НЕИЗВЕСТНОЕ О ЗНАМЕНИТОСТИ

Как мы помним, в марте 1967 года в нашей республике впервые на государственном уровне было принято постановление провести массовое празднование традиционных в народе дней Новруза — наступления весны.

В то время в Бакинском доме народного творчества работали двое почтенных аксакалов национальной сцены. Они по-своему воскресили народный площадный театр Гаравелли постановкой представления за древними крепостными стенами в Баку. Оно представляло гармоничное сочетание сюжетного действия с традиционными поэтическими состязаниями на Востоке — мейхане. Особенность заключалась в том, что метр стиха — аруз — максимально был приближен к азербайджанской силлабике. Это шло с легкой руки любимого в народе Алиаги Вахида.

Зачин представления и был сформирован в «хеджа» («слог»), что было освящено вековыми традициями азербайджанской поэзии, «одиннадцатисложника», характерного для аруза:

У Вахида примем рифму для строки,

У Вахида строки, как весна, легки...

Есть в народе имена, с яркими носителями которых нас так многое роднит, что кажется, мы все о них знаем изначально и навсегда. Таким и живет в нашей памяти вдохновенный свыше поэт Алиага Вахид. Ничего не добавил к тому, что мы о нем знаем, признаться, и не убавил фильм о нем, созданный по сценарию другого поэта, нашего современника, доброй памяти Шахмара. Хуже того, исходя из досужих вымыслов, скорее всего, недругов старшего собрата по перу, бывшего устадом, наставником для него в мастерстве меткого слова, как и для многих, он воссоздал образ чахоточного больного, страдавшего кровохарканьем. Представляется, что куда более верен скульптурный портрет — бюст жилистого человека, установленный в центре Губернаторского сада в Баку. Вспомним, что жилистыми называют крепких людей, которым суждена, что называется, полнокровная жизнь.

Каким все же он был, наш любимый поэт Вахид, кумир меджлисов мейхане и поныне, на рифмы которого наворачивают целые миры в своих словесных баталиях его последователи?

Мой собеседник — популярный шоумен и, скажем так, ученый-исследователь национальной эстрады Горхмаз Алилиджанзаде, доктор философии по искусствоведению.

— Можно быть уверенным, что вам есть что сказать про Вахида, как наследнику сподвижника развития азербайджанского сценического искусства, столь же известного, сколь даровитого, режиссера и яркого актера национального театра и кино, народного артиста республики Мамеда Алили.

Вам лучше всех знать и про то, что поэт не только писал, но также и выступал со своими стихами перед массовым зрителем в составе агитбригад нелегких тридцатых годов своего века. Кстати, это как-то показано и в кинокартине Шахмара.

— Действительно, это как-то показано. Я же свой разговор про Вахида начну, как говорится, с другого конца.

Вы, конечно, знаете про жанр газели в азербайджанской поэзии. Когда о ней говорят, то мало для кого она не ассоциируется с именами корифеев нашей литературы Насими, Физули, Сеида Азима Ширвани, от Вагифа и до Сулеймана Рустама. В советские годы немало поэтов обращались к этому жанру. Он бытует в арузе, стихотворном размере, построенном на чередовании в строке слогов и долгими и краткими гласными, что характерно для арабского и персидского языков. Однако это далеко от азербайджанской, силлабической системы — «хеджа». Но Алиага Вахид счастливо преодолевал эти формальные трудности, в его газелях звучал ритм родного языка. Автор стал рано любим, прославил свое имя.

Кстати, несколько слов об имени поэта. Во многих книгах оно пишется как Элага. Между тем, его звать Али Ага. Хотя абшеронские сельчане и произносят слитно — Алиага. В документах мечети Гаджи Гусейна, а также в Камеральной книге налогового управления Бакинской губернии значатся одинаковые данные: Али Ага Кербалаи Мамедгулу оглу. Значит, есть все основания внести необходимые коррективы в написание имени поэта на обложках сборников его творений и в литературе о нем.

Что касается вопроса о чахоточном заболевании Вахида, то и тут следует пересмотреть небылицы, которые были выданы неизвестно кем в связи с его здоровьем.

В названных архивных документах указано, что поэт родился не в 1895 году, как считалось его биографами, а в 1891-м. Будь он жив, ему в нынешнем году исполнилось бы 120 лет. Он скончался в 1965 году в семидесятилетнем возрасте, что несколько выше нормы средней продолжительности жизни на то время. Да и не было у него никакой долгой болезни. Как свидетельствует сельский парикмахер в Маштаги Гадир киши, которому теперь перевалило за девяносто, Алиага брился и стригся у него. Ему стало плохо всего за несколько дней до кончины. Будь у него кровохарканье, то это не могло ускользнуть от внимания парикмахера, не говоря уже про его друзей. По всей видимости, подкачало сердце, как обычно бывает у людей эмоциональных, сверхчувствительных.

