возлагаем большие надежды. Конечно, у нас много недостатков в той работе, которую мы ведем. Но и время изменилось, у сегодняшних музыкантов есть огромные возможности, которых не было в советское время. Разве мог себе представить Вагиф Мустафазаде, что он может разъезжать с концертами по всему миру?! А сейчас любой мой студент находит через Интернет фестиваль, спонсора и едет, даже меня не спрашивая.

Большое внимание сегодня в нашей стране уделяется мугаму. Такого триумфа азербайджанского мугама в мире никогда не было. А раньше наши мугаматисты дальше Азербайджана никуда не ездили. Сегодня же они выступают и в Париже, и в Нью-Йорке, и в Лондоне и т.д.

Конечно, нельзя не отметить тот вклад, который вносит в продвижение музыки и поддержку молодых талантов Фонд Гeйдapа Aлиeва, который возглавляет Мехрибан ханым Aлиeва. Фонд предоставляет огромное количество стипендий.

То же касается и Габалинского музыкального фестиваля, который в этом году прошел уже в восьмой раз и основателем которого я являюсь. Фестиваль в Габале — это огромная заслуга Фонда Гeйдapа Aлиeва. Без фонда мы с Дмитрием Яблонским не смогли бы дать жизнь этому фестивалю. Нам помогает и компания Gilan.

Классическую музыку сегодня очень важно и нужно поддерживать. Шоу-бизнес — он всегда будет развиваться, потому что люди будут хотеть заработать деньги. А для классиков непросто искать финансирование, при том, что это настоящее духовное богатство. И в Азербайджане, и в России это должны понимать.

— Вы закончили аспирантуру Московской консерватории. Какую роль она сыграла в жизни многих азербайджанских музыкантов, в вашей в частности?

— Огромную роль. Мне очень повезло — я учился у Якова Израилевича Зака и Беллы Давидович одновременно. Это великолепные педагоги. Как-то с Заком мы поехали на конкурс в Португалию, летели через Париж, потому что прямых рейсов не было. И в свободный день в Париже он повел меня в Лувр. Что меня поразило, в музее он знал наизусть, где какая картина висит. Он был поклонником испанцев — обожал Гойю, Веласкеса, Мурильо и дико злился, что французы разместили картины испанцев где-то в непрестижном для музея месте. И Зак стоял перед каждой картиной и читал мне целые лекции, которые ни в одной книге невозможно прочесть. Как-то я показал на какую-то картину пальцем и он возмутился: «Не смей пальцем показывать на эти картины». Такое было отношение к шедевру.

Вот кем были педагоги Московской консерватории. Это было не только великолепное музыкальное, а прежде всего огромное духовное воспитание.

Эти моменты моей жизни бесценны. Мы общались с великими учеными-музыковедами, по учебникам которых студенты учатся сегодня. По коридорам ходили Коган, Ойстрах, Гилельс, Флиер, Ростропович. Сейчас об этом думаешь и дух захватывает. Мне очень повезло, что я учился в консерватории в годы ее расцвета.

Наш замечательный пианист и певец Рауф Атакишиев закончил Московскую консерваторию — он учился одновременно у гениального пианиста Константина Игумнова и великой певицы Антонины Неждановой. Да и все наши гранды прошли либо московскую, либо петербургскую школу.

— Вспомните какую-нибудь интересную историю, связанную с периодом учебы в Московской консерватории?

— Нас очень часто защищал Ростропович. Расскажу одну из таких историй. Как-то в консерватории шел экзамен по марксизму-ленинизму и у кого-то нашли шпаргалку. И Ростропович очень своеобразно выступил в его защиту. Он тогда сказал: «Слушайте, он написал шпаргалку, он работал с книгой, он работал с материалами — значит, он трудился». В общем, спас студента таким вот адвокатским способом.

