Размышляя над статьей академика Рамиза Мехтиева «Шах Исмаил Сефеви как историческая личность, освященная высокой целью»

«Есть три задачи истории:

первая — воздержаться от лжи,

вторая — не утаивать правды,

третья — не иметь пристрастий или

предубежденности».

Цицерон

«Память о великих людях имеет для нас не меньшее значение, чем их живое присутствие».

Сенека Младший

Наш общенациональный лидер Гейдар Алиев, говоря о молодом, подрастающем поколении независимого Азербайджана, подчеркивал, что наряду с крепкими национальными корнями оно должно отличаться новизной мышления и подходов. Отмечая актуальность изучения нераскрытых страниц нашей истории, поиска ответов на многие судьбоносные для независимого государства вопросы, он подчеркивал, что «несмотря на все трудности, нелегкие реалии переходного периода, мы смогли за короткое время раскрыть очень ценные страницы нашего исторического прошлого. Наш народ, все глубже изучая свое историческое прошлое, доставшееся ему культурное наследие, начинает испытывать чувство безграничной гордости от сопричастности к столь богатой истории. Он, несомненно, по праву гордится этим».

И приводимые ниже слова также принадлежат великому Гейдару Алиеву: «Жизнь и деятельность Мухаммеда Джахана Пехлевана, Гызыл Арслана, Узун Гасана, шаха Исмаила Хатаи и других наших государственных деятелей еще более укрепили любовь народа к Отчизне и чувство государственности, превратив их в самую важную, высшую жизненную цель».

Опираясь на непреходящие ценности, величие и мудрость высказываний незабвенного лидера, хотелось бы начать наши размышления с нижеследующих слов автора статьи Рамиза Мехтиева: «Я взялся написать эту статью по зову сердца и, главным образом, по той причине, что историческая роль наших великих предков в объединении азербайджанских тюрок и создании азербайджанской государственности остается еще не до конца изученной». Так пишет академик Рамиз Мехтиев, и этот искренний порыв ученого и государственного деятеля обрамляет научную глубину и поучительность проведенного в работе анализа. В первую очередь потому, что речь идет не только о бережном отношении к памяти наших исторических личностей, но и о корректном и, если можно выразиться, мудром осмыслении прошлого, вдумчивом извлечении из него уроков, крайне важных для будущего. Прошлого, из которого мы черпаем истоки нашего мироощущения и менталитета, культуры, традиций и обычаев, всего того, что встречает нас у колыбели и покидает, когда мы отправляемся в мир иной. И не случайно традиции народа именуются «такими свидетельствами его прошлого, без которых у настоящего нет будущего». Эти традиции, будучи достижениями и накопленным положительным опытом прошлого, обогащаясь, через нас доводятся до следующих поколений. По образному выражению Эдуарда Эррио, если «традиции — прогресс прошлого», то «сегодняшний прогресс станет традициями будущего». Хранительницей этих традиций и выступает историческая память этноса. Она рождает ощущение продолженности во времени, сохраняет уверенность в нашей собственной тождественности, способствует пониманию отличий нас от других. Она же связывает нас с прошлым, рождает чувство гордости и печали, объединяет нас узами солидарности, создает основу для групповой идентичности и мобилизует на совместные действия. Вот почему «групповая амнезия» или «ампутация» образа прошлого грозит сообществу риском разложения, а возможно, и распадом.

Память сообщества, воплощенная в коммуникативном конструкте «общего прошлого», является важнейшим ресурсом, позволяющим современной науке интерпретировать сообщество в качестве нации (Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the origin and spread of nationalism, L. 1991; Хальтакс М. «Коллективная и историческая память», М., 2005). Именно в этом случае в умах каждого из нас живет образ нашей общности, конкретизируемый посредством «общего прошлого» и апеллирующий к общезначимым ценностям сообщества — личностям, мифам, традициям, фольклору и предрассудкам, соотносящийся с системой принятых в нем норм (предписаний, запретов, разрешений). Эта память (как и нация) является во многом следствием «социального изобретения» или сознательного социального конструирования силами элит, а власть должна уметь транслировать ее до членов сообщества.