Есть и другие неточности биографического характера. Так, родился поэт не в селе Масазыр, как многие полагают, а в Баку, где и его отец — Мамедкули киши.

Из документов явствует, что дедушка Вахида Кербалаи Искендер Мамедоглу был прописан в Баку с 1860 года, но, к сожалению, нет никаких сведений о том, откуда он приехал. Мы узнаем еще и про то, что у него было пятеро сыновей — Мамедкули, Алекпер, Аббаскули, Атабек, Мехти. Если судить по их именам, Искендер киши был настолько же образованным, насколько религиозным человеком.

Интересно и то, что подлинная фамилия Вахида была по имени отца — Мамедкулизаде. Так, в настенном календаре, выпущенном в издательстве братьев Оруджевых в 1916 году, мы читаем: «Али Ага Мамедкулизаде родился в Баку. Получил какое-то образование в старинной школе. В столярном деле вошел в число искусных мастеров. Поскольку (он) выступал (как поэт) в печати, в частности, в альманахе «Дирилик» («Жизнелюбие») и «Вабийи-Ямир» («Наследие»), здесь не приводим его стихотворений».

Известно, что исстари никто в Азербайджане не имел фамилий, только отчества, например Али Ага Мамедкули оглу, Горхмаз Мамед оглу и т.д. Когда встал вопрос о фамилиях, то к отцовским именам стали добавлять окончание «ов», «ев», как это принято у русских: Али-ев, «Искендер-ов. Любопытно, что другое окончание — «ский» — добавляли уже к образованной фамилии: Кязимов-ский, Назаров-ский. Его использовали также для указания места рождения: Бакинский, Нахчыванский.

В 1915 году в связи с введением фамилий в газете «Каспий» была опубликована статья, направленная против их русификации и персификации (с добавлением окончания «заде» — «отпрыск»). После этого Джафар Дбаббарзаде и Мамед Ализаде (мой отец) изменили свои фамилии и стали Джафаром Джабарлы и Мамедом Алили. Замечу, что такой вариант вполне применим также и для указания места рождения человека: русское «ский» заменяется на азербайджанское «ли», «лы»: Гарабаг-лы, Гянджа-ли, Кюрчай-лы.

Что касается фамилии Вахида, то он был вынужден сменить ее, поскольку ее носил также и прославленный основатель журнала «Молла Насреддин» Джалил Мамедкулизаде. Некоторые из биографов поэта полагают что он стал носить фамилию по имени деда — Искендеров. Но поиски в Камеральной книге мечети в селе Масазыр, где пришлось воспользоваться помощью сотрудников архива, за что выражаю им глубокую признательность, оказались безрезультатными, — мы не обнаружили никаких документов, которые подтвердили бы, что Вахид носил такую фамилию.

Мать Али Аги Вахида Сакинаханум Мешади Мамед гызы — уроженка села Маштаги. Внучке ее сестры, Азаде ханум, уже 83 года, дай Аллах ей здоровья. Она рассказала, что их дед переселился из Маштаги в Баку, купив дом у Дворца ширваншахов. Прописка была по адресу Бакуви. Приходится продолжать поиски архивных документов. Пока что удалось установить, что Али Ага по смерти матери оставался на попечении у своего дяди Ага Рагима, который проживал по улице Щорса (ныне Башира Сафароглу), немного не доходя до знаменитой, по-своему, Советской. К слову, столярному ремеслу он и научился у дяди.

В Маштаги и ныне есть родственники Вахида в новых поколениях. От них я узнал, что он соседствовал там дачным садом с Гаджи Хырда ханум. Ее муж был близко дружен с Сеидом Азимом Ширвани, побывавшим как-то и на поэтическом сборище, меджлисе, в том саду. Значит, в селе царила достойная аура. Али Ага вместе со своими друзьями по мейхане Ага Гусейном Афсуном, Гаджи Кязимом, Алекпером Шахидом и Агасалимом Чылдаглы часто принимал участие в народных празднествах. Что касается его сценических выступлений в составе агитбригад 30-х годов прошлого века, что показано в картине Шахмара, то остается дополнить, что на театральные подмостки поэт вышел на десятилетие раньше. Так, мой отец Мамед Алили делился воспоминаниями о том, что в 20-х годах в антрактах на спектаклях перед зрителями выступали мугаматисты, устады мейхане и даже борцы, чтобы заполнить паузу до поднятия занавеса. По словам отца, он часто приглашал в театр для этого Али Агу Вахида, Ага Гусейна и Вагифа Джаббарзаде, выступлениям которых неизменно сопутствовал очень большой успех.

Полагаю, мне удалось добавить новые штрихи к портрету поэта, любимого в народе. В заключение выражаю пожелание о том, чтобы соответствующими организациями нынешний год был принят как юбилейный для него — вехой 120-летия со дня рождения. Светлая память о нем достойна почитания.

Записал Маис ГАДЖИЛЫ,

заслуженный журналист

Бакинский рабочий.- 2011.- 5 марта.- С.4.