А был ли праведник?

Несколько штрихов к портрету Андрея Сахарова

Увы, как летит время, как быстро все вокруг меняется, глобальные события и судьбы отдельных людей мелькают в памяти, вызывая лет через двадцать переоценку ценности и самих событий, и значимости людей их сотворивших.

Удивительно, но сегодня молодое поколение почти ничего не знает об Андрее Сахарове, знаменитом в советское время ученом, пытавшимся позже, во время «перестройки», проявить себя правозащитником мирового уровня. И надо сказать, что ему это удалось.

Думается, что он в полной мере заслужил свою Нобелевскую премию, равно как и Горбачев, — за развал Советского Союза. То, что не стало СССР, наверно, пока рано говорить, хорошо это или плохо, ведь даже о французской революции, произошедшей 14 июля 1789 года, до сих пор говорят — время покажет.

Единственное, хочется верить, что и распад СССР, и становление независимости бывших советских республик без участия сахаровых-горбачевых могло бы быть процессом менее кровавым, более безболезненным, возможно, наиболее конструктивным. А для Азербайджана, в частности, вопрос Нагорного Карабаха, старательно раздувавшийся в то время так же и Андреем Сахаровым, с большой долей вероятности мог быть решен в процессе мирных переговоров без настоящей войны, без гибели безвинного мирного населения, без изгнания местных жителей, без оккупации. Многое могло быть совсем по-другому.

На первый взгляд Андрей Сахаров представляется великим ученым, правозащитником, гуманистом. Однако благодаря доступности Интернета, сегодня появляется все больше опубликованных воспоминаний, свидетельств и мнений современников, друзей, знакомых Сахарова, которые позволяют рассмотреть несколько новых штрихов к портрету известного академика и сделать более объективные выводы по значимости так называемого «наследия Сахарова».

Итак, насколько же соответствует истине общепринятое мнение о том, что академик Сахаров изобрел водородную бомбу? Сама идея создания термоядерного оружия принадлежит известным физикам Энрико Ферми и Эдварду Теллеру. В Америке разработки по водородной бомбе начались еще с 1942 года. Теллеровская концепция термоядерного оружия 1942—1950 гг. по существу представляла собой цилиндрический контейнер с жидким дейтерием. Этот дейтерий должен был нагреваться от взрыва инициирующего устройства типа обычной атомной бомбы.

В апреле 1946 года на секретном совещании по водородной бомбе в Лос-Аламосской лаборатории присутствовал некто Клаус Фукс, который чуть позже передал представителям советской разведки материалы данного совещания, потом попавшие к советским физикам.

В июне 1948 года по постановлению советского правительства в ФИАН под руководством И.Е.Тамма была создана специальная группа, в задачу которой входило выяснить возможности создания водородной бомбы в СССР. Андрей Сахаров попал в эту группу случайно. Академик В.Л.Гинзбург (лауреат Нобелевской премии) в своих воспоминаниях много раз вспоминал, как Сахаров был у него аспирантом, потом кандидатом, что в свои двадцать пять он уже имел двоих детей, жена ждала третьего, а жить было негде. Гинзбург, занимающийся проблемой бомбы, пожалев его, предложил включить Сахарова в создаваемую группу известных, мастистых академиков, потому что в засекреченном Арзамасе-16 в это время давали для жилья частные коттеджи. Группа начала работу по проверке и уточнению расчетов, которые проводились в московской группе Я.Б.Зельдовича в Институте химической физики.

Надо сказать, что в тот период времени группа Я.Б.Зельдовича, как и арзамасские сотрудники, определенную часть своих усилий посвящали именно данным под кодовым названием «труба» — в соответствии с информацией, полученной от К.Фукса. Однако позже американцы пришли к выводу, что использование в создании водородной бомбы специфики, называемой «трубой», является ошибочным, они начали новые разработки в начале 1950 года, Клаус Фукс пытался скопировать секретные документы и был арестован. Естественно, советским физикам пришлось исходить из того, что было, и ждать поступления новых разведданных по ядерной физике. В ноябре 1952 г. США первыми в мире произвели термоядерный взрыв. Его мощность превысила 10Мт, а поток нейтронов был настолько велик, что американским физикам, изучавшим продукты взрыва, удалось даже открыть два новых трансурановых элемента, названных эйнштейнием и фермием.

