Туфан АХУНДОВ, доктор исторических наук:«Археология взяла меня в плен сразу и навсегда»

Видному азербайджанскому археологу, главному научному сотруднику Института археологии и этнографии НАНА, доктору исторических наук Туфану Ахундову исполнилось 70 лет. Работы нашего прославленного ученого хорошо известны в научных кругах как Азербайджана, так и далеко за его пределами. На них ссылаются специалисты по всему миру. О себе и своей научной деятельности Туфан АХУНДОВ рассказал в интервью заведующему отделом по связям с общественностью Института археологии и этнографии НАНА Парвизу ГАСЫМОВУ.

— Туфан муаллим, известно, что вы — представитель рода, судьба которого тесно связана с историей азербайджанского народа XIX и XX веков…

— Действительно, многие представители нашего рода достойно служили Азербайджану в различных сферах. Так, в самом начале XIX века один из них, Ахунд Мир Салим, получивший образование в Кербале и пользовавшийся большим уважением при Мустафе хане Ширванском, открыл медресе в Джавадском магале, где сам и преподавал. Его брат Мешади Азим бек командовал одним из отрядов кавалерии. Сын Ахунда Мир Салима Мирза Исмаил Гасир в середине XIX века открыл в Ленкорани школу «Усули джадид» со светским уклоном, для которой сам писал учебники. Одновременно, будучи одним из ярких представителей азербайджанской поэзии XIX века, создал в Ленкорани поэтическое собрание «Фёвджул фюсаа» («Красиво говорящие»). Его старший сын Гаджи Ахунд Мирза Салим, получивший высшее духовное образование в Наджафе, активно участвовал в создании АДР — был членом Закавказского сейма, Национального совета, парламента Азербайджана. В качестве члена Национального совета был одним из тех, чья подпись стоит под «Актом о независимости», принятым 27 мая 1918 года в Тбилиси. Брат его, мой дед по отцу Мирза Саби за «контрреволюционную пропаганду» был репрессирован в 1937 году, сослан в лагеря ГУЛАГа, где и погиб.

Представители другой нашей ветви еще в начале XIX века во время российско-иранской войны были в числе тех, благодаря которым договор о разделении Азербайджана был подписан лишь в 1828 году, хотя война закончилась в 1826-м. Они не позволили Гасан хану оставить Лянкяранское ханство России и переселиться в Иран. Согласно семейной легенде мой прадед по матери, Шахверди бек Калантарли, заявил хану, что «наши предки завещали нам ни при каких обстоятельствах не покидать свою землю». В результате сопротивление российской экспансии затянулось еще на два года. В 1926 году «за мусаватскую и контрреволюционную деятельность» был арестован и сослан в Соловецкий лагерь отец моей матери Гейбат бек Калантарли, оттуда и он не вернулся. Имен можно назвать много, я отметил лишь некоторых. Конечно, я бы мог умолчать о них, демонстрируя «скромность». Но, во-первых, они в первую очередь представители азербайджанского народа и их имена, как и многих других, отдавших все силы и даже жизни за Азербайджан, надо знать и помнить всем и всегда. Во-вторых, к их деятельности я никак не причастен, чтобы скромничать. В то же время их заслуги накладывают на меня моральную ответственность, о чем я всегда помню.

— А как складывалась ваша жизнь? Расскажите немного о себе.

— Родился в Баку. Отец входил в группу первых геологов, получивших образование на азербайджанском языке. Мать — педагог, оставившая работу ради воспитания своих шести детей. Я, как у нас дома говорили, шел пятым номером в этой шестерке. С малых лет любил рисовать, лепить, делать различные поделки. Сказать, что был прилежным учеником, было бы неправдой. Учил то, что мне нравилось, и игнорировал малоинтересные для меня предметы. За это, как бы в наказание, в день моего 15-летия меня перевели в вечернюю школу и устроили разнорабочим. Потом сменил много мест. Был продавцом, рабочим на стройке, картографом, модельщиком, художником и т.д. После поступления на архитектурный факультет поработал техником-архитектором, архитектором. И опять пошло-поехало. Решив стать востоковедом, бросил институт, пошел работать на завод, где числился то ли слесарем, то ли токарем, а фактически работал художником — писал огромные картины с изображением рабочих, Ленина, знамен, промышленные пейзажи, которые развешивали в цехах. Нужна была справка с завода для поступления в Московский институт востоковедения. Справку получил, поехал, но к вузу как невоеннообязанного меня близко не подпустили. И спасибо моим учителям, благодаря которым я все-таки окончил архитектурный факультет.

