Дочь неба
Легендарная Зулейха Сеидмамедова вошла в историю своей страны как
первая военная летчица-азербайджанка
Есть люди, рожденные для подвига. Немало героических
поступков на счету и Зулейхи Сеидмамедовой.
Собственно, героической, если не бояться пафоса, была вся ее жизнь. В марте
исполняется сто лет со дня рождения этой выдающейся женщины — первой боевой
летчицы на всем мусульманском Востоке.
Любовь с первого взгляда
Зулейха Сеидмамедова родилась 22
марта 1919 года в Баку в семье бывшего финансиста компаний Гаджи Зейналабдина Тагиева, а к тому времени рядового бухгалтера
в одном из советских учреждений Миргабиба
Сеидмамедова. Впоследствии эта связь отца с опальным нефтепромышленником не раз
будет угрожать карьере, а то и безопасности дочери. И все же ее полной
реализации в жизни не помешает. Прежде всего — в силу ее собственного
характера. Бесстрашная, упорная, готовая и способная идти до конца поставленной
цели — такой она была с раннего детства.
Вот как об этом вспоминала сама Зулейха
ханым в своей книге «Записки летчицы», изданной в
Баку в 1963 году:
«Я любила высоту. Каждое лето мы с родителями выезжали на
дачу в Шувеляны. Там росли инжирные и тутовые
деревья. Я взбиралась на самые высокие. Мне нравилось
смотреть сверху на плоские крыши домов, на сады и виноградники, на море,
отороченное у берега белым кружевом прибоя. «Зулейха!
— обеспокоенно звала мать. — Где ты, Зулейха?»
Притаюсь среди зеленых ветвей, молчу. Но мать хорошо знала мои повадки.
«Думаешь, не вижу? — кричала она. — Слезай сейчас же! — И вздыхала, разглядывая
свежие царапины на моих ногах и руках: — В кого ты уродилась такая? Лазаешь
всюду, как мальчишка». И еще я любила быстроту. У наших соседей была лошадь,
прозванная за буйный нрав «Дели» — «Сумасшедшая». Я часто поглядывала на нее:
очень хотелось прокатиться на этой норовистой лошадке.
И вот как-то вижу: стоит Дели, запряженная в коляску,
а в коляске никого нет. Не долго думая, я прыгнула в
нее, гикнула. Дели рванулась с места и понесла. Взрослые повыскакивали из дома,
кричат в ужасе: «Стой! Стой!», бегут за коляской. Какое там! Лошадь несется во
весь опор — только мелькают дома, заборы, деревья. Никогда не забыть мне этой
бешеной скачки по ухабам…»
Вот так же, со стремлением нестись во весь опор, испытывая
максимум своих возможностей, прожила она всю свою жизнь. Они-то и привели ее в
авиацию еще тогда, когда девушкам, особенно в условиях все еще патриархального
в 30-е годы прошлого века Азербайджана, об этом и подумать было невозможно. А
заболела она небом еще подростком, впервые попав на аэродром. «Однажды
солнечным апрельским днем наш школьный учитель физики Джумшуд
Эфендиев организовал экскурсию на Бакинский аэродром.
Мы, семиклассники, во все глаза глядели на самолеты. Впервые я увидела их так
близко — они мне казались удивительно красивыми, непостижимыми. Живые крылатые
существа! А ведь это были всего лишь старенькие монопланы К-5 или, иначе,
«Катюши», доживающие свой век. Я залезла в кабину самолета, несмело коснулась
рукой приборной доски… Незнакомое прежде чувство, беспокойное и сильное,
возникает в глубине души… В семье было решено, что я
буду учиться на инженера-нефтяника. Моя мать, Мина Алескеровна,
радовалась этому: пусть дети вырастут образованными. Она и сама тянулась к
учению: записалась в кружок ликбеза. (К слову, мать и дочь
учились в одной и той же школе одновременно: Зулейха — в общеобразовательной,
Мина ханым — в классах для взрослых, окончив которые,
поступила в мединститут и стала врачом). Но когда я высказала
матери свое сокровенное желание, она испугалась: «Что ты, что ты, Зулейха? Разве это женское дело — летать в небе? И не думай
даже!» Я решила молчать до поры до времени. Шли годы. Я переходила из класса в
класс, готовилась поступать в институт. Но беспокойное чувство, которое я
испытала в тот ветреный апрельский день на аэродроме, не забывалось». Это была
любовь с первого взгляда. И на всю оставшуюся жизнь.
Затяжной прыжок
В 1934 году Зулейха поступила в
Азербайджанский индустриальный институт имени М.Азизбекова.