Новые данные о создании водородной бомбы в СССР приводятся в книге Томаса Рида и Дэнни Стиллмана «Ядерный экспресс», готовящейся к публикации в одном из американских изданий. Как пишут авторы исследования, «создатель советской водородной бомбы академик Андрей Сахаров получил рецепт данного оружия от одного из американских шпионов, работавших на КГБ». В книге приводится подробное изложение фактов, сопутствовавших созданию данного оружия массового поражения, в ней содержатся стенограммы научных дискуссий о том, кому именно принадлежит авторство в данном открытии, а также утверждения о шпионском факторе, способствовавшем достижению Сахарова.

Хотя ранее факт создания советской водородной бомбы Андреем Сахаровым считался общепризнанным, книга Рида и Стилмана ставит под сомнение информацию, согласно которой идея создания данного вида ОМП принадлежит академику Сахарову.

С конца пятидесятого года прошлого века в СССР, в группах по созданию водородной бомбы параллельно развивались два специфических направления — «труба» и «слойка», причем последнему, в силу его очевидных достоинств и технологичности, отдавалось явное предпочтение. Именно «слойка» была успешно реализована в советском испытании термоядерного заряда 12 августа 1953 года.

Существовало мнение, что Сахаров высказал основную идею, обеспечившую решение всего вопроса: гетерогенную конструкцию из чередующихся слоев легкого вещества (дейтерий, тритий и их химические соединения) и тяжелого (238U), названную «слойкой».

Однако, согласно воспоминаниям коллег покойного академика, дейтерид лития предложил использовать в термоядерном заряде именно академик В.Гинзбург, получивший, кстати, Нобелевскую премию за научный вклад в развитие теории сверхпроводимости и сверхтекучести. А знаменитую «слойку» предложили использовать ученые В.Адамский и О.Лаврентьев. В книге Ю.Малышева «С ядерным веком на «ты»!», опубликованной в 2001 году, написано: «молодой ученый Андрей Сахаров творчески развил идеи В.Адамского, Ю.Романова, О.Лаврентьева».

Непосредственно работа Лаврентьева, в которой он предлагал вместо дейтерия и трития использовать дейтерид лития 6 в твердом состоянии, была основополагающей, тем более что его изготовить было гораздо дешевле и легче в необходимом количестве. Топливо начинало вступать в реакцию от взрыва атомной бомбы и выдавало огромную мощность. Проще говоря, скорость взрыва водородной бомбы при помощи электрического поля замедлялась в миллионы раз, и весь процесс высвобождения колоссального выделения энергии находился под контролем электрического поля. И в этом направлении именно Олег Лаврентьев оказался первым. Но работу Лаврентьева отдали другим ученым, и, в частности, уже Сахаров делал на нее заключение, и при награждении за успех научной работы автора, О.Лаврентьева, благополучно «забыли», а Сахаров не стеснялся и далее «снимать сливки».

В общем, советская мобильная водородная бомба была взорвана в августе 1953 года, после чего и пролился на всю группу ученых звездный дождь в виде всевозможных званий, премий, типа ленинских и сталинских и так далее. В общем, звезды героев соцтруда в результате не получили разве что уборщицы, которые у них полы мыли, и непосредственный автор идеи О.Лаврентьев.

Полученных бомб мощностью 4—5 мегатонн с чисто военной точки зрения вполне хватало для того, чтобы уничтожить противника вдоль и поперек. Американцы, люди практичные, это быстро поняли и над вопросом увеличения мощности больше не заморачивались. Стандартная американская термоядерная боеголовка W88, стоящая на большинстве американских стратегических ракет, имеет мощность «всего-навсего» 475 килотонн, этого вполне достаточно для того, чтобы оставить воронку радиусом пару километров. А вот Хрущева охватила гигантомания: «советская бомба — самая мощная!», и поэтому Сахаров еще в течение десяти лет работал над увеличением мощности термоядерных боеприпасов. Ненужность, с военной точки зрения, подобных забав объяснить Хрущеву было некому, и Сахаров в 1958 году получил вторую звезду героя СССР за увеличение мощности водородных бомб. Правда, додумался он до этого опять-таки не сам, а снова работая в группе под руководством академика Зельдовича.

