Нармина ЭФЕНДИЕВА, пианистка:«Музыка всегда была неотъемлемой частью моего существования»

Талантливая азербайджанская пианистка Нармина ЭФЕНДИЕВА уже не первый год живет и работает в Торонто (Канада). Она музыкальный директор Opera in Concert, Summer и Opera Lyric Theatre, а также концертмейстер и vocal coach на факультете музыки Университета Торонто и в Toronto Operetta Theatre. О себе и своих планах, о том, как ей удается побеждать с самого детства, что она чувствует на сцене, почему хочет дарить людям счастье своей музыкой и чем увлекается в свободное время, пианистка рассказала корреспонденту «Азербайджанских известий» Самире КЯЗИМОВОЙ.

— Нармина, расскажите о своей семье. Насколько известно, вы — музыкант в четвертом поколении...

— Судьба улыбнулась мне — так получилось, что занятия музыкой в нашей семье давно стали частью нашей жизни. Преподавателями игры на фортепиано были мои прабабушка, бабушка и дедушка со стороны мамы, а сама она — Алла Эфендиева — один из ведущих педагогов Музыкального колледжа имени Асафа Зейналлы. С папиной стороны музыкантов не было, но были литераторы Азербайджана. Прадед Агали бек Насех Эфенди-заде являлся видным представителем шемахинской поэтической школы, дед Идаят Эфендиев продолжил литературную стезю отца, став известным литературным критиком, оба его сына увлеклись лингвистикой. Мой папа Али Эфендиев — прекрасный переводчик, сделавший множество переводов книг видных азербайджанских авторов на русский и английский языки. К сожалению, дар литератора у меня не проявился, но любовь к языкам привита с детства папой. И, конечно, на первом месте у меня всегда была музыка. Я начала учиться игре на фортепиано в пять лет. В шесть отыграла свой первый небольшой сольный концерт в музыкальной школе. К сожалению, уже не помню, как прошло выступление, но объявление о концерте до сих пор бережно хранится среди моих афиш.

— А о другой профессии в детстве не мечтали?

— Нет, именно музыка всегда была неотъемлемой частью моего существования. Концерты, конкурсы, выступления — все это было как бы само собой разумеющимся и органично вплеталось в мою жизнь. Даже, может быть, наоборот — жизнь органично вплеталась в занятия и концерты. После того, как я перешла из обычной музыкальной школы в среднюю специальную имени Бюльбюля, стало очевидным, что так теперь будет всегда. Мне несказанно повезло оказаться в классе Адили ханым Векиловой, профессора Бакинской музыкальной академии имени Узеира Гаджибейли. Адиля ханым — человек невероятно эрудированный, обладающий удивительно тонкой душевной организацией, блестящий музыкант. Я испытываю к ней огромную благодарность — без нее для меня не была бы возможной и треть того, что я могу сейчас.

— Расскажите о своей работе. Какое место она занимает в вашем творчестве?

— Когда я только приехала в Канаду, то начала работать в частной музыкальной школе, занималась с детьми фортепиано и вокалом. Очень скоро я поняла, что это не то, чему я хочу посвятить всю жизнь. В том числе и потому, что здесь, в большинстве случаев, к музыкальным занятиям ребенка относятся так же, как к посещениям им кружков рисования, каратэ, гимнастики и т.д. Заставлять его упорно заниматься родители не будут, если только это не китайцы, но тут другое дело, другая крайность. Я не могла тратить свои силы впустую, просиживая бесполезные часы в музыкальной школе, но и серьезной работы не было, потому что меня тут никто не знал. Тогда я решила поступить на отделение камерной музыки, проучилась два года в магистратуре факультета музыки Университета Торонто, и к его окончанию у меня уже были хорошие связи в музыкальном мире города. Сейчас, в основном, работаю на контрактной основе музыкальным директором в таких компаниях, как Opera in Concert, Summer Opera Lyric Theatre, а также являюсь концертмейстером и vocal coach на факультете музыки и в Toronto Operetta Theatre. Я люблю работать с певцами, есть нечто магическое в сочетании слова и музыки. Найти зыбкий баланс между музыкой и словом, раскрыть одно посредством другого, помочь певцу добраться до глубин того или иного произведения — это нескончаемый и завораживающий процесс.