Но продолжала, как и многие ее сверстники, грезить небом. И она не могла не
оказаться в числе тех, кто создавал в АЗИ студенческий аэроклуб. Сначала здесь,
а потом в школе Бакинского аэроклуба обучается летному делу, занимается
парашютным спортом, став одной из первых парашютисток-азербайджанок. В
последний год учебы в институте и сама работает летчиком-инструктором
Бакинского аэроклуба. Ей дали для обучения группу учлетов
— учеников-пилотов.
Зулейха много летала и сама. И не
только с учебной целью. В своей книге она вспоминает, как в 1936 году, когда с
юга, из Ирана, налетела саранча, аэроклубовцев
попросили помочь сельхозавиации. И она вместе с
товарищами на своих У-2 несколько дней носилась бреющим полетом над колхозными
полями, опыляя их химикатами. Девушка продолжала и прыгать с парашютом, что
доставляло ей особое удовольствие.
«Я любила сильные ощущения, — признается она в книге. —
Увлекалась верховой ездой и ездой на мотоцикле, заплывала далеко в море, летала
на самолете. Но ни с чем не сравним затяжной прыжок,
когда падаешь камнем с огромной высоты, и земля стремительно несется тебе
навстречу». И рассказывает о наиболее запомнившемся из них — 18 августа 1936
года, когда в Баку впервые праздновался День воздушного флота:
«В тот день я несколько раз поднималась в воздух.
Участвовала в групповых полетах и групповом прыжке. И вот радио объявляет
затяжной прыжок инструктора Зулейхи Сеидмамедовой… На высоте две тысячи метров покидаю самолет. Сразу
чувствую: высота великовата. Считаю вслух: семь… восемь… девять… Скорость
падения увеличивается. Тяжело дышать. Двенадцать… Четырнадцать…
Продолжаю считать, не слыша собственного голоса. Двадцать один… Двадцать шесть… Двадцать восемь! Выдергиваю кольцо.
Парашют раскрывается, натянулись стропы. Ух, как бьется сердце! С трудом
перевожу дыхание. Опускаюсь, сидя на лямках подвесной системы, и вижу: к месту
моего приземления бегут фоторепортеры и кинооператор.
Это — мой сорок седьмой прыжок…»
И далее. «Идут годы, и вот уже не за горами государственные
экзамены в институте. Что же будет дальше? — спрашиваю себя. — Работа инженера
на нефтяных промыслах — да, это по-прежнему привлекает меня. Но — надо
признаться самой себе честно — сердце мое давно уже принадлежит авиации.
Конечно, можно и в будущем совмещать основную работу с деятельностью летчика —
общественного инструктора. И все же… От любительской
авиации я взяла все что можно. Я налетала около 700 часов. Освоила слепые,
ночные и групповые полеты, фигуры высшего пилотажа — боевые развороты, глубокие
виражи, штопор, бреющий полет. Я стала командиром звена и за три года
инструкторской работы подготовила 75 летчиков и 80 парашютистов. Бакинский
аэроклуб был отличной школой. Теперь оставалось сделать решительный шаг к
авиации профессиональной. И я послала заявление в Военно-воздушную ордена
Ленина академию имени Н.Е.Жуковского».
Вперед и выше
Ответ пришел неутешительный: женщины на штурманский
факультет не принимаются. Такая категоричность могла остановить кого угодно,
только не Зулейху. Она обегала все мыслимые
инстанции. И в Москву из ЦК комсомола отправляется новое письмо с адресом:
«Наркому обороны». Маршал Ворошилов дает добро. Возможно, еще и потому, что
помнил о юной рекордсменке-парашютистке из Азербайджана, которой несколько лет
назад в Москве вручал именные часы.
И снова цитата. «Итак, я слушатель Военно-воздушной
академии. На мне гимнастерка с голубыми петлицами, берет со звездочкой,
новенькая поскрипывающая портупея. Над левым карманом — «Знак Почета» и значок
парашютиста. Я единственная женщина на штурманском факультете».
Тогда-то, в академии, ее в первый раз ударило рикошетом
прошлое отца. На имя руководства поступила анонимка, что отец Зулейхи «был правой рукой Г.З.Тагиева»
и вообще «враждебный элемент». В этот момент Миргабиб
и в самом деле был арестован в Баку по надуманному обвинению как «антисоветчик». Зулейха, не
раздумывая, отправила «молнию» в адрес первого секретаря ЦК Компартии
Азербайджана Мирджафара Багирова
с просьбой помочь. А тот, помня, что для решения вопроса поступления Зулейхи в академию ЦК комсомола республики получил его
разрешение, распорядился об освобождении отца Зулейхи
и направил положительный ответ в Москву, что и позволило ей продолжить учебу. К
слову, сохранились сведения об аналогичном случае с Сеидмамедовой, но уже много
лет спустя, в конце 1950-х, в бытность ее министром социальной защиты
Азербайджана. Тогда по доносу «доброжелателей», сообщавших, что родной дядя Зулейхи — Абид Миркасимов, входивший в число 100 студентов, направленных
руководством АДР для обучения за рубежом, живет в Париже, а отец был связан с Г.З.Тагиевым, вопрос об исключении ее из партии и
увольнении с должности рассматривался на заседании бюро ЦК КП. Зулейха, отвергнув все обвинения, покинула заседание.