Третью звезду героя СССР Сахарову дали за создание знаменитой «кузькиной матери» — самой мощной в мире бомбы в 58 мегатонн. Естественно, Сахаров ее придумал не сам, а под руководством академиков Харитона и Гинзбурга. Вот только с военной точки зрения эта бомба оказалась совершенно непригодной: ее мощность была такова, что только от одного-единственного ее испытания на полигоне Новая земля земная ось сдвинулась на несколько долей градуса. Необратимые климатические изменения и радиоактивные изотопы, рассеявшиеся от взрыва по всему земному шару, вызвали, как помнится, бурю негодования во всем мире.

Действительно, что толку закидать противника такими бомбами, если в результате пострадает вся Земля вместе с тобой?! Так что, в конечном итоге, даже Хрущеву оказалось понятно, что к чему, поэтому «кузькина мать» так и осталась в единичном экземпляре, не пойдя в серию…

Американцы, еще в пятидесятые годы прекратившие работы над увеличением мощности термоядерных зарядов, решили: «что толку раздолбать вражескую страну вдребезги пополам? Не проще ли уничтожить живую силу противника, а всю инфраструктуру оставить в неприкосновенности?». И в 1963 году создали нейтронную бомбу мощностью всего-навсего в одну жалкую килотонну, однако же способную убить все живое на расстоянии трех километров от эпицентра взрыва, при этом оставив в неприкосновенности города, дороги, заводы.

Советское военное руководство до этого «гениального» в своей простоте решения дошло лишь в 1978 году, когда дало задание ядерному центру в городе Арзамас-16 разработать советский нейтронный боеприпас, стоящий на вооружении и поныне…

Только вклада Сахарова в эту разработку не было ни малейшего, потому что в 1978 году академик Сахаров в советской физике был уже персоной нон грата и к новейшим разработкам его не подпускали и близко.

А ведь Андрей Сахаров был вполне «советским» человеком, более того, в некоторых отношениях, даже намного более радикальным, чем многие его коллеги. Когда появилась сверхмощная водородная бомба в 100 мегатонн, многие ученые, например, Курчатов, пришли в ужас от дела рук своих и начали «борьбу за мир». Сахаров же был убежденным сторонником супербомб, даже предлагал, что документально зафиксировано, на одном из совещаний в Кремле установить одну такую бомбу на подводную лодку и взорвать у берегов США, вызвав цунами...

Или, как пишет его современник, академик Валентин Фалин: «А.Д.Сахаров выступал за размещение вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США ядерных зарядов по 100 мегатонн каждый. И при агрессии против нас либо наших друзей, нажать кнопки».

Представитель ВМФ адмирал П.Ф.Фокин в резкой форме раскритиковал предложение Сахарова. Вот как сам академик описывал это событие в своем дневнике:

«После испытания «большого» изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Однако адмирал Фокин был шокирован «людоедским» характером моего проекта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве».

Так что же такого могло произойти, чтобы советский ученый, убежденный коммунист, награжденный всеми высшими наградами СССР, был отлучен от работы и стал нежелательным гостем у друзей. Ответ банален до неприличия, как говорят французы — ищите женщину!

Как вспоминает сын известного ученого, одного из близких знакомых Сахарова, «Андрей Дмитриевич был хороший физик и ...великий подкаблучник. Если бы не умерла рано (в 1969 году) его первая жена, которая спасла его фактически от голодной и холодной смерти во время войны, то не было бы вопроса «Сахаров любил/не любил Россию и русский народ». Первая его жена, Клавдия Вихирева, была от Бога, вторая, Елена Боннэр — от сатаны!»

Чтобы вообще понять сущность Андрея Сахарова, нет другого выхода, как поближе познакомиться с этим «сатанинским отродьем», второй женой Сахарова — Боннэр, урожденной Лусик Левоновной Кочарян.

Из опубликованных воспоминаний самой Боннэр:

«…из родных моего кровного отца Кочарова (Кочаряна) Левона Саркисовича я знала только его мать, мою бабушку, Герцелию Андреевну Тонунц. Ее сестру Елену, которая нянчила меня в младенчестве, и деда я не помню. До революции они жили в городе Шуша, но бежали в Туркестан из Нагорного Карабаха, когда там началась гражданская война. Родители Левона Кочаряна уроженцы двух граничащих друг с другом армянских уездов Елизаветпольской губернии: отец — Саркис Кочарян — из города Шуша, центра одноименного уезда, мать — Герцелия Тонунц — из села Хинзирак Зангезурского уезда».

