Олег САФАРAЛИEВ, режиссер: «Самобытность — определяющий критерий. Не стоит использовать зарубежные выкройки»

Наш соотечественник Олег Мирзаага оглу Сафарaлиeв — советский, российский и азербайджанский кинорежиссер, сценарист и продюсер. Окончил Азербайджанский педагогический институт. Десять лет преподавал историю в сальянской школе №1. Затем поступил на режиссерский факультет ВГИКа в мастерскую Сергея Соловьева, после окончания которого был приглашен на «Мосфильм», где снял фильм «Прямая трансляция». Еще десять лет был генеральным продюсером российской кинокомпании «Евразия-фильм». Но и с Азербайджаном связи не терял. В 1991-м в РДТ поставил спектакль «Семейный круг», имевший большой резонанс. В 2006-м на студии «Азербайджанфильм» выпустил картину «Прощай, южный город», с успехом показанный на крупнейших кинофестивалях. О себе и своем творчестве он рассказал в интервью журналу «Регион+».

— Олег Мирзаагаевич, как известно, вы окончили педагогический институт в Баку, а через какое-то время решили поступить во ВГИК. Почему?

— А вы считаете, что творчество можно выбрать? Это или есть в тебе, или нет. Творчество — это приговор верховного суда и обжалованию не подлежит.

— Вы учились в мастерской Сергея Соловьева, но по вашим фильмам трудно догадаться, что именно он был вашим наставником…

— Думаю, я и не должен быть похож на него. Нас в первой вгиковской мастерской Сергея Александровича было семь человек. Всем было уже по тридцать лет, все с высшим образованием. И, конечно, все со своими представлениями о том, каким должен быть кинематограф. Зачем нужны еще семь одинаковых «соловьят»? Главное, чему он нас учил, — честному и требовательному отношению к своему ремеслу. «И что нельзя беречься, и что нельзя беречься...» — как сказал поэт. Потому что только огромные душевные затраты могут чуть-чуть приблизить твою работу к критериям искусства. Чуть-чуть.

 

— В своем первом фильме «Прямая трансляция» вы исследуете тему конфликта творческой личности и общества. Социалистическое общество подавляет и даже, как у вас в фильме, убивает творческую личность. Но ведь интересы общества выше интересов личности. А можно ли разрешить это противоречие между ними вообще?

— Свобода творчества — главное условие творчества. Ни государству, ни партии нельзя водить рукой художника. Вспомните, сколько тонн идеологической чепухи было написано. Где все эти поэмы, пьесы, песни о Ленине и Сталине? Все исчезает в мгновение ока, как только меняются власть и направление ветра. Какой театр сегодня будет ставить пьесы Шатрова о Ленине? Только драмкружок в психбольнице. А написал бы он, например, пьесу о своей любви к жене, которая оказалась агентом КГБ и доносила о его разговорах, а потом еще по приказу ушла от него к Березовскому, — вот это был бы бестселлер. Просто греческая трагедия. Или, например, Маяковский. Его поэма о Ленине сегодня никому не нужна, а «Облако в штанах» — на века. В одном случае — заказуха и желание понравиться, в другом — свобода творчества. Короче, никакого противоречия нет. Есть только выбор художника, каким идеалам служить. Как тут не вспомнить Пушкина: «Зависеть от царя, зависеть от народа — не все ли нам равно?».

— В современном кино многое зависит от техники. Можно ли сказать, исходя из этого, что доля творчества в кино уменьшается?

— Конечно, это сложный вид искусства, связанный еще и с техническим прогрессом. Но, слава Богу, в основе всегда лежат драматургия, роль личности режиссеров и актеров, и это пока перевешивает компьютерные фокусы для недалекого зрителя. Бороться с «Аватаром» сложно, но нужно.

— Какие темы можно и нужно поднимать в кино?

— Разные. Самые простые и самые болезненные. Кино для этого и существует. Есть великие фильмы о любви и смертной казни, о праведниках и негодяях, даже о животных, что, впрочем, не отменяет некоторых этических или религиозных ограничений.

— Значит, запретные темы существуют?

— Конечно, но каждый творческий человек определяет их для себя сам.

— Дорога, как утверждается в известном легендарном фильме, должна вести к храму. А куда должно вести кино?

— Никуда. Кино не паровоз. Я бы хотел, чтобы кино вызывало боль. Чтобы после просмотра болело сердце или хотя бы зуб. Когда бывшие бакинцы пишут мне из Канады или Израиля, что они плакали после просмотра моей картины (не будем здесь говорить, какой), а актеры, которые там снимались, даже не упоминают об этом факте в своих интервью, потому что картина кому-то не понравилась в Баку, то я начинаю верить, что сделал что-то стоящее. Хотя я был бы только рад, если бы мне объяснили, почему эта картина вызывает такое раздражение.

— Ваше творчество связано не только с российским, но и с азербайджанским кинематографом. Как вы думаете, чего не хватает национальному кинематографу для того, чтобы выйти на международный уровень?

— Вопрос довольно болезненный и острый. Рецепта фестивального кино я, конечно, не знаю. Да его, наверное, и не существует. Я могу опираться только на свой опыт. Десять лет назад я снял по заказу Министерства культуры малобюджетную картину, которая представляла Азербайджан на двух десятках престижных кинофестивалей. Зрителям всегда интересно заглянуть за горизонт, узнать что-то новое для себя. На этом держится высокий рейтинг этнического кино. Думаю, самобытность — вот определяющий критерий. Надо делать свое кино и не использовать зарубежные выкройки. Ответ настолько же очевидный, насколько и банальный.

— Принято считать, что сериалы — далеко не высокое искусство. Вы, тем не менее, обращаетесь к этому жанру (сериалы «Дежурный ангел-2», «Савва Морозов», «Женщины и прочие неприятности»)…

— Что значит высокое или низкое? А «Твин Пикс» Линча или «12 мгновений весны» Лиозновой не искусство? Я могу назвать много высокохудожественных сериалов. Дело здесь не в бюджете, а в отношении к делу. Аристотель говорил, что даже сапожник может стать великим, если будет относиться к своей работе творчески. Старайся не опускать планку, вот и все. Правда, чем более требователен режиссер, тем чаще он сидит без работы.

— Сейчас очень редко снимаются фильмы о собаках. Что с вашим проектом «Ка-Де-Бо», о котором периодически появляются сообщения в печати?

— Это мой независимый проект, который я снимаю уже пятнадцать лет… В три приема каждые пять лет. Это история журналистского расследования о судьбе бойцовой собаки, которая рассказывается с помощью флеш-беков. Герои вспоминают события десятилетней давности и при этом все играют самих себя и тогда, и сейчас. Никакого грима и обмана. Уже отснято и смонтировано полтора часа.

— Финал близок?

— Кто знает? Мы все заложники своих замыслов.

 

Азербайджанские известия.- 2017.- 10 июня.- С.1-2.