Добиваясь справедливости, она дошла до руководства ЦК КПСС. И дело «об
исключении и наказании» в связи с его надуманностью было закрыто.
Что же касается Военно-воздушной академии, то учиться Зулейхе было и сложно, и интересно. А преподавали ей такие
асы, как начальник штурманского факультета прославленный комбриг Иван Спирин,
начальник кафедры штурманской службы Герой Советского Союза Александр Беляков,
другие известные пилоты. Теоретические занятия сменялись практическими.
Аэродромом, с которого курсанты отправлялись в учебные полеты, пользовались и
летчики-испытатели. В их числе был и легендарный Чкалов, с которым Зулейха сталкивалась не единожды. Она же стала и
свидетельницей его трагической гибели.
«Не раз, бывало, — пишет в книге Зулейха
Сеидмамедова, — когда мы, слушатели академии, стояли на старте, ожидая вылета,
подходил к нам широкоплечий человек среднего роста, в меховом комбинезоне и
унтах. У него резкие черты лица, взгляд исподлобья. «Ну, академики, — говорит
он густым басом. — Как дела у вас?» «Ничего, Валерий Павлович, — отвечаем ему.
— Собрались вот полетать немного»… Он перешучивается со знакомыми летчиками.
Потом взглянет на часы, кивнет нам головой: «Ну, прощай, ребята». И
неторопливой, валкой походкой идет к старту испытателей. Мы, затаив дыхание,
смотрим, как взлетает Чкалов… Так было и в морозный
день 15 декабря 1938 года. Вернее, так началось: Валерий Павлович, как обычно,
перекинулся шуткой с нами, взглянул на часы, приветственно помахал нам рукой и
неторопливо пошел к новому истребителю, стоявшему на старте. А потом… Больно
сжимается сердце, когда я вспоминаю это… Самолет взлетел,
пошел к лесной опушке, и не успел он набрать высоту, как вдруг из патрубков
повалил черный дым. Резко оборвался рев мотора, и мы с ужасом увидели, как
самолет врезался в землю на границе аэродрома. Мелькнуло пламя, взметнулся
столб дыма…
Чей-то пронзительный крик полоснул
по ушам: «Чкалов!.. Чкалов разбился!» Вмиг все пришло в движение на аэродроме.
Прекратились полеты. Мы сломя голову побежали к месту катастрофы. Нас обгоняли
машины, тревожно завывая сиреной, пронеслась санитарная карета…
Чкалов лежал на почерневшем снегу, и лицо у него было чистое
и белое — только через висок тянулась кровавая полоса…
Великий летчик нашего времени был мертв.
Я плакала навзрыд. И не только я. Люди, побывавшие в боях,
люди сильные и суровые, бесстрашные летчики плакали, не стыдясь своих слез».
«Бей, Зулейха, прикрываю!»
Вообще книгу Зулейхи Сеидмамедовой
можно цитировать почти целиком — столь силен в ней аромат ушедшей эпохи, столь
интересны факты и детали, раскрывающие суть и характер этой выдающейся женщины.
К сожалению, в рамках газетной статьи это невозможно (полный текст размещен на
сайте yoldash.net). Поэтому ограничимся еще лишь одной. Но сначала предыстория
к ней.
В мае 1941-го Зулейха Сеидмамедова
закончила академию, получив назначение на должность штурмана эскадрильи ее
учебного авиаполка академии. И ровно через месяц началась война. Авиаполк академии был срочно переформирован в боевой и включен в
систему ПВО Москвы. А в октябре, когда немцы подошли почти к окраинам
города, решением Сталина началось создание женских авиационных подразделений.
Это ответственное дело было поручено прославленной летчице майору Марине
Расковой. Зулейха Сеидмамедова оказалась в числе
первых, привлеченных Расковой. К весне сорок второго женские полки —
истребительный, бомбардировочный и ночной бомбардировочный — были готовы к
выполнению боевых заданий.
586-й истребительный полк под командованием Т.Казариновой и З.Сеидмамедовой,
включенный в состав 144-й авиационной дивизии, имел задачу охранять порученные
территории, населенные пункты, объекты от вражеских налетов, сопровождать
военные эшелоны и санитарные поезда, особо важные самолеты за линию фронта.