Но я очень люблю и камерно-инструментальную музыку. Здесь не нужно нянчиться с певцами, здесь свой брат-инструменталист, говоришь с ним на одном языке, без перевода. Работа со струнниками для меня — больше равноправное партнерство, в то время как в случае с певцами это больше поддержка, в том числе моральная. Певец должен знать, что за тобой он как за каменной стеной, что пианист, как говорил Доминго об оркестре театра Ла Скала, «спустится с ним в ад и поднимется оттуда на поверхность». Струннику, мне кажется, все равно, кто и куда с ним спускается. Хотя профессиональная поддержка и уверенность в партнере необходимы каждому музыканту, играющему в ансамбле. Что же касается сольного музицирования, то сейчас просто не хватает времени для ежедневных занятий. Невозможно готовить сольные программы, уходя на работу в 9 утра и возвращаясь в 9 вечера. Хотя прошедший год ознаменовался для меня и несколькими сольными выступлениями, чему я бесконечно рада и надеюсь, что в ближайшем будущем у меня вновь появится время на серьезные занятия.

— Участвуете ли вы в совместных проектах с азербайджанскими музыкантами?

— В Торонто живет прекрасный азербайджанский скрипач Руфат Амирaлиeв, с ним мы сыграли несколько концертов, посвященных музыке Караева, Шостаковича и Дворжака. И наше сотрудничество продолжается.

— Чье исполнение вы считаете для себя эталоном?

— Есть много замечательных, талантливых, гениальных музыкантов, чье творчество удивляет, восхищает, поражает. Но никогда не возникало желания играть, как, например, Плетнев, Кисин или, упаси Бог, Ланг Ланг. Нет универсальных музыкантов, способных исполнять любую музыку одинаково прекрасно. У кого-то потрясающий Шопен малых форм и ужасный Шопен крупных форм, у другого — удивительный Моцарт и никудышный Брамс. Все музыканты разные и все по-своему прекрасны. Я говорю, конечно, о выдающихся музыкантах, о тех, с чьей интерпретацией можно и не соглашаться, но не признавать талант и неординарность невозможно. А любимые пианисты на сегодня — это, пожалуй, Кисин, Аргерих, Горовиц и Соколов. И больше всего привлекает в их творчестве честность по отношению к себе и исполняемому композитору.

— Что, по-вашему, нужно сделать, чтобы молодое поколение начало интересоваться классикой?

— Возможно, вы удивитесь, но мне кажется, что ничего делать не надо. Классическая музыка, как и любое настоящее искусство, притягивает молодых людей, несмотря ни на что. Я много играю на прослушиваниях и каждый раз удивляюсь, сколько молодежи хочет профессионально учиться музыке, даже несмотря на наличие дипломов в других областях. Вот пример — умненькая, толковая девочка с дипломом компьютерного программирования, казалось, что еще нужно — устраивайся на работу и будь счастлива. Но нет — поет в оперных постановках, подала документы на музыкальный факультет и с нетерпением ждет ответа. И таких примеров я могу привести немало. Это здесь, в Канаде. Но я знаю ребят и в Баку, которые, занимаясь совершенно другим делом, всерьез увлекаются классической музыкой и если и не сочиняют, то слушают ее постоянно. Они среди нас — настоящие любители и ценители классической музыки, только это вроде закрытого клуба, члены которого сохраняют в тайне свою причастность к прекрасному.

Потому что у нас принято гордиться только тем, что делает большинство. А вот если телевидение озаботилось бы распространением прекрасного с голубых экранов, то это бы имело больший результат. Однажды я была на «Богеме» Пуччини в нашем оперном театре. Впереди сидела скучающая компания молодых людей. Спектакль должен был скоро начаться, и девушка выговаривала одному из молодых людей — как, мол, он мог привести их в оперный театр вместо запланированной вечеринки. Тот оправдывался, но тут погас свет и начался спектакль. И после первого акта девушка сказала: « Как хорошо, что мы пришли сегодня в театр, я не ожидала, что это будет так интересно!» По-моему, очень показательный пример.

Азербайджанские известия.- 2017.- 17 июня.- С.3.