А вообще все, кто прошел Московскую консерваторию, получили высочайшую профессиональную подготовку. Учиться в консерватории было огромным счастьем. Сегодня, к сожалению, азербайджанские студенты вынуждены только платно получать образование в Московской консерватории, бюджетные места на Азербайджан не выделяют, но мы надеемся, что наши страны все-таки сумеют договориться когда-нибудь по этому вопросу. Это очень важно, чтобы азербайджанские ребята учились в Московской консерватории, дышали этим воздухом, развивались в этой атмосфере.

— Есть любимые места в Москве?

— Конечно, это Московская консерватория — Большой, Малый, Рахманиновский залы, это места, в которых мы играли свои концерты, а нас напутствовал Яков Владимирович Флиер. Люблю гулять по улице Герцена (бывшее название Большой Никитской. — Ред.). Помню троллейбус, который шел от Малой Грузинской, где и по сей день находится общежитие консерватории. Я садился, и он по прямой шел через Красную Пресню. В общежитии мы с 5 утра дрались за студии — кто будет заниматься. В очереди стояли. И была достаточно жесткая конкуренция. У меня был сосед по комнате — скрипач из Казахстана, который сейчас возглавляет ТЮРКСОЙ, а ранее он был замминистра культуры Казахстана — Дюсен Касеинов. Мы периодически вспоминаем, как гуляли, занимались — и вы знаете, на все хватало времени. Замечательные были дни.

Все, конечно, меняется. Москва стала более западным городом, как и Баку, впрочем.

— Недавно в Москве прошел конкурс Муслима Магомаева, членом жюри которого вы являетесь. Можно сказать, что это то событие сегодня, которое связывает Россию и Азербайджан, и символично, что этот конкурс проходит именно в Москве?

— Хочу выразить огромную благодарность Аразу Агаларову за организацию конкурса, за то, что он построил зал имени Муслима Магомаева, что поставил памятник у посольства Азербайджана в Москве нашему общему для Азербайджана и России прославленному певцу. Очень большая роль Тамары Ильиничны Синявской в том, что она смогла убедить Араза в необходимости конкурса Муслима Магомаева.

Конкурс в этом году прошел уже в 4-й раз. Уровень жюри, как и уровень исполнителей, как всегда очень высокий. Уникальность конкурса заключается в том, что на нем исполнителю нужно выступить в двух ролях — оперного и эстрадного певца. А это очень трудно. Некоторые оперные певцы блестяще исполняют арии, но на эстраде выглядят не очень убедительно. Просто эстраду они поют чрезмерно по-оперному, высоким стилем, не чувствуют ее. А Муслим чувствовал и тем был уникален. Арию Фигаро он пел так, как никто в мире, но при этом мог потрясающе исполнять шейк. Совершенно поменяв стиль, спеть Фрэнка Синатру. При своих гениальных вокальных данных Магомаев был многостилевым исполнителем. И это сегодня основная задача конкурсантов — быть одинаково убедительными и в классике, и в эстраде.

Этот конкурс — важнейший и для Азербайджана, и для России. Многие конкурсанты от Азербайджана, выступавшие в разные годы, сегодня поют на мировых сценах. Конкурс Муслима Магомаева для исполнителей — это большая путевка в жизнь, а для российско-азербайджанских отношений — выдающееся мероприятие. Очень хотелось бы, чтобы в Москве почаще звучала азербайджанская музыка. Конкурс Муслима Магомаева позволяет все время напоминать о том, что Муслим был одним из тех, кто строил этот мост между Россией и Азербайджаном. Он был азербайджанцем, но жил в Москве, женился на потрясающей русской певице Тамаре Ильиничне Синявской...

Музыкальные связи между Россией и Азербайджаном, которые сегодня возвращаются, очень важны. Прекрасно, что на сцене Большого театра шла «Легенда о любви» Арифа Меликова, в 2018 году будет 100-летие выдающегося азербайджанского композитора Кара Караева, и очень бы хотелось, чтобы на московской сцене был поставлен один из его гениальных балетов — «Семь красавиц» или «Тропою грома».