— Как же вы пришли в археологию?

— Можно сказать, случайно. Моя бывшая сокурсница по архитектурному факультету, работавшая в секторе археологии и этнографии Института истории, сказала, что у них освободилось место реставратора. С этим ремеслом я не был знаком, но, зная свои способности к рукоделию, решил попробовать. Меня приняли и в тот же день отправили в составе археологической экспедиции в Губинский район. И оказалось, что археология — штука неизлечимо заразная. Меня она взяла сразу и навсегда. Объектом моих первых раскопок был некрополь античного времени у села Рустов, случайно открытый нефтеразведчиками. Руководитель экспедиции, показав нам объект, разместил нас в старинном двухэтажном доме в самой Губе. Экспедиционной машины не было. Мы втроем — Роза Аразова, Лейла Гусейнова и я — рано утром бежали на автовокзал, садились на автобус и, проехав 20 километров, сходили в центре села Рустов. Потом нужно было пройти 2 километра в гору к буровой. Для меня все было ново: скелеты, керамические сосуды, оружие, бусы. Сегодня мне совестно за то, как нещадно заставлял работать нанятых в качестве рабочих молодых ребят из села. Я был молод, физически силен, сам работал, не жалея сил, и тогда не мог понять, как им трудно. И в последующих экспедициях такое не раз случалось. Единственное мое оправдание — то, что я и сам работал с ними наравне, а порой и больше, не строя из себя начальника. Со временем, возможно, с возрастом, осознал необходимость заботы о находящихся рядом людях.

— У вас немало научных работ, связанных с изучением культуры древних эпох на территории Азербайджана, — они получили высокую оценку коллег во всем мире. Немалый интерес в научных кругах вызывают и ваши последние исследования, которые прошли на территории Джалилабадского района в поздненеолитических памятниках Аликёмектепе, Полутепе. Могли бы рассказать о них чуть подробнее?

— Толчком к началу моих исследований на Мугани стали работы покойного археолога Фармана Махмудова, изучавшего поселение Аликёмектепе, но, к сожалению, не успевшего полноценно опубликовать результаты своих работ на уникальном комплексе этого памятника. Желая восполнить этот пробел в археологии, я столкнулся со многим мне непонятным. Это связано с тем, что даже при идеальной полевой документации и наличии отчета автор исследования, пусть даже непреднамеренно, не раскрывает всего того, что известно только ему. Начинал я работы на поселении Полутепе, помимо всего для того, чтоб понять материал Аликёмектепе. Аликёмектепе и Полутепе — памятники единой традиции, которую мы называем Муганским неолитом. Эта традиция, помимо территориальной удаленности, и по этнокультурной принадлежности, и хронологически далека от Шомутепинской традиции, в частности поселения Гёйтепе. Но есть некоторые элементы, опосредованно связывающие Шомутепе и Мугань. Если Муганский неолит и Гарабагский неолит, на мой взгляд, имеют корни в общем для обеих традиций этнокультурного мира, то Шомутепе (опять же, на мой взгляд, могут быть и другие мнения) сложилось из двух совершенно различных этнокультурных начал.

— Поздненеолитическое святилище, обнаруженное в Полутепе, оно имеет аналоги?

— Я пока не знаю синхронных аналогий святилищу, выявленному на Полутепе. Возможно, они и есть. Но для последующего периода могу указать на более компактные, возможно, семейные алтари, выявленные на поселении Алхантепе и некоторых памятниках Лейлатепинской традиции. И в них в центре обмазанной площадки сделана выемка или вставлен венчик сосуда, в котором разжигали ритуальный огонь. Подобные алтари имеются и на хронологически близких памятниках Центральной Азии.

— Над чем вы сейчас работаете, каковы ваши научные планы?

— Желаний больше, чем возможностей. Но 70 лет — это не тот возраст, когда дела можно откладывать на потом. Поэтому в первую очередь нужно опубликовать материалы исследования на поселении Алхантепе. Большая часть работы по нему уже сделана, как и по Полутепе. Последний памятник я хочу опубликовать вместе с Аликёмектепе, с которого все и началось. Иншаалла, они войдут в третью, последнюю книгу из серии «У истоков Кавказской цивилизации» под названием «Памятники традиции Муганского неолита». И по ней уже сделано немало. Кроме того, у меня есть моральные долги по отношению к фамилии, нашему роду, которые нужно платить, а платить я могу только исследованиями и публикациями. Вот и все планы. Как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Иншаалла, поживем — увидим.

Азербайджанские известия.- 2018.- 26 января.- С.1, 3.