Георгий СЕПТА, экс-начальник КГБ НКАО:«На встрече с Зорием Балаяном я понял, что это психически больной человек»

Предлагаем вниманию наших читателей эксклюзивное интервью интернет-агентству Azeri.Today бывшего начальника отдела КГБ Азербайджанской ССР по Нагорно-Карабахской автономной области (1983-1988 г.г.), генерал-майора в отставке Георгия СЕПТЫ, ныне проживающего в городе Ставрополе (РФ).

— Георгий Иванович, расскажите о себе.

— Я родился 16 мая 1939 года в азербайджанском городе Нахчыване. Так что со всей уверенностью могу сказать: «Mяn naxчыvanlыyam!» Мой отец был офицером спецслужб и погиб за неделю до моего рождения. В документах, выданных нашей семье, указывалось, что Иван Септа трагически погиб 10 мая 1939 года при исполнении служебных обязанностей. Он похоронен в Нахчыване. После гибели отца мама с грудным ребенком на руках выехала в Баку. В документе, выданном ей, партийным, советским и государственным органам предписывалось обеспечить нашу семью жильем и работой. Она окончила Высшую партийную школу, а затем долгие годы проработала директором школы №211 в Октябрьском районе (ныне Ясамальский) Баку.

— А вы пошли по стопам отца?

— Не совсем и не сразу. Сначала я был инструктором политотдела по комсомольской работе, закончил Бакинский педагогический институт. После демобилизации из армии был на комсомольской работе в Бакинском горкоме и ЦК ЛКСМ Азербайджана. В 1968 году, после того, как я выступил на пленуме ЦК комсомола Азербайджана, причем часть выступления была на азербайджанском языке, меня заметил тогдашний председатель КГБ Азербайджанской ССР Гeйдap Aлиeв. Он вызвал меня к себе и спросил, есть ли у меня желание работать в органах госбезопасности, готов ли я пойти по стопам своего отца, которого он хорошо помнил. Я, естественно, растерялся, и стал говорить, что не был готов к такому предложению, что мне нужно посоветоваться с мамой. Гeйдap Aлиeвич успокоил меня, сказав, что мама не будет против. На следующий день я пришел и сообщил, что готов к работе в КГБ. По распоряжению Гeйдapа Aлиeва мне присвоили звание старшего лейтенанта и назначили заместителем начальника первого отделения пятого отдела (отдел по борьбе с идеологическими диверсиями). Потом я работал начальником второго отделения пятого отдела, курировал вопросы культуры и искусства. В последующем меня назначили начальником отдела кадров КГБ Азербайджанской ССР. В начале 80-х годов, с учетом моих знаний (я все-таки рос в «Арменикенде»), тогдашний первый секретарь ЦК Компартии Азербайджанской ССР Кямран Багиров направил меня начальником отдела КГБ Азербайджана по НКАО.

— Какая ситуация была на тот момент в области? Замечали ли вы подготовку к сепаратистскому восстанию?

— Брожение среди армян в Карабахе началось задолго до моего там появления. Карабахские армяне ездили учиться в армянские вузы, а потом возвращались в Карабах уже основательно «подкованными». Конечно, ко мне поступала определенная информация, которой я незамедлительно делился сначала с Баку, а потом с Москвой, с центральным аппаратом КГБ СССР. Но никакой реакции на мои тревожные сигналы не было.

Здесь в разговор вступила супруга Георгия Септы — Лариса Алексеевна, которая преподавала в 1983-1988 годах в Степанакертском пединституте.