Идеологема «азербайджанства» и модель соотношения политических и ценностных оснований власти, выпестованные общенациональным лидером Гейдаром Алиевым, сегодня развиваются и дополняются успешным политическим курсом Президента Ильхама Алиева. И в этом — наглядное проявление возможностей элиты страны в регулировании устойчивости сообщества, жизнеспособности нации и в поступательности социально-экономического развития страны.

Значение образа «общего прошлого» сообщества при его фетишизации или преднамеренной политической конъюнктуре может приводить к определенной дилемме: будущее во имя прошлого или прошлое во имя будущего? Словом, какой вопрос важнее в текущей повестке дня: каким было это прошлое или каким станет будущее? В качестве наглядного примера можно привести политику «исторической памяти» наших соседей, оккупировавших азербайджанские земли. Здесь продолжается создание национальной мифологии и настоятельное навязывание сообществу образцов политического фольклора, тем самым плен прошлых образцов приносит в жертву будущее. Подобная ситуация может быть интерпретирована красноречивым высказыванием Флобера: «Будущее тревожит нас, а прошлое нас держит, и потому настоящее ускользает от нас».

И совершенно прав автор Р.Мехтиев, когда отмечает, что некорректно как отрицание своего прошлого, так и продолжение жития только прошлым. Точно так же, когда подчеркивает потребность в уважительном отношении к прошлому: «Человек живет в согласии с самим собой в той степени, в какой живет в согласии со своим прошлым», а «народ обретает уверенность, духовную силу тогда, когда ощущает единство своей истории со своей исторической памятью».

Поскольку желание знать и чувствовать свои корни заложено в самой природе человека, «индивид, познав свое этническое происхождение, наполняет свою жизнь историчностью», «ощущает себя частицей истории своего этноса», приобщает себя к событиям «давно минувших лет», что и способствует раскрепощению его креативности, «он становится творцом» и «решает, что делать для своего сообщества». А вот без «согласия со своим прошлым» нет и «развитого самосознания, а следовательно, и понимания национальных интересов и ценностей».

Словом, чтобы «история стала бы наставницей жизни» (Цицерон), «чтобы она дала лучшее, что может дать — возбуждаемый ею энтузиазм» (Гете) нужно бережное, осторожное и уважительное отношение к дошедшим до нас ее страницам. «Нация, обретшая государственную независимость, наши граждане просто обязаны иметь достоверные сведения о своем историческом прошлом, основание, чтобы апеллировать к подлинным национальным образам, на примере которых воспитывалось бы новое поколение», с таким императивом выступает Р.Э.Мехтиев, и трудно ему возразить. Он подчеркивает, что в прошлые периоды «история Азербайджана изобилует яркими личностями как в исторической, так и в культурной и научной сферах». Государственный деятель и историк Фазлуллах Рашид-ад-дин аль Хамадани (1247—1318), математик-энциклопедист Насир-ад-дин Туси (1201—1274), композитор и музыкальный теоретик С.Урмави (1216—1294), гуманист Айн-ал-Кузат Мийанеджи (1099—1131) и др.

И «наше богатое историческое наследие ждет своих профессиональных исследователей, которые смогут вернуть нам это наследие вновь и тем самым раскроют миру духовное богатство азербайджанского народа».

Точно также «история нашего народа богата личностями, которые представляют собой олицетворение идей, на протяжении веков поддерживающих жизненную силу целой страны…». «В средние века это Низами, Наими, Насими и Физули,.. в новой истории А.М.Топчибашев, Ф.хан Хойский, М.Э.Расулзаде,.. в новейшей истории Гейдар Алиев относится именно к этой когорте исторических фигур». Воистину, великие люди — хозяева великих идей, их обещания становятся их долгом перед сообществом, и мы сегодня — пользователи их идей и наследники их личных ценностей, ставших всеобщим достоянием.

Автор останавливается на одной из исторических фигур этой галереи «полемика и дискуссия вокруг которой не угасают уже на протяжении пяти столетий» — шахе Исмаиле Сефеви (1487—1524), основоположнике Сефевидского государства. Ключевой, на наш взгляд, представляется однозначная оценка автором шаха Исмаила как «великого политического деятеля, талантливого полководца, прекрасного поэта и патриота, истинного сына азербайджанского народа».

И действительно, в исторической памяти народа шах Исмаил прежде всего остается великим собирателем и объединителем азербайджанских земель, патриотом, создававшим централизованное Азербайджанское государство. Величие характера подобных исторических личностей проявляется через осуществление ими великих целей, именно этим людям суждено зародить в потомках понимание величия нации, слагающееся из тех же качеств, которые составляют подлинное величие ее отдельных людей. Вот почему совершенно справедливо полагать, что шах Исмаил Сефеви есть «историческая личность, освященная высокой целью».

В ранее опубликованной и вызвавшей большой общественной резонанс работе «Современный Азербайджан как воплощение национальной идеи» (газета «Бакинский рабочий», 19 мая 2011 года), академик Р.Мехтиев, раскрывая ключевые слова Президента Ильхама Алиева в отношении независимости как «самого большого богатства, самого большого достояния, самой большой ценности для нас», и мысли лидера страны относительно укрепления основ государственности и усиления идеологии азербайджанства, справедливо отмечал, что «азербайджанская национальная идея прошла долгий путь определения приоритетов, в ходе которого на начальном этапе появилась религиозная составляющая, в дальнейшем постепенно трансформировавшаяся в культурно-историческую парадигму национального самопознания — тюркизм». Как «стратегия выживания, развития и процветания», национальная идея работает на сохранение этноса (нации), его самобытной культуры, его неповторимого «я». Являясь «общей целью и стратегией развития общества», выступая в качестве «набора ценностей в их духовном и символическом выражении», в качестве важнейшего «компонента и ядра», национальная идея подразумевает «собственно идею нации и национального государства как символа творца и гаранта сохранения территории и нации».

Исходя из этих теоретических посылок и глубоких наблюдений, анализа феномена личности в истории, автор и рассматривает роль и значение шаха Исмаила — создателя средневековой азербайджанской государственности, опираясь на эту платформу, корректно выводит параллели и сходные черты с общенациональным лидером Гейдаром Алиевым — «спасителем нации и государственности» в новейшей истории.

«Гражданский и политический подвиг Гейдара Алиева, который ввел его в плеяду исторических личностей, состоял в его решительности, несмотря на различные угрозы и преследования, вернуться в политику и взять в свои руки судьбу Азербайджана», суметь «в сложный геополитический период вывести страну из состояния гражданского противостояния и беспредела, глубокого экономического и социально-политического кризиса», заложить прочные основы государственности, «придав тем самым вектору развития национальной независимости необратимый характер».

Вот почему совершенно закономерен вывод автора: «Опыт мировой истории свидетельствует, что при любой форме государственного устройства, если на пост главы государства выдвигается личность с качествами лидера, то он, как правило, играет ключевую роль в жизни и развитии своего народа.

Личность и деяния шаха Исмаила, ставшего у руля государства во времена политического хаоса и разобщенности, так же как и личность Гейдара Алиева, призванного народом на пост главы государства в эпоху коллапса мировых устоев, во многом созвучны. Именно благодаря уму и таланту таких государственных деятелей нация обретает свою независимость и суверенное мировоззрение».

«Являясь наивысшей вехой в истории государственности в период средневековья, — пишет автор цитируемой статьи, — Сефевидская империя… была всего лишь звеном в цепи предшествующих и последующих азербайджанских государств». И в этом был исторический путь формирования азербайджанского народа, уходивший в далекое прошлое, это был путь консолидации тюркских племен, выпестовавший азербайджанский этнос и придавший отличительные особенности азербайджанскому языку — «азербайджан тюркчаси» в сравнении с другими родственными тюркскими языками.

«Великим людям суждены великие испытания» (Еврипид), и анализируя биографию шаха Исмаила, мы отчетливо видим трудности его ранних лет, равно как и тяжелые дни конца жизни. И если в 13 лет закончились его детство и отрочество, а 10 лет он прожил после Чалдыранской битвы «без улыбки на лице», то кажется, что в оставшиеся 14 лет отведенной ему короткой 37-летней жизни он сделал невозможное: соединил земли от Дербента до Персидского залива, от Диярбакыра до Афганистана, проведя 4 сражения, в которых победил. Все это он сделал не числом, а умением, своим особым полководческим даром и личной доблестью воина. На Шарурской равнине в 1501 г., имея под началом всего 7 тысяч кызылбашей, он разбил 30-тысячную армию Альвенда Ак-коюнлу, подле Хамадана в 1503 г. с 12-тысячным войском шах Исмаил разгромил 70-тысячную армию Мурада Ак-коюнлу. Шах Исмаил Сефеви добился этого во имя спасения родной страны от полного развала.

«Свою задачу Исмаил Сефеви видел в новой могущественной империи с политическим центром в Азербайджане. Его целью было создание первого централизованного государства, где господствующее положение азербайджанских тюрок находило бы свое подтверждение на всех уровнях и во всех возможных проявлениях». Цитируемая фраза из статьи является совершенно точной мыслью. Шах Исмаил не только создал могущественную империю, в которой важнейшие государственные посты и управленческие звенья аппарата возглавляли азербайджанские тюрки, не только сплотил вокруг себя лучших представителей из азербайджаноязычных тюрок в сферах поэзии и музыки, культуры и науки, и не только утвердил родную речь на всех ступенях шахского двора и канцелярии, но и своим замечательным поэтическим даром на азербайджанском тюркча создал блестящие образцы азербайджанской поэзии. Своим личным примером, подчеркивая собственную этническую принадлежность, шах Исмаил способствовал осознанию этнической идентичности.

Мы сознательно не останавливаемся на мнениях и оценках исторической роли шаха Исмаила, искажающих правду и бросающих тень на его величие. Все это исчерпывающе сделано в статье автора с соблюдением высоких требований научной этики и яркого полемического дара.

Коснемся только так называемой «раскольнической миссии» шаха Исмаила в тюркском и мусульманском мире.

Период правления шаха Исмаила в созданной им империи Сефевидов 1501—1524 гг. совпадает по времени с его современниками — правителями Османской империи: Баязидом II (1481—1512), Селимом I Явузом (Грозным) (1512—1520 гг.) и незначительно — с Сулейманом I Законодателем (1520—1566 гг.) Источники дают информацию, что после смерти Мехмета II Завоевателя, а по некоторым сведениям, отравленного своим врачом по приказанию наследника — принца Баязида, последний и стал править в Османской Турции.

Отношения Сефевидов с султаном Баязидом были в целом уважительные, невзирая на то, как отмечают турецкие историки, что первоначально Баязид II поддерживал Алвенда Ак-коюнлу. В 1502 г. Баязид II, уже после поражения Алвенда на Шарурской равнине своим специальным посланником Мехмет Агой Чавушбаши, направил Алвенду письмо поддержки, и выступивший в Ерзинджан Аккоюнлу был вновь «усмирен» Исмаилом Сефеви, а от реальной помощи ему Баязид II остерегся.

Когда же шах Исмаил попросил Баязида II не препятствовать переходу границы Анатолийским мюридам, формальное разрешение с обязательствами возвращения в Турцию мюридов, данное турецким султаном, по сути означало дипломатическое «да», а в реальности — «нет». Или же зимой 1504—1505 гг. Баязид II в своих письмах, с одной стороны, поздравлял шаха Исмаила с победой над Мурадом Ак-коюнлу, с другой — именовал шаха Исмаила — «эмир», по сути отказывая ему в признании его шахского титула. Тем не менее, в последующем эта двусмысленность была исправлена и, как пишут турецкие историки, эти мягкие (с обращениями «отец», «сын»), но неискренние Османо-Сефевидские отношения несколько уладились, и в 1509 году с целью усмирения беков Зулькадароглу шах Исмаил получил даже разрешение султана Баязида II для перехода через его владения, несмотря на обращение беков к султану на оказание им помощи. Словом, это был мир, объективно чреватый будущей войной. А «видимость мира делала войну еще опасней» (Клавдиан). И действительно, не приходится обманываться кажущимся смирением султана Баязида II перед возросшим могуществом Сефевидов, подтверждаемые строками из его письма шаху Исмаилу: «Вы оставьте надежды на помыслы завоевания Рума. Лучше уничтожьте ханства в Иране, Туране и Индии и создавайте в тех местах мощное государство». В 1510 г. при завоевании Хорасана, чтобы выманить правителя Шейбани хана из городских крепостей на открытое сражение, шах Исмаил прибегнул к уловке, направив ему письмо, что он уйдет, поскольку «слышал, что сын турецкого султана Баязида Селим напал на Тебриз», чему и поверил Шейбани хан.