— Когда вы сами планируете дать концерт в Москве?

— В ноябре будущего года в Концертном зале имени П.И.Чайковского. Инициатива принадлежит Поладу Бюльбюльоглу, а Полад, если за что возьмется, то обязательно доведет это до конца. Думаю сделать такой марафон за один вечер — два азербайджанских концерта, один американский и во втором отделении мы вместе с Мурадом Адигезалзаде сыграем вторую сюиту моего любимого Сергея Рахманинова для двух фортепиано с оркестром — ранее сюита Рахманинова так никогда не исполнялась.

— Как оцениваете сегодняшний уровень российско-азербайджанских отношений и перспективы русского языка в Азербайджане?

— Безусловно, есть чем похвалиться, есть чем гордиться — это глубокие культурные, экономические связи. Личные контакты наших президентов, у них есть точки соприкосновения, и это очень важно, когда между главами государств хорошие отношения.

На уровне политики у нас очень хорошие, активные связи. Но хотелось бы, чтобы Россия была более активной в своем культурном взаимодействии с Азербайджаном. Она должна больше организовывать гастролей своих театров, больше в Азербайджан из России должно приезжать выдающихся и просто интересных людей из сферы науки. Нити, которым более 200 лет, прерывать нельзя. Посол Азербайджана в России Полад Бюльбюльоглу очень хорошо осознает эту связь. Самое большое богатство наших стран, сила наших стран — это не танки и ракеты, а культура.

Что касается русского языка в Азербайджане… Я абсолютно уверен, что в Баку проблемы русского языка быть не может. Сегодня креативная молодежь в Азербайджане в подавляющем большинстве владеет русским языком, а в идеале — знает несколько языков. Моя дочь, например, говорит на английском, испанском, турецком, русском и азербайджанском.

И еще один вопрос, который нас очень сильно волнует... Конечно, хотелось бы, чтобы Россия сыграла еще более активную роль в нагорно-карабахском урегулировании. Это необходимо и Армении, и Азербайджану. Мне как шушинцу это очень больно. Мы с Поладом один раз приезжали на наши оккупированные земли в Шушу — для меня это был тяжелейший визит, особенно в разрушенный дом Бюльбюля, я даже не выдержал… У меня был шок от увиденного. Это все равно, если бы захватили и разрушили усадьбу Л.Н.Толстого в Ясной Поляне, усадьбу М.Ю.Лермонтова в Тарханах, Дом-музей П.И.Чайковского в Клину... Шуша была средоточием всей нашей музыки, азербайджанской консерваторией. И сами армяне понимают, что это не их город, ведь это был типично азербайджанский город. Никогда чужой дом, насильно захваченный, не даст радости.

Мне отец говорил: «Никогда не иди в тот дом, который был отнят у кого-то, там ты никогда не будешь счастлив». Это очень мудрые слова, значение которых на Кавказе еще больше усиливается, потому что здесь важно гостеприимство. Если вы пришли к азербайджанцу в дом как гость — он откроет вам лучшие комнаты, у него лучшая постель — всегда для гостя. Но если вы пришли, выгнали хозяина дома и разрушили его дом или в нем расположились, счастья вам не будет. Сами армяне, живущие в Нагорном Карабахе, как кавказцы должны это понимать.

Я уверен, что урегулирование пойдет только на пользу Армении. Ведь если конфликт будет урегулирован, для Армении откроются границы, а значит, у нее появятся большие экономические возможности. В свое время большие нефтяные проекты должны были пройти через территорию Армении, но в итоге они были реализованы через территорию Грузии. Я уверен, что армяне будут прагматичны и в конце концов поймут, что удача в пользу Азербайджана — это и их удача тоже, что у Азербайджана огромные экономические возможности, которые помогут Карабаху развиваться.

Я не сомневаюсь и в том, что азербайджанцы и армяне смогут жить вместе, поскольку до конфликта так и было.

Азербайджанские известия.- 2016.- 29 октября.- С.3.