«Пилюлькис оранг» («рисующий человек») Элияр Алимирзоев

О профессии, путешествиях и … акулах.

Элияр Алимирзоев — интересный собеседник и истинный Художник, потому что не представляет себя вне своей профессии. Как сказал он сам, для него — это образ жизни, мышления, его особое мироощущение и миропонимание. Беседу с ним мы предлагаем нашим читателям.

— Начну с банального, но, тем не менее, интересующего лично меня вопроса — как вы стали художником? Ведь если это — образ жизни, вы должны были уже чуть ли не с пеленок понять, что вы пришли в этот мир, чтобы писать картины?

— С пеленок, конечно, я этого не понял, но рисовать любил всегда. Не буду говорить, что с раннего возраста грезил искусством — просто все остальное я делал очень плохо (смеется). Когда я чуть-чуть подрос, меня отдали в кружок Дома культуры им.Шаумяна (ныне — им.Хатаи). Занятия вел прекрасный педагог Чингиз Абдуллаев, заслуга которого в выборе моего дальнейшего жизненного пути немалая. Годам к 15-ти я четко определился с выбором профессии и поступил в Художественное училище им.Азимзаде.

— У каждого художника свой стиль, есть даже различные школы, манеры написания картин. От чего зависит, к какой из школ он «примкнет»? От особого видения мира, желания подражать уже признанным гениям или?..

— Тут все индивидуально: пока учишься, бывают периоды, когда творишь под впечатлением от чьих-то работ. Потом к этому прибавляются собственное видение мира, впечатления от увиденного в жизни, опыт — всего: общения, творчества, ошибок, побед.

Вы думаете, художник может словесно объяснить, почему он написал что-то именно так, а не иначе? Я могу начать писать, скажем, яблоко, а потом, в процессе оно может превратиться в женщину или пейзаж. Этим и интересен процесс, это как путь куда-то, причем в начале этого пути я не знаю, куда приду.

— А когда вы понимаете, что «пришли»?

— Когда в сердце «кольнет» — как бывает, когда встречаешь на улице свою прежнюю любовь. Как будто током бьет сначала в сердце, а потом — по всему телу. Вот, тогда я понимаю — да, это уже законченная работа.

— Сколько же из ваших собственных работ вас «кольнуло» в сердце?

— Не буду врать, что все. Есть работы, которые были сделаны просто для зрителя. Или на заказ. Но я честно пытаюсь каждый раз довести именно до этого. Я уважаю себя, и, подписываясь под картиной, должен соответствовать той планке, которую себе поставил.

Но я убежден, что каждый художник будет отвечать за то, что написал…

— Я так понимаю, слово «художник» в данном контексте имеет самое широкое значение?

— Безусловно. Потому что каждый из нас «пишет» свою жизнь по-своему. Соответственно, будет и отвечать за «написанное».

— Элияр, на ваш взгляд, от чего зависит энергетика той или иной картины? Не раз убеждалась, что у многих очень светлых, добрых людей работы — прямо противоположные по характеру. И наоборот.

— Дело в том, что каждый художник, что бы он ни писал, пишет себя. Если быть точнее, то он выплескивает на холст свое конкретное состояние в определенный момент.

— Многие делают вид, что выплескивают, идя на поводу у «моды на авангард».

— Да, бывает. Но человек — или художник или нет.

— А кто это определяет? Судьи кто?

— Никто. Только работы этого человека. Поэтому только время покажет, кто действительно Мастер, а кто — конъюнктурщик. К сожалению, тенденцией современного искусства почему-то является отрицание чего бы то ни было. Начиная с необходимости образования и заканчивая отсутствием «видения». Я же вообще не считаю, что существует понятие «современное искусство». Современными могут быть технологии, материалы. Но искусство — всегда одно, и оно является той мерой, которая и позволяет отличить гармонию от какофонии.

— Это смотря кто является зрителем, разве не так? Ведь красота, говорят, в глазах смотрящего. Многие и в «какофонии» умудряются углядеть искусство…

— Поэтому и говорю, что только время расставит все на свои места.

— А как вы относитесь к мнению некоторых начинающих художников о том, что учиться не стоит? Мол, все эти академии «вводят в ненужные рамки» и тем самым ставят препятствия для полета творчества?

— Ну, Рембрандт и Ван Гог тоже академий не заканчивали. Но, как я понимаю, не они вам это сказали. Думаю, что для того, чтобы уметь читать, для начала надо выучить хотя бы азбуку. Я, например, учусь до сих пор.

— То есть, вы не считаете себя уже состоявшимся художником?

— Нет. Потому что я доволен лишь 20-ю процентами своих работ, не больше. Я не знаю, что такое гениальность. Но хотел бы стать гениальным художником.

— Как же это возможно, если вы не знаете, что это?

— Я не считаю себя гениальным потому, что никогда не бываю довольным собой. Конечно, есть работы, в которые я влюбляюсь…на два-три дня. По прошествии которых я опять что-то ищу. На сегодняшний день я не все сказал. И возможно, если наступит такой день, когда я выплесну все, что витает в воздухе, то в этом случае и смогу сказать: да, я — гений (смеется). Кстати, тогда же я пойму и что такое гениальность.

— В таком случае, что же нового вы хотите сказать?

— Если б я это знал!.. Дело даже не в том, что написать, дело в том, как! Я сейчас не о технике исполнения говорю. Главное — понять, осознать, пропустить через себя то, что хочешь выразить и потом еще суметь это изобразить.

— Вы работаете каждый день или ждете вдохновения?

— Вдохновение придумано поэтами. Если даже я не прикасаюсь к кисти, я должен быть в мастерской, она — часть моего мира. А вне его я себя неважно чувствую. Сама атмосфера здесь располагает к приходу того самого вдохновения. Правда, сейчас мне немного сложно сосредоточиться, поскольку я переехал в новую мастерскую, а ее надо «зарядить» творческой аурой...

— Почему вы не пишете пейзажи?

— Потому что нет смысла, на мой взгляд, пытаться изобразить красоту природы. Это невозможно. Можно, конечно, красиво написать море и пальмы, но атмосферы, запаха, температуры воздуха, всех красок не передашь.

— Но погодите: вы же были на Сейшелах недавно, и сами говорили, что пейзажи были!

— Понимаете, сначала художник испытывает восторг, он необходим, чтобы появилось желание передать его на холсте. Но повторюсь: передать то, что создано природой — нереально. Однако художник может воплотить в своих работах свое отношение к этой природе.

Кроме того, даже изначальная задумка тоже в процессе работы над картиной переживает метаморфозы, произведение живет как бы своей жизнью. Я лишь отображаю то, что уже существует где-то внутри меня. И не всегда четко вижу сразу, что же это такое. Поэтому и говорю, что каждый художник выражает, прежде всего, самого себя.

— Если не художником, кем бы вы стали?

— Путешественником. Я обожаю путешествовать. И еще очень люблю самолеты. Для меня самое лучшее место на земле — это кресло самолета, и не важно, куда он летит. Важно, что летит.

— Вы много путешествовали, а какое место на земле произвело на вас наибольшее впечатление?

— Мой остров-мечта — я говорю о Бали. Это совершенно сказочная страна, с невероятно яркой и даже фантастической природой, с очень удивительным народом — довольно миролюбивым. Наверное, если на земле есть рай, то он на Бали. У меня мечта: когда я стану старым и богатым, я на всех обижусь и уеду доживать свой век на Бали, где буду жить в собственном домике на лоне природы