Там, где был город Шатур

Сегодня завершается первый этап совместного проекта ученых НАНА и общественного объединения «Ирели»

С 5 по 15 июля в Гяндже, Нахчыване и Агджабеди под руководством ведущих ученых Института археологии и этнографии НАНА, а также Бакинского госуниверситета проходили археологические раскопки, в которых принимали участие молодые ученые, студенты азербайджанских вузов и молодежь из общественного объединения «Ирели». Из десяти летних лагерей, организованных этой молодежной структурой, три — археологические, в одном из которых (близ башни V века Шатур, что в Геранбойском районе), мы и побывали.

Начиная с железного века

В то время как вся остальная молодежь отдыхает, наслаждаясь летним отдыхом и долгожданными каникулами, молодые археологи, ставшие лагерем в геранбойском селе Гызылгаджиллы, поднимаются чуть свет, наскоро завтракают и — в поле, на раскопки. Впрочем, археологами они стали всего на десять дней, что длится лагерь, а так — среди ребят, кроме историков, есть студенты и выпускники иняза, политеха, БГУ, университета «Хазар», которые решили таким вот необычным образом провести каникулы.

В семь утра они, облаченные в соответствии с походно-полевыми правилами в бутсы и кеды, широкополые шляпы и неизменно белые сорочки (чтоб нещадно палящее в этих краях солнце не спалило их окончательно), выходят из микроавтобуса, доставившего их в поле, еще с полкилометра идут пешком, волоча за собой лопаты, тележки, сумки с водой и нехитрой снедью, и пока солнце еще не встало, приступают к работе.

Доктор исторических наук, завотделом археологии начальных и средних веков Института археологии и этнографии НАНА Ариф Мамедов, который осуществляет общее руководство лагерем, возглавляет гянджинскую экспедицию шесть лет. Экспедиция ведет раскопки в Гяндже и тринадцати близлежащих районах Азербайджана. Общий стаж в археологии у Арифа муаллима — двадцать пять лет. Будучи еще студентом-вечерником истфака АГУ, начинал в Гянджабасарском отряде Гянджинской экспедиции, который вел раскопки в родном Геранбойском районе, в 1992 году защитил в Москве кандидатскую, а спустя двенадцать лет — и докторскую диссертации. О нем здесь говорят, что о своей науке он знает все — и даже больше.

Параллельно с раскопками учитель рассказывает ребятам о курганах, которых только здесь, в горных местах и предгорьях Геранбойского района (где мы и находимся), более тысячи, об истории захоронений. К примеру, мало кому из нас известно, что до VII века в случае смерти главы семьи уничтожался весь его род, включая не только членов семьи, но и прислугу, которые и находили свой последний приют в этих курганах. С принятием ислама этот варварский обычай был отменен, а захоронения периода поздней бронзы и раннего железа остались. Их можно увидеть далеко окрест всех шоссейных дорог, стоит только отъехать несколько километров от лагеря.

Вообще северо-западная зона, по словам ученого, уникальна с археологической точки зрения, прежде всего такими древними памятниками, которых в других регионах страны нет. Даже знаменитые памятники истории и архитектуры в Шеки по большей части — албанские, а в Геранбое — памятники всех периодов, от железного века до позднего и среднего средневековья. Это свидетельствует о том, что на этой территории люди жили постоянно и не покидали надолго свои дома. «Когда я начинал работать в академии, мне говорили, что я вряд ли найду в Геранбойском районе что-то важное — наш район почему-то долгое время не представлял интереса для археологов. Но я начал его изучать, нашел много научного материала и на его основе защитил две свои диссертации», — говорит Ариф Мамедов.

Ребята просят учителя рассказать журналисту и о своей поездке в 1989 году в селение Гюлистан, которая, судя по оживлению, их немало взволновала. В то время академик Махмуд Исмайлов (замдиректора Института истории НАНА), начинает Ариф Мамедов, предположил, что основоположник азербайджанской исторической науки Аббасгулу Бакиханов допустил неточность, написав в своей книге «Гюлистани-Ирям», что Гюлистанский договор 1813 года между Россией и Ираном был подписан в Карабахе, тогда как селение и крепость с одноименным названием находится не в Карабахе, а в Геранбойском районе. Доказать это и вызвался тогда еще лаборант Института археологии и этнографии НАНА Ариф Мамедов. Отправился в командировку в самый разгар ожесточенного карабахского конфликта: к тому времени уже случились события в Аскеране и Агдаме, в Гяндже стояли советские войска, всюду — комендантский час и пропускная система. Дали водителя и милиционера, но они в последний момент отказались заходить в село, где на тот момент уже оставались только армяне. Пришлось идти одному. Сорок армян и один азербайджанец — таким было соотношение сил. И все же Арифу муаллиму удалось раздобыть документы и чертежи, доказывающие, по его мнению, правоту азербайджанского историка, и даже сфотографировать фрагменты крепости, но по дороге домой все это добро было конфисковано, а сам археолог чудом спасся и вернулся домой.