После участия в воздушных боях за Сталинград и Воронеж летом 1943 года авиаполк
был переброшен в район Курска, где шли ожесточенные бои.
«Нам поручили охранять с воздуха крупный железнодорожный
узел, — писала Сеидмамедова, — через который шли к Центральному и Воронежскому
фронтам, оборонявшимся на Курской дуге, подкрепления в людях и технике. Мне
было приказано во главе группы перебазироваться поближе к Курску… Получив приказ по радио, я подняла свою группу в воздух.
Под крыльями наших машин плывет опаленная огнем курская земля. Черный дым
пожарищ стелется по ней — запах гари достигает даже кабин самолетов. В воздухе
много машин. Рвутся зенитные снаряды. Мы ходим большими кругами над объектом,
держа радиосвязь с командным пунктом. В эфире очень шумно. То и дело слышу в
наушниках голоса незнакомых мне летчиков, отрывистые команды: «Атакую,
прикрой!», «Внимание, слева «Мессер»! Это ведут бой
истребители из других частей. Воздушное сражение разрастается, небо
раскалывается от рева моторов и пушечно-пулеметного огня, одна команда с земли
сменяется другой.
Сквозь шум и треск в шлемофонах
слышу голос одной из летчиц моей группы: «Соколы! Впереди, ниже нас, самолеты
противника!» Осматриваюсь. Да, большая группа «Юнкерсов» идет — не к нашему ли
объекту подбирается? Не менее двадцати машин… Но
считать некогда. Быстро принимаю решение: «Атакуем!» Боевой разворот. Мой «Як»
стремительно сближается с одним из «Юнкерсов» и заходит ему в хвост.
Испытываю знакомое возбуждение боя, ловлю немца в прицел.
Нажимаю на гашетку. Кто-то из наших летчиц одновременно со мной атакует
вражескую машину. Бьем длинными очередями. В наушниках взволнованный голос
Маруси Кузнецовой: «Бей, Зулейха, прикрываю!»
Отчетливо вижу черные кресты на плоскостях «Юнкерса». Пропороть ему брюхо!
Снова длинная очередь. Неуязвимый он, что ли, проклятый «Юнкерс»?.. Я уже почти
вплотную сблизилась с ним. Стреляю и думаю: «Если не собью, буду таранить…» И
тут вижу: «Юнкерс» окутался клубами дыма. Волоча за собой черный шлейф, он
пошел вниз.Не помня себя от
радости, кричу своей ведомой: «Марийка, одного сбили!» Не слышу в шлемофонах
ответа. Оглядываюсь — и вижу, как от моей машины отвалил «Мессершмитт».
В пылу боя я и не заметила, как он зашел ко мне в хвост. Но Маруся Кузнецова
была начеку. Она вовремя прикрыла меня огневым щитом и отразила атаку «Мессершмитта». Вот спасибо тебе, Марийка! Но только на
земле, посадив машину и увидев, как изрешечены пулями ее ланжероны
и рули, я поняла, какая опасность мне грозила».
Москва–Бухарест–Баку
Авиаполк, в котором служила, командовала и воевала Зулейха, прошел боевой путь от берегов Волги до столицы
Австрии — Вены. Летчицы совершили 4419 боевых вылетов, провели 125 воздушных
боев, сбили 38 немецких самолетов. На счету его штурмана и замкомандира
Зулейхи Сеидмамедовой были 500 боевых вылетов, а
также боевое сопровождение в ноябре 1943 года в качестве штурмана-истребителя
самолета Иосифа Сталина из Баку в Тегеран на конференцию руководителей трех
государств антигитлеровской коалиции. Зулейха
Сеидмамедова завершила военную службу в Бухаресте, в декабре 1945 года, в
звании капитана.
После увольнения в запас Сеидмамедова была привлечена к
руководящей комсомольской и партийной работе, неоднократно избиралась депутатом
Верховного Совета республики, с 1951 по 1974 год — чуть менее четверти века —
возглавляла Министерство социального обеспечения Азербайджана. Затем работала
заместителем председателя президиума Азербайджанского общества дружбы и
культурных связей с зарубежными странами. Умерла Зулейха
Миргабиб гызы Сеидмамедова
10 ноября 1994 года. (К слову, в «Википедии» и других интернет-сайтах ошибочно
указан другой год смерти — 1999-й).
Трудовая, боевая, общественная деятельность и заслуги Зулейхи Сеидмамедовой были отмечены высокими
правительственными наградами. Она награждена двумя орденами Отечественной войны
2-й степени, а также орденами Ленина и Красной Звезды. Кавалер двух орденов
«Знак Почета», двух орденов Трудового Красного Знамени и ряда послевоенных
советских знаков отличия.
Тунзаля КАСУМОВА
Азербайджанские
известия.-2019.- 7 марта.- С.3.