И вот в жизни Елены Боннэр появляется отчим Геворг Алиханян, завидный муж для ее матери Руфи Боннэр, сумевшей выйти за него замуж.

Хотя ходили слухи, что первая жена Алиханяна — Сато, узнав про любовный роман мужа с Руфью Боннэр, покончила с собой, бросившись под трамвай. То, что какая-то тайна существовала, косвенно подтверждает в своих воспоминаниях и сама Елена Боннэр: «Семью своего папы (отчима) Геворга Саркисовича Алиханяна я почти не знала. И его родственники не знали, что я не родная его дочь. Он просил маму никогда им этого не говорить».

Геворг Алиханян был личностью незаурядной, в воспоминаниях самого Андрея Сахарова ему посвящено довольно много строк, откуда можно узнать, что Алиханян окончил семинарию в Тифлисе вместе с Анастасом Микояном, вместе с ним был в дашнаках, вместе позже стали большевиками. Знал Камо, Берию. Активный участник Бакинской коммуны и установления советской власти в Армении в 1920 году. Провозгласил советскую власть с балкона в Ереване перед собравшейся толпой и частями Красной Армии и тогда же послал вошедшую в историю телеграмму об установлении советской власти «вождям мирового пролетариата — Ленину, Троцкому, Зиновьеву», самовольно подписав — Первый секретарь ЦК КП(б) Армении. Работал вместе с Кировым. В последний период жизни был членом Исполкома Коминтерна, заведующим отделом кадров Коминтерна. В мае 1921 года Алиханяна переводят в Москву, назначив секретарем Бауманского райкома партии. Проработавшего чуть более года в Москве Алиханяна перебрасывают в Петроград на ответственный идеологический участок в Выборгский райком партии. С сослуживцами отношения Алиханяна не складываются, и в 1924 году он оказывается в… Чите, как бы в почетной ссылке.

В феврале 1926 года до Читы доходит весть о том, что секретарем Ленинградского губкома партии стал добрый знакомец Алиханяна по Закавказью — Сергей Миронович Киров, который и вызвал своего соратника с женой в Ленинград на ответственную работу в Василеостровский обком партии, который через год Алиханян и возглавил.

Семье Алиханянов дали комнату на третьем этаже гостиницы «Астория» с видом на сквер и Исаакиевский собор. В народе гостиницу эту прозвали «Ленинградским домом Советов», хотя никаких Советов там не было: просто гостиницу заселили партийными и советскими работниками северной столицы. Из «Астории», где они прожили не так уж и долго, Алиханяны переехали в дом 26—28 по улице Красных Зорь, позже переименованной в Кировский проспект. В том доме жил и сам Киров, хозяин города. Он и его жена жаловали вниманием Алиханянов и дружили домами.

За безупречную работу партия в лице Кирова весной 1927 года выделила Алиханянам квартиру из 8 комнат с мраморным полом в коридорах в доме 18 по Малой Морской улице (позже — ул.Гоголя). То был «Гранд-Отель», некогда принадлежавший шефу жандармов графу Бенкендорфу.

Что же, шикарно жить не запретишь, особенно за счет государства, но какой-то странный дух витал в этой армянской семье. Как пишет в своей статье Гамлет Мирзоян: «В круг друзей Алиханянов, естественно, входила и верхушка Коминтерна. Особенно неровно дышала на главу семьи Пассионария, она же Долорес Ибаррури, будущий председатель Компартии Испании. Как вспоминает Елена Боннэр, Долорес «никого, кроме папы, не замечала — ни маму, ни нас». Ее громовой голос то и дело доносился из кабинета отца, заполняя собой весь дом. Появлялась она всегда с подарками — то детям, то Геворгу».