Ариф муаллим с улыбкой рассказывает, какую дискуссию вызвал его рассказ среди ребят, которые с удовольствием сейчас копаются в пыли, глине и песке — здесь, в лагере, что в трех-четырех километрах от села Аббасгулубейли в сторону Геранбой-Агджакендской магистральной трассы. В раннем средневековье, с V по VII век, здесь был город Шатур (другое название Шатал), мимо которого проходил торговый путь Барда–Гянджа–Тифлис — по нему шли торговые караваны. Место раскопок было выбрано не случайно: несмотря на то, что Шатур упоминается в нескольких источниках, его долго не могли найти, а когда стали копать, нашлось, говоря языком археологов, и материальное подтверждение — в виде гончарной печи, монет, датированных XIV-XVII вв., домашней утвари, ворот, торговых лотков, кладбища и т.д.

О названии города-крепости (Шатур-Шатал) существует весьма любопытная версия: в источниках упоминается, что хазарский каган Джаби построил в честь своего сына Шата пять городов, названия которых начинаются на «ш» — Шатал, Шабран, Ширван, Шамаха и Шеки.

На месте, где ребята вели раскопки, в советские времена, по воспоминаниям местных старожилов, была невысокая, в 2-3 метра, кирпичная стена, которую разрушили в 1948 году, поле засеяли хлопком, а в 90-х эту территорию выкупил местный предприниматель Агиль Аскеров. На принадлежащей ему земле и решено было вести раскопки. Требовалось согласие Аскерова, которое и было получено без промедления. «Раз государству нужно, значит, так тому и быть», — рассудил он, и сейчас, по словам Арифа Мамедова, этот предприниматель и хозяин территории в одном лице — первый помощник археологов: лопатами-граблями-тележками обеспечивает их, да и с транспортом, когда надо, подсобит. А как же иначе, ведь он родился в этих краях, воевал здесь — в знаменитом Геранбойском батальоне.

Наука любить Родину

О совместном проекте молодежи и ученых НАНА рассказывает руководитель молодежного археологического лагеря Хагани Фараджев. Цель проекта, говорит он, — заинтересовать молодежь историей своей страны, выпустить по его завершении книгу-буклет и CD-диски и распространить по всему миру. К Хагани присоединяются ребята — Гюнель Абдиева, Айсель Джабиева, Айнур Джафарова, Асиф Ильясов. Они говорят, что не только работой единой живы ребята, но и досугом. А он здесь, как я поняла, очень даже интеллектуальный. Дискотек не бывает, только дискашн, говорят они, то есть дискуссии. Корень слова один, а смысл разный. О чем дискутируют? Да мало ли о чем! Немного политики, немного истории, где учиться, на ком жениться и т.д. Вспоминают о поездке на Гейгель: «За хорошую работу обещали еще раз свозить», — улыбаются девицы-красавицы.

Новоиспеченными сотрудниками взрослые археологи вполне довольны: невзирая на невыносимую жару и пыльные бури, с раннего утра и до вечера они готовы посвящать себя науке. За гуманитариями глаз да глаз нужен, сетует Ариф муаллим, иногда увлекаются и начинают копать, игнорируя слои, а работа археолога требует послойного копания. Приходится на ходу их подправлять. А вот от историков, то есть студентов истфака, учитель в полном восторге. «Они очень хорошо видят», — говорит он.

Второкурсники Заур Мехтиев, Мурад Самедов и Самир Аллахвердиев окончили второй курс исторического факультета БГУ, узкой специализации у них еще нет, но с будущей профессией, похоже, уже определились: однозначно это история Азербайджана. Говорят, что не ожидали, что прикосновение к древности может вызвать такие неописуемые ощущения. Перебивая друг друга, они рассказывают, какой период отечественной истории им интересен более всего — раннее и среднее средневековье, античный мир. Об учителе — разговор особый. Как минимум он научил нас держать лопату и дифференцировать образцы, отделяя важные от второстепенных, шутят они и добавляют: «Будем здесь до конца, пока не прогонят». К слову, этот проект рассчитан на все лето, меняться будут только участники. «Теперь я понял, какого труда стоит пара строчек в учебнике по археологии, это тонны перемолотой земли, жара, пот, назойливые насекомые», — говорит Мурад, имея в виду, конечно, труд и Арифа Мамедова, автора отечественного учебника по археологии.

— В мемуарах Горварда Картера, который раскапывал гробницу Тутанхамона, есть такая фраза: «Труд археолога — это труд неблагодарный, никто его не оценивает и не принимает во внимание, пока он не найдет клад из драгметаллов, и тогда у него есть шанс прославиться». То же самое можно сказать и о Генрихе Шлимане, открывшем Трою. Пока он копал, правительство Турции не оказывало ему никакой поддержки, а когда раскопал клад Агамемнона (огромное количество украшений, подвесок, ожерелье и т.д.), правительство стало выделять гранты и даже бесплатную рабочую силу. Вот тогда к Шлиману пришла слава, — блещет знаниями Заур. — А кто верил Гомеру, когда он описывал в своих поэмах местоположение Трои? Никто. Один только Шлиман, любитель античной поэзии и культуры…

— …который женился на гречанке, знавшей наизусть Гомера, — перебивает его Мурад.