— В Степанакерте (Ханкенди. — Ред.) мы жили в доме прямо над квартирой Бориса Кеворкова — тогдашнего первого секретаря обкома. Жена у него была азербайджанка. Хочу сказать, что приехавшие в Степанакерт из Баку армяне были более лояльными к азербайджанцам, чем карабахские армяне. Я преподавала русский язык на филологическом факультете. Наши студентки-армянки были очень словоохотливыми девочками и все разговоры, подслушанные ими на кухне у родителей, пересказывали потом мне. Естественно, что потом я это все пересказывала Георгию Ивановичу. Так вот, примерно с 1985 года девочки начали рассказывать, что, мол, их родители воодушевились избранием Михаила Горбачева генсеком ЦК КПСС. По их словам, еще со времен Сталина они просили Москву передать Карабах от Азербайджана к Армении. Однако ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев никак не реагировали на их мольбы. Так было до 1985 года, и особенно до того, пока чета Горбачевых не съездила в США, где Раису Максимовну армянская диаспора Америки одарила бриллиантами. «Лариса Алексеевна, Сталин, Хрущев и Брежнев отказывали нам, а вот Раиса Максимовна отреагировала положительно. Скоро вопрос Карабаха будет решен», — рассказывали мне студентки.

Понимаете, они даже не говорили, что, мол, Горбачев нам поможет. Нет, они говорили именно о Раисе Максимовне, что она их стена и защита в вопросе Карабаха. Мне тогда казалось, что это просто бабские разговоры. Последующие события показали, что это были не простые разговоры или сплетни.

— Георгий Иванович, как вы боролись с армянским сепаратизмом в области?

— Вы знаете, когда все уже заварилось, бороться было поздно. Вернусь потом к вашему вопросу, а сейчас расскажу, что когда Кямран Багиров приехал наводить порядок в области, он уволил все руководство обкома, в том числе Кеворкова и председателя облисполкома. Было уволено все бюро обкома, Багиров не тронул только меня. Это указывает на то, что в Баку мне доверяли. Но почему тогда не принимали меры по моим сигналам, по моим аналитическим запискам? Я вообще не встречал понимания ни со стороны КГБ Азербайджана, ни со стороны КГБ СССР. Они делали вид, что принимают к сведению, и все, дальше этого дело не шло. Как-то я поехал в Ереван на встречу с Зорием Балаяном. Буду откровенен: главным мутильщиком в области был именно Зорий Балаян. На встрече он мне открыто заявил, что мечтает об Армении «от моря до моря», что Баку это армянский город. Это психически больной человек. У них болезнь такая — создать «Великую Армению». Азербайджанский Кяльбаджар зачем нужен был армянам? Из-за золота. Вот так и остальные районы.

— А что бы вы предприняли для искоренения армянского сепаратизма в Карабахе, если бы у вас была такая возможность?

— По численности армянское население в Карабахе преобладало над азербайджанским. Большинство азербайджанцев были только в Шуше. Плюс Ходжалы был населен азербайджанцами. Значит, нужно было менять демографический состав области, увеличивая постепенно азербайджанское население. Я не говорю, что армян нужно было изгонять из своих домов. Ни в коем случае. Но увеличивать численность азербайджанцев в области нужно было. Хочу также особо подчеркнуть, что никакого притеснения армян в Азербайджане не было. Взять, к примеру, бакинских армян. Их ведь никто не притеснял. Армяне были секретарями райкомов партии в Баку, занимали хорошие посты в ЦК и Совете министров Азербайджана. В Карабахе тоже занимали руководящие посты. Разве это притеснение? Почему же до сих пор бакинские армяне с теплотой вспоминают свою жизнь в Баку? Если бы человека притесняли по национальному признаку, вряд ли бы он скучал по прошлой жизни.

— Когда вас отозвали из Карабаха?

— В марте 1988 года. Я был назначен начальником 7-го отдела (наружное наблюдение) КГБ Азербайджана. В 1990 году я переехал в Ставрополь.

— Бывали ли вы в Азербайджане после 1990 года?

— Увы, нет. Хотя в Нахчыване, повторюсь, похоронен мой отец. Когда все эти события начинались в Карабахе, нужен был Гeйдap Aлиeв. Но он тогда был в опале у Горбачева. Я до сих пор с огромным уважением отношусь к Гeйдapу Aлиeвичу. Моя семья безмерно благодарна ему за то, что он помог нам в жизни. Я всегда говорил и буду говорить, что Гeйдap Aлиeв был нашим аксакалом и невероятно порядочным человеком.

Азербайджанские известия.- 2017.- 28 февраля.- С.1-2.