Салман ГАМБАРОВ, джазовый музыкант:«Я уже давно не слушаю звезд джаза, мне интересны новые имена»

Салман ГАМБАРОВ — один из наиболее известных азербайджанских джазовых музыкантов. Причем он не только блистательный пианист, но и теоретик-музыковед и джазовый композитор, а еще многосторонних интересов человек, неустанно реализующий проекты в разных сферах искусства. О себе и азербайджанском джазе наш прославленный музыкант рассказал в интервью «Вестнику Кавказа».

— Почему Баку называют «городом джаза»?

— В 1960-х годах у нас были очень яркие музыканты, и их заслуга в том, что о Баку говорят как о «городе джаза». Джаз-клуб у нас открылся только в 1997 году. Так что этим статусом мы обязаны пианистам Вагифу Мустафазаде, Рафигу Бабаеву, Вагифу Садыхову. На наше поколение выпала такая удача. А с тех пор, как открылся джаз-клуб «Караван», к нам стали приезжать музыканты, с ними были совместные выступления. Мы по своей инициативе проводили джазовые концерты. Когда в это время в Баку оказывались какие-то гости, то мы приглашали их на наши концерты. Первой ласточкой была компания American Voices, они провели первый международный джазовый фестиваль в 2002 году. Это были незабываемые концерты. Привозили они и Тутса Тилеманса, и Мейнарда Фергюсона, трубача, с его группой. Очень хорошие музыканты приезжали. Потом фестиваль стали проводить Джаз-центр, потом — Министерство культуры. Не важно, кто проводит, самое главное, что с 2002 года он регулярно каждый год проходит в Баку. У нас в городе есть джазовая жизнь, хотя один фестиваль в год — немного. Для нас это, конечно, не работа, для нас это — образ жизни. Мы в джаз-клубе играем, слушаем друг друга, можем репетировать, ребята ездят по миру. Международная жизнь у музыкантов есть. Иногда это джазовая музыка, иногда это этническая музыка, этно-джаз, иногда в международных проектах себя преподносишь. Бывает так, что в определенный момент в Баку отсутствуют три-четыре пианиста, где-то за пределами страны выступают. Молодое поколение у нас тоже достаточно активное. Думаю, что у них получится сделать так, чтобы эта музыка у нас не зачахла.

— То есть в современном Азербайджане джаз развивать гораздо проще, чем в советское время? Есть некая поддержка со стороны государства?

— Не могу сказать, что в советское время не было джаза. Мы же не в космосе жили. Все, что было на просторах СССР, было здесь. Если разрешали играть в Москве, то разрешали и в Баку. А из-за того, что Баку был окраиной, здесь больше было свободы, больше возможностей. В 1940-х годах Америка была нашим союзником в войне, поэтому были трофейные ноты, были джаз-бэнды, которые играли по нотам американскую музыку, «Серенаду солнечной долины» и все такое. В 1950-х началась холодная война, джаз был объявлен вражеской музыкой. В 1960-х — оттепель — опять можно играть. И фильмы, и книги, и музыка — как они развивались в 1960-х! Вот какой толчок эта двух-трехгодичная оттепель дала всему искусству! Я не «шестидесятник», я скорее «семидесяхнутый». Поэтому могу только через книги, через фильмы, через записи проникнуться тем духом. Мне хотелось бы жить в то время, ведь тогда был глоток свободы, а с 1970-х опять все закруглилось. Так зигзагами, вверх-вниз, вверх-вниз мы и идем.

— Можно ли говорить о бакинской школе джаза, манере исполнения?

— Говорить о школе нельзя, потому что в Советском Союзе не было школы джаза. Все учились на магнитофонных записях.

— А национальные мотивы?

