Ариф МИРЗОЕВ, композитор:«Я
счастлив, что был учеником гения»
22 сентября в Концертном зале имени Чайковского в Москве состоится юбилейный концерт в честь столетия со дня рождения Кара Караева — одно из наиболее ярких мероприятий года чествования выдающегося азербайджанского композитора и педагога. Накануне концерта, на который уже нет ни одного билета — так помнит и чтит Москва Кара Караева, воспоминания о своем великом учителе в интервью корреспондента портала «Москва-Баку» Инессе РАСКАЗОВОЙ поделился известный азербайджанский композитор Ариф МИРЗОЕВ.
— Ариф Абдуллаевич, сто лет со дня рождения Кара Караева — это такая дата, которую очень трудно осознать и, кажется, просто осмыслить человеческим сознанием, ведь для вас ваш учитель — это прежде всего живой, земной человек. А для земного человека сто лет — неизмеримо много.
— Да, вы правы! Мне, как одному из учеников великого композитора Кара Караева, всегда было трудно представить себе, что я доживу до столетнего юбилея своего учителя. Несмотря на то, что возрастная разница между нами была всего 26 лет. А что касается слов «осознать», «осмыслить» и просто «принять», для этого, пожалуй, нужен очень серьезный анализ…
— Каким он вам вспоминается?
— При первой же встрече в композиторском классе Кара Абульфазович поразил меня удивительным человеческим обаянием, интеллигентностью и высочайшим интеллектом подлинного профессора большой музыки. О его эрудиции можно говорить долго. Он знал абсолютно все и обо всем можно было задавать вопросы. Даже о высшей математике! То есть настоящий академик. Он таковым и был официально. Академиком. Но прежде всего он был очень требовательным — к самому себе и к своим студентам.
Вот ты приходишь на урок по композиции. Если он тебе поручил что-то изменить, а ты не изменил, и пришел с новой музыкой — он такого абсолютно не терпел. Сначала — исправления, а потом уже работа идет дальше. Он был настолько суров в этом отношении, что предлагал уйти домой, а в следующий раз без исправлений вообще не приходить! Конечно, это было правильно.
Кара Абульфазович глубоко разбирался и в литературе, и в архитектуре, и даже в медицине. Как же иначе, если его отец был выдающимся педиатром, которому все стремились хотя бы однажды показать своих детей? Я помню, он пришел в один прекрасный день на занятия в каком-то особенном расположении духа и с таким вдохновением долго говорил с нами о высшей математике и о Лобачевском... Обожал Хэмингуэя и мог начать нас всех поочередно спрашивать: «Вы читали «По ком звонит колокол?». «А вы? «Старик и море?».
Иногда он мог подшутить, но в основном это был очень серьезный, требовательный человек, и это невозможно забыть. Однажды понадобилось срочно спасать ситуацию с музыкой к фильму «Дон-Кихот», оставалось очень мало времени, Шостакович по каким-то причинам не смог, Хачатурян отказался. Кто же готов взяться за такое, да еще в катастрофически сжатые сроки? Шостакович сразу сказал — только Кара Караев.
Кара Абульфазович заперся в гостиничном номере, он не выходил оттуда пять дней, но музыка была написана — уже в готовой партитуре! Успех «Дон Кихота» привел к тому, что выдающийся немецкий режиссер Конрад Вольф предложил Кара Караеву написать музыку к фильму «Гойя, или тяжкий путь познания», и это стало замечательной совместной работой Кара Абульфазовича и его сына Фараджа, тоже композитора. Его работа получила безоговорочное международное признание!
— Кара Караев был удивительно многогранен. Опера, балет, симфония, песни к популярным фильмам и спектаклям… Преподавание. Невольно вспоминается о невозможности объять необъятное. Как ему это удавалось?
— Очень просто — он был гениален. Если бы за плечом Кара Караева оказались продюсеры, как это сегодня принято, то ему бы стоя рукоплескал весь мир. А он по натуре своей не любил просить. Даже имея такие высочайшие звания — народного артиста СССР, лауреата Ленинской и других престижных государственных премий, депутата Верховного Совета СССР, представляете, какая мощь? Между тем некоторые его сочинения вынуждены были подолгу ждать своего первого исполнения. Кара Абульфазович удивлялся: «Они лежат у меня в столе и почему-то никто не звонит…». Даже его великолепный мюзикл «Неистовый гасконец», в котором содержатся потрясающие музыкальные открытия, ждал своего часа, я лично об этом читал в его интервью известному музыковеду Светлане Виноградовой. Другой бы нетерпеливый автор пошел в Министерство культуры СССР, стукнул кулаком по столу зарвавшегося чиновника и добился внимания к себе. Но он так не мог. Не таким он был!