«Году в 35-м, в начале 36-го, — напишет после Елена Боннэр, — мне казалось, что между папой и Долорес, помимо видимых, возникли еще какие-то другие, более интимные отношения». Собственно, такое положение дел никого не шокировало в данной семье, Алиханян был известный ловелас, в 1922 году в Ленинграде встречался также и с другой женщиной, родившей ему дочь Инессу. Видимо, с детства Люся, как ее называли домашние и впоследствии Сахаров, впитала в себя, что ради возможности отдыхать в Артеке — Всесоюзном пионерском лагере — и не напрягаясь жить на широкую ногу, вполне можно поступиться вопросами морали.

Тем более что начиная с прабабушки по материнской линии, как пишет сама Боннэр, все имели по несколько мужей: « …я хорошо помню свою прабабушку с материнской стороны. Она была два раза замужем, первый — Матвей Рубинштей, был кантором в синагоге, расставшись с ним, вышла замуж за Матвея Боннэра, купца».

Да, собственно, и мать Елены Боннэр, Руфь Григорьевна, участвовавшая в гражданской войне на Дальнем Востоке и родившая в 1923 году свою дочь, тоже побывала два раза замужем, умудрившись при этом сохранить свою девичью фамилию, которую ее дочь Елена Боннэр, несмотря и на свои неоднократные замужества, также сохранила в неприкосновенности.

Наступивший 1937 год все изменил в жизни Алиханянов. Геворг был репрессирован, а его Руфь как жена репрессированного попала в Акмолинский лагерь, в простонародье называемый «АЛЖИР». Жизнь Елены Боннэр сравнялась с жизнью огромного количества советских людей, попавших в «сталинскую мясорубку». Приходилось учиться просто выживать, втихомолку оплакивая прошлую безбедную жизнь, такую красивую, такую сладкую… К примеру, Геворг Алиханян был нежным и добропорядочным сыном. Ежемесячно он посылал в Тбилиси матери Шушаник и сестре Айкануш деньги и особую справку, по которой они могли отовариваться в тбилисском спецмагазине. И вдруг все это разом прервалось. Шушаник кинулась к матери Богдана Кобулова (в те годы одного из руководителей НКВД Грузии), их сыновья в юности были дружны. Но мать Кобулова накричала на Шушаник и сказала, чтобы та не смела больше показываться ей на глаза. Пришлось Шушаник с дочерью скрепя сердцем перебираться в Ереван.

Несомненно, что именно этот стресс, оставивший молодую девушку без специальных номенклатурных возможностей ублажать свою жизнь, оказал влияние на становление характера и судьбу Елены Боннэр.

Боннэр, как и миллионы простых советских людей, вставших на защиту своей родины в 1941 году, была на войне и, кажется, безусловно, за это заслуживает уважения. Но, увы, это только так кажется…

В марте 2010-го вышло интервью Елены Боннэр проекту журнала «Сноб», перепечатанное почти всеми российскими СМИ и прогремевшее на всю Россию «Воевали не за родину и не за Сталина, просто выхода не было».

На реплику журналиста о начале войны, о сотнях тысячах добровольцев, ушедших на фронт, Боннэр заявляет:

«это большая ложь про миллионы добровольцев. Добровольцев в процентном отношении было ничтожно мало. Была жесткая мобилизация. Всю Россию от мужиков зачистили. Колхозник, или заводской работяга — те миллионы, которые полегли на «просторах родины широкой», были мобилизованы. Только единицы — дурни интеллигентские — шли добровольно. …Воевали не за родину и не за Сталина, просто выхода не было: впереди — немцы, а сзади — СМЕРШ. А я не воевала в прямом смысле. Я никого не убила».

Из интервью понятно, что Боннэр была мобилизована как медсестра, но оказалась на совсем другой должности, которую в армии быстро ликвидировали — помощник политрука. Став снова санинструктором, работала на санитарной «летучке», это такой небольшой поезд из товарных или пригородных вагонов, задачей которого было быстро эвакуировать раненых бойцов. Через пару месяцев санпоезд попал под бомбежку, и Боннэр получила ранение. Оказалось, что и на войне для таких, как Боннэр, был «блат», как она сама вспоминает: «Доктор Кинович командовал эвакопунктом и решал, кого в первую очередь обрабатывать, кого без обработки отправлять дальше. Мне повезло, он раньше был знаком с моей тетей, и поэтому сразу же взял меня в кабинет на медобработку. Потом отправили в вологодский госпиталь, и я понимала, что с подачи Киновича ко мне очень хорошо относятся. Ясно совершенно, так сказать, опекают по блату. Потом, в Свердловске, повезло с доктором Дорфманом, взявшим меня к себе медсестрой военно-санитарного поезда, потому что ясно, меня бы послали не на санпоезд, а на передовую. Всех туда посылали тогда. Посылали же просто дыры замазывать людьми. Это начало 1942 года, время, когда никто оттуда не возвращался».