— Это да. Благодаря тому, что в джазовую вязь вплетали национальные элементы, он занял свое место. Московские музыканты, в том числе Михаил Окунь, вспоминали концерт Вагифа Мустафазаде в Союзе композиторов в Москве — это была бомба. Соединить американскую музыку с азербайджанской музыкой — это был креатив, фишка очень хорошая, качественная. Мы бываем на фестивалях, куда приезжают музыканты из Восточной, Западной Европы, Азербайджана, а из других стран СНГ — редко. То есть что-то есть в этой музыке, которая выручает своей яркостью, дает возможность экспериментировать с другими гармоническими последовательностями, с драматургией. Национальная музыка помогает мне все строить композиционно немножко по-другому, и моя концертная жизнь складывается удачно. Мы можем уступать — по профессионализму, по инструментам, у нас нет хороших трубачей, саксофонистов, но есть возможность прикрыть отсутствие высокого профессионализма тем, что ты можешь что-то выигрышно сыграть за счет интересной композиции, за счет яркого музыкального языка. У меня есть джазовые этнические проекты с оперной певицей, я обработал немецкие песни, а также Шуберта, Брамса, Малера, то есть XIX век. Это такое столетие романтизма. Мы играли премьеру в Бонне на Бетховенском фестивале, где джазовую музыку не исполняют, но нас с этим проектом пригласили, потому что он был очень интересный. Я иногда «в Тулу езжу со своим самоваром», мне это нравится, не комплексую абсолютно. У меня есть проект с немым фильмом «Лятиф», где три составляющие: современная музыка, джазовая музыка и этническая музыка. Там три этих столпа объединены. Мы смотрим немой фильм и импровизируем. Я не люблю, когда музыкой приторговывают, она все-таки должна быть художественно ценной, а не так: «Я не знаю мугам, я не знаю джаз, поэтому я играю джаз-мугам».

— По вашему мнению, чтобы играть хороший, качественный джаз, что важнее — образование или врожденные таланты?

— Таланты нужны, но труд никто не отменял. Талант плюс труд. Я не имею в виду диплом, просто труд. У нас есть пример, когда самоучка научился играть эту музыку. И Вагиф Мустафазаде не учился в консерватории. Без труда ничего не будет, только халтура. И не надо бояться полупустых залов. Мы час в клубе «Караван» играли для одного слушателя, и играли очень хорошо, потому что это был профессиональный слушатель. Меня количество не интересует, меня интересует качество слушателя. Если я вижу двух человек, которых эта музыка интересует, то сыграю так, как играю в 500-местном салоне.

— Как много среди молодого поколения слушателей джаза?

— Это не столько гуманитарии, сколько представители технических специальностей. Те, чьи мозги привыкли работать, анализируя все. Потому что от джаза можно получить удовольствие, если ты понимаешь в нем. Тема звучит всего одну минуту, все остальное — импровизация. Если ты понимаешь, у тебя есть навыки слушать музыку, то есть ты следишь именно за импровизацией, ты, слушая, работаешь, но получаешь удовольствие. А артисты не ходят, писатели не ходят, режиссеры не ходят. Много приходит студентов из нефтяного вуза, из университета технари. Это извечная проблема, когда музыкант не читает книги, писатель не ходит на концерты, а художник не слушает музыку. У нас есть костяк — одни и те же. Мы встречаемся на выставках, на хороших концертах, мы встречаемся там, где собираются интересные люди. Надо уметь найти этот круг. У меня этот круг есть, и я от этого получаю удовольствие, часто бываю на различных мероприятиях — меня интересует не только музыка. Ведь можно посмотреть хороший фильм и у тебя рождается музыка. XXI век — время узкой специализации, но это не по мне. У меня проекты: и киномузыка, и спектакли, музыка к спектаклям, и «Лейли и Меджнун», мугамная опера, адаптация к Театру марионеток. Это интересно. Последний спектакль «Лейли и Меджнун» в Театре марионеток получился очень удачным, очень креативно так сделано, начиная от декораций, художника, и кончая режиссурой, игрой актеров, которые находятся не за ширмой, а на сцене вместе с куклами. Это не джазовая моя жизнь, но мне интересно. Я люблю кидаться в разные стороны везде, где интересно.

— Есть расхожая фраза: рок-н-ролл мертв. А джаз еще жив?

— Почему мертв?.. Когда телевизор появился, объявили, что книга умрет. Раньше то же самое говорили о балете, опере. Никогда! Если делать все это интересно, появляется много возможностей. Я смотрю современные постановки, балетные, оперные, и удивляюсь, сколько всего можно сделать из той музыки, которую ты уже знаешь наизусть. Здесь все упирается только в то, чьими руками, мозгами это все сделано. Ни один вид искусства никогда не изживет себя — ни поэзия, ни литература, ни кино, ни театр. Потому что все время находятся новые формы. Есть движущие силы в лице гениев, есть техническая часть, а есть еще художественная часть — идея, формы, язык. Так, страны, которые никогда не были кинематографическими державами, сейчас делают интересное кино, — Румыния, Иран, Китай, Турция. То же самое и джаз. Я уже давно не слушаю звезд джаза, мне интересны новые имена. Они что-то находят и двигают музыку вперед, вперед, вперед. Это здорово.

Азербайджанские известия.- 2017.- 4 марта.- С.3.