— В чем заключалось влияние Прокофьева и особенно — Шостаковича, которого Кара Караев называл своим близким другом на его творчество, а возможно, и не только?
— Да, особенно он любил и даже боготворил Дмитрия Шостаковича. Я лично видел на пятидесятилетнем юбилее Кара Караева в Большом зале Московской консерватории, как они общались, обращаясь друг к другу на «вы». На людях. А в жизни все было, конечно же, иначе. Среди учеников, аспирантов, у Шостаковича было три любимца. Это Кара Караев, Георгий Свиридов и Мечислав Вайнберг, очень яркий симфонист. Но при «келейном», закрытом показе, играя в четыре руки очередные новые симфонии Шостаковича, — а всего их было, как мы знаем, пятнадцать, — за роялем сидели Кара Караев и Мечислав Вайнберг. И с листа читали симфонию прямо с партитуры… Они прекрасно читали с листа. Им первым Шостакович показывал свои новые симфонии, только им доверял их первое исполнение!
— Своей музой Кара Караев называл Баку…
— Кара Абульфазович очень любил Баку, это истинная правда! Наверное, увидев современный Баку с его обновленной семикилометровой набережной и великолепными небоскребами, он был бы в восторге… Да и как он мог не любить Баку и не вдохновляться его архитектурой? Ведь он родился в высокоинтеллигентной семье. Его отец, Абульфаз Караев, как я уже говорил, был лучшим в городе детским врачом. И сколько сил и энергии он вложил в своего сына, будущего композитора! Ведь Кара Караев учился в Московской консерватории в тяжелое послевоенное время, а затем и в аспирантуре у Шостаковича. А другой его брат, Мурсал Караев, был крупным хирургом… Кара Абульфазович безумно любил и свою маму, благодаря ей он спел свои первые в жизни песни, так что любовь к Баку была неразрывным продолжением его любви к семье, и, конечно, не могла не отразиться на его творчестве.
Я порой его видел гуляющим с друзьями-литераторами по вечернему Баку, на свежем морском воздухе — такие прогулки вдохновляли не только Кара Караева, но и многих поэтов, художников. Ведь над зданиями в старинной части города работали выдающиеся архитекторы. Всё это очень любил Кара Караев.
— Осталось ли что-то, чего Кара Караев не успел? Его сокровенная, несбывшаяся мечта, не покоренная вершина, если вообще уместен такой разговор?
— К шестидесяти годам он достиг, я считаю, своего наивысшего расцвета. После концерта для скрипки с оркестром, который с блеском исполнял Леонид Коган, Кара Караев заметно обновил свой «творческий почерк», начал писать очень современную, практически авангардную музыку, и в этой области ему тоже было мало равных. Но вот сердце стало все чаще подводить. Мой учитель был слишком чувствительным человеком, и поэтому его сердце не выдержало. Никогда не забуду, как он предсказал мне всю мою будущую жизнь. И то, что я побываю в своей любимой Германии и на родине Баха в Айзенахе, и то, что напишу, наконец, такое репертуарное сочинение, которое будут слушать везде, вплоть до самой Америки. Всё так и произошло! А Кара Караев сказал мне это совершенно просто, в одном из наших последних телефонных разговоров, когда я уже жил в Москве…
Именно в силу своей чувствительности, позволявшей ему слышать самые разные звуки, в том числе и звуки будущего, он и сгорел раньше срока. Кара Абульфазович крайне тяжело пережил смерть Шостаковича. Это стало для него ударом, от которого, как мне кажется, Кара Абульфазович не оправился. Мне трудно себе представить, что еще он мог бы сделать, написать, если бы у него было хотя бы чуть-чуть больше времени. Шестьдесят четыре года — это так мало!
Азербайджанские
известия.-2018.- 22 сентября.- С.1;3.