— Вы что, отличники?

— Да нет, просто археология — это один из важнейших разделов истории, используя достижения и результаты которой можно очень многое доказать — взвешенно и аргументированно. Например, выиграть в межконфессиональном споре или разрешить межнациональный конфликт. Вот недавно армяне якобы нашли Тигранакерт, а материальных доказательств у них нет. А наши — вот они, одна керамика чего стоит, взглянешь и понятно: кругом азербайджанские национальные узоры и символы.

Ребята еще долго рассуждают о том, что археология — это мост в будущее, и в один голос утверждают, что наряду с историей — единственная наука, которая учит любить свою Родину. Ею могут заниматься только те, кому небезразлична история страны. Равнодушные люди не будут копаться среди муравьев и змей, подвергая риску здоровье только ради того, чтобы на основании собственных находок прийти к выводам, над которыми кабинетные историки корпят столетиями, заключают будущие историки (и, возможно, археологи). «Мы очень любим свою профессию, — говорят они, — и стараемся как можно больше узнать не только о событиях, датах и памятниках, но и о людях, которые все это создавали».

Самая эмоциональная миниатюра

Шахрибану Абдулазиз — двадцать семь лет, но она уже — кандидат искусствоведения, научный сотрудник Института архитектуры и искусства НАНА. Тема ее научных изысканий — художественные особенности азербайджанской средневековой миниатюры. В археологической экспедиции она впервые, поначалу даже не очень верила, что поездка в Геранбой может пригодиться ее научной работе, поехала как любознательный человек, которому просто интересно посмотреть на раскопки. Приехав и покопав, убедилась, что поездка вполне может сгодиться и для научных целей: здесь, например, она нашла обломки посуды с арабскими надписями, из которых можно почерпнуть много полезной информации. Правда, ей все никак не удавалось найти все части тарелок, чтобы соединить и сделать нечто цельное, но даже то, что удалось отыскать и собрать, она вымыла-почистила и стала реставрировать, ретушируя акварелью и пытаясь понять, какие же узоры составляли рисунок. «Самая лучшая школа миниатюры — тебризская (суть азербайджанская), ее отличают эмоциональность и живость. Только ей присущи эмоции, несмотря на существовавший тогда запрет не показывать деталей. И вопреки утверждениям европейских ученых об отсутствии пропорций в исламской живописи, я нахожу их даже здесь. Вот вчера нашла тарелки, где есть перспектива цветочка. Со всеми деталями, а ведь это — средневековье», — говорит искусствовед и наклоняется к очередной черепице, внимательно разглядывая ее: а вдруг найдется недостающая часть и получится, наконец, собрать воедино какую-нибудь посудину XIV-XVII веков со всеми ее линиями и узорами.

Рабочий день археологов заканчивается не как у всех, в 18.00. После ужина работа продолжается, ребята обрабатывают собранный материал, моют-чистят его, нумеруют, фотографируют, паспортизируют, архивируют и т.д. Все это длится до позднего вечера, часто — до часу-двух ночи, потом — короткий сон и утром снова — в поле. И так — до самой осени. В ближайших планах Арифа Мамедова — начать раскопки Монгольского военного лагеря, датированного XIII веком. Близ села Гюрзаллар монголы оставили стену, внешне напоминающую Великую китайскую, только меньшего размера — предположительно там у них размещался караул.

Монгольский военный лагерь археолог называет топханой — от названия места, где изготавливались крупные каменные орудия (даштоплар), при помощи которого в 1235 году и были разрушены древние Гянджа и Шатур. Позже, в 1790 году, этим оружием русские войска разрушили черноморскую крепость Измаил.

Разговор плавно переходит к проблемам, которых и у археологов, оказывается, не счесть. К примеру, почему Гянджинская экспедиция ведет раскопки в Геранбое, а не в Гяндже, задается вопросом руководитель Бардинско-гянджинской археологической экспедиции Ариф Мамедов. Причина банальна: на территорию средневековой Гянджи сваливается весь городской мусор. В какие только инстанции не обращались археологи: и в исполнительную власть города, и в суд, и в Министерство культуры и туризма — никаких подвижек. Кроме того, до сих пор не решена проблема с археологической базой Института археологии и этнографии НАНА, на территории которой (а это ни много ни мало — 60 сот земли, где остались двухэтажное здание и полевой вагончик) разместились беженцы. И, несмотря на решение суда об их переселении, оно до сих пор не вступает в силу. Но, несмотря на такие сложности, резюмирует ученый, они по-прежнему будут продолжать раскопки.

…Мое внимание привлекает красивая вещица, отблескивающая на солнце и бросающая пурпурные блики. Вот и я наконец-то сделала что-то полезное для азербайджанской археологии, радостно думаю я, но второкурсник Мурад, за десять дней, конечно же, ставший докой, снисходительно произносит:

— Не хотелось бы вас разочаровывать, но это простая керамика, не имеющая ничего общего со средневековым городищем.

Алиева Г.

Азербайджанские известия. -2009. – 16 июля. – С.3.