Вот и вся ее война, которую она прокатала на колесах в санитарном вагоне, забыв о миллионах соотечественников, которые, в отличие от нее, пешком прошли всю войну, и в полевых госпиталях, и ползком проползли по окопам.

Мой отец, кстати, четырнадцатилетний доброволец, рассказывал, что практически вся молодежь на войне была добровольцами, и действительно сами писали рапорты, рвались на передовую. В Москве, одного ополчения было 300 тысяч, а в конце 1941 года добровольцы отстояли Тулу (тульский рабочий полк), все без исключения девушки — снайперы, военные летчицы, партизанки — были только добровольцы. А сколько добровольно отказывалось от брони, уходили на фронт!

Вот один из многих комментариев, вызванных словами Боннэр, ветерана ВОВ Александра Ефимова, отказавшегося от брони и вернувшегося с фронта с двумя орденами Красной звезды: «Госпожа Елена Боннэр в своем интервью плюнула на солдатские могилы, начав судить о них по себе. Откровения «правозащитницы» вызывают сложное чувство: если налить в стакан — получится небольшая светлая прослойка сверху, потом сгущающаяся муть, потом — тяжелый осадок. Хотел просто забыть, но осадок давил и захотелось разобраться. Кто она, эта многогранная многоликая женщина? Была ли она талантом в чем-то? Научных трудов, стихов — не знаю. Не читал, не слыхал. Был ли у нее талант самоотдачи ради родственников? Те, кто ее узнавал, жалели ее близких. Был ли у нее талант любви? Очень сомневаюсь. Не хочу затрагивать ее личную жизнь, там ей Бог судья. Разное рассказывают, и опять нехорошее. Если она относилась к своим мужчинам так, как к Родине (как она это здесь описала — а это, в общем-то, сообщающиеся сосуды) — то бедные ее мужчины.

Состоялась ли она профессионально? Нет, она не любила свою профессию, полученную по несчастью, и ушла из нее при первой возможности. Ушла в политику, а политики, как известно, — несостоявшиеся профессионалы.

Так кто она?

Наверное, если очистить второстепенное, то останется ее основная ипостась, доминанта личности. Эту доминанту можно выразить одним словом: националистка. Этой нервущейся нитью ее национальности сшиты все лоскутья ее пестрой жизни. Она сказала «дыры замазывать». Это так отвратительно — дыры. Замазывать.

Слушайте, вы. Души наивных интеллигентов и чистых пареньков, прибежавших в военкоматы. Мужиков, которые обняли своих детей, жен, и ушли, за солдатом солдат. От военкомата. С бритыми навечно головами.

Учитесь Родину любить».

Даже о своей первой любви, поэте Всеволоде Багрицком, добровольно ушедшем на фронт и там погибшим, Боннэр говорит: «Начался бег из Москвы. Все поддались этому бегу. Сева оказался в Чистополе. В Чистополе, видимо, Севе было невмоготу абсолютно. И вот эта немогота, а не патриотический подъем, я в этом уверена, именно немогота заставила его подать заявление идти в армию».

Так же ярко было сказано и про образ Родины, как зондеркоманды: «Всю Россию от мужиков зачистили...» Ясно, что у нее самой с Родиной отношения были непростые, на место рождения — в город Мары Туркменской ССР — ехать не хотела, на этническую родину в Армению тоже не тянуло. Сказывалось, видимо, извечная армянская тоска по чужим территориям… Как-то сомневаешься, а радовалась ли она вообще победе над фашизмом… Еще один ветеран послал ей письмо, где были такие слова: «…это праздник. Со слезами на глазах, но праздник. А вы хотите перенести этот праздник за океан. А у нас, в России, хотите сделать из него похороны с дракой. Это мерзко».

Продолжение следует

Татьяна Чаладзе

Бакинский рабочий.- 2012.- 2 марта.- С.4-5.