Взрослые дети предъявляют претензии

РДТ завершает театральный сезон премьерой

спектакля «Осенняя соната»

Извечная, действительно из века в век повторяемая и всегда актуальная ситуация о выборе женщины между семьей и карьерой ныне пришла на сцену Русского драматического театра имени Самеда Вургуна с «Осенней сонатой». Эту девятую премьеру сезона поставил Ильгар Сафат — вместе с прославленной Людмилой Духовной и ее талантливыми, делающими первые шаги в театре коллегами Румией Агаевой и Тамилой Абуталыбовой, а также их партнером Алексеем Сапрыкиным. Последнему отведена единственная мужская роль в спектакле, писать о котором оказалось значительно сложнее, чем о многих предыдущих постановках театра. И на то есть свои причины.

Народная артистка Людмила Духовная уже давно завоевала себе право играть те роли, которые выбрала сама, что неизменно оборачивается успехом. Так было и в предыдущий сей раз, когда Духовная предстала экстравагантной героиней поставленного И.Сафатом спектакля «Бульвар Сансет» — блистательной киноактрисой, очень страдающей от того, что ее, привыкшую к успеху, к поклонению зрителей больше не приглашают сниматься. В центре «Осенней сонаты» Духовная тоже утонченная, тоже уже не молодая, но чертовски обаятельная и обворожительная женщина, знаменитая на весь мир гастролирующая пианистка.

Правда, на сей раз у героини проблем с профессией нет, зато есть конфликтная ситуация семейного толка, но от этого совсем не легче, ибо ей приходится держать ответ перед выросшими дочерьми, настойчиво требующими ответа за то, что семейной идиллии предпочла карьеру пианистки. Старшую Еву, оставив с мужем, заботливым отцом, а младшую Елену, поместив в психиатрическую клинику, изредка навещая их, не без вполне естественного чувства вины. Во всяком случае напоказ.

И если главная цель проекта заключалась в новой встрече бакинцев с любимой актрисой Людмилой Духовной, то она удалась с лихвой. Вновь и вновь рукоплещущий зал был восхищен те только тем, как она ведет роль, но и отзывчиво откликался на ту личную правду, что звучит в ее обворожительном бархатном голосе в диалогах и монологах, убедительно служа правде ее персонажа, имеющего по жизни много мотивов для того, чтобы не стать осуждаемой предательницей и плохой матерью, как настойчиво утверждает текст выбранной для постановки пьесы, переведенной на русский Борисом Ерховым.

Но вот опора на текст и статичность тут, увы, и подвела. Хотя все «редактировалось и опиралось на такую основу, как шедевр весьма великого Ингмара Бергмана, используемый, как отмечено особо — «по договоренности с ООО Josef Weinberger и уже в силу высокой оценки и широкой популярности ко многому обязывающий. Бергман, начиная работу над сценарием к фильму, поставленному еще в 1978 году, думал рассказать историю «рождения матери — от дочери», историю ее духовного перерождения. Сильная и духовно строгая Эва, не случайно вышедшая замуж за пастора — полная противоположность эгоцентричной и легкомысленной матери, так и не сумевшей полюбить своих дочерей. Но шаг за шагом персонажи сами захватывали пространство будущего фильма. И вот уже ничего мудрого не остается в детски жестоком вызове Эвы по отношению к матери — только затаенная глубоко обида.

Литературная основа спектакля, поставленного по этой острой психологической драме выдающегося режиссера во многих странах, в переводе на русский язык претерпела некоторые изменения. Вот что, к примеру, писала критика о постановке «Осенней сонаты» в московском «Современнике»: «Здесь Неелова (исполнительница главной роли. — Ред.) превращается из артистки-каботинки в несчастную женщину, подавленную сознанием никчемности своей жизни. Из-за таких резких сдвигов атмосферы сострадание начинает отступать, замененное осуждением. Бергмановская мягкость и сдержанность растворились в темпераментном славянском порыве. Его идея о том, что только самое страдающее и больное существо (дочь) в состоянии простить и любить, растворилась в жестоком анализе молодого режиссера. Бергман по-русски оказался не столь загадочен, зато, быть может, определеннее для сегодняшнего состояния общества». И еще: «Бергман этой женщине оправданий не находит. Его фильм вообще гораздо строже, суше, режиссер всецело сосредоточен на внутреннем мире героинь. Кино живет крупными планами, нюансами, полутонами, в театре для них места нет».

Еще больше изменений претерпела бакинская версия спектакля. Он в основном состоит из многословного текста, не оставляющего простора для действия — сценического движения и развития эмоциональной партитуры чувств. То ли он слишком короток (объявив продолжительность двух действий в 60 и 40 минут, уложились в один акт без антракта), а это тем более обнаружило дефицит сценического материала, которому весьма повредило неизбежное при выборе основы произведения, где все замешано на озаряющих сознание автора символах и озарениях. К тому же постановщики оставили детище Бергмана и без осени, и без сонат — даже анонсирующихся в программке Ионана Себастьяна Баха, и Фредерика Шопера. Более того, героиня, признанная пианиста, угостила зрителей скрежетом как бы расстроенного механического, электронного пианино, что воспринимается как оскорбительное кощунство и не может быть зачислено в список новинок современной режиссуры.

Вот такие противоречивые чувства от просмотра спектакля, который мог бы и должен был стать блистательным бенефисом выдающейся актрисы.

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Азербайджанские известия.- 2018.- 14 июля.- С.3.