Стало быть, политическая действительность того времени была такова, что и Османы и Сефевиды понимали неизбежность непосредственного военного столкновения.

Вступление на престол Селима, бывшего правителя Трабзона, ускорило развязку. Селим, изначально предъявлявший претензии своему отцу, обвинял его в примиренчестве по отношению к Сефевидам и, заняв враждебную позицию, начал военную, экономическую, дипломатическую и идеологическую подготовку у войне.

Не оставались в долгу и Сефевиды. Еще во времена Баязида II кызылбашская пропаганда Сефевидов, имевших многочисленных сторонников в Малой Азии, грозила внутренней устойчивости Османской империи. Восстание в 1510 г. Шахкули Баба в Анатолии против султанской власти, поддержанное Сефевидами, которые вторглись в пределы Османской империи и даже разбили войско Селима I еще в бытность его принцем, — тому наглядное свидетельство. После усмирения этой смуты в 1511 году ее сторонники в количестве 15 тысяч человек были приняты в пределах Сефевидов. Подстрекательство Сефевидом османского принца Ахмеда уже по восшествии его брата Селима на Османский престол к борьбе за султанский трон — все это, несомненно, еще более нагнетало враждебную обстановку.

Султанство Селима I означало неизбежность войны и он, заключив перемирие на западе в Европе, заручившись поддержкой Шейбанидов на востоке, учинил настоящую резню против малоазиатских шиитов, перебив до 40 тысяч приверженцев ордена Сефевидов. Суннитские улемы объявили джихад против «неверных» — мусульман шиитов, читались фетвы, призывающие к уничтожению шаха Исмаила. В свою очередь Исмаил Сефеви не послал своих послов с целью поздравления нового султана, а направил в Анатолию халифов своего ордена для сбора суфиев страны. Он же, вмешиваясь во внутренние дела Османской Турции, давал распоряжения и указания даже османским государственным лицам, о чем свидетельствуют письма.

Однако не цепочка событий этой исторической хронологии, навевавшая военное столкновение, и не враждебные личные взаимоотношения между шахом и султаном предопределили неизбежность войны. Оба государства стремились к гегемонии на Востоке, оба правителя желали утвердиться халифом — главным духовым лицом мусульман, а европейские страны, поочередно вступая в переговоры то с одним, то с другим, делали все возможное, чтобы их столкнуть, и в этом ослаблении видели гарантии своей безопасности.

Так что совершенно прав автор статьи, когда подчеркивает, что глубокий комплексный анализ политических процессов в регионе в первой четверти XVI в. может показать, что «мир между двумя империями зависел не только от шаха Исмаила», а «Сефевиды прекрасно осознавали неизбежность столкновения с султанской Турцией в схватке за влияние на Ближнем Востоке. Вопрос заключался только в одном — «когда?» Со вступлением на престол Селима I это «когда?» стало вполне определенным. Несомненно, что была и историческая подоплека этой войны, исходящая не только от взаимных враждебных действий, но и восходящая к периоду Ак-коюнлу и связанная с Трабзоном, где правил Селим, еще не будучи султаном Османской Турции.

К.ИМАНОВ,

председатель Агентства по авторским правам

Азербайджанской Республики

(Продолжение в следующем номере)

Бакинский рабочий.- 2012.- 19 декабря.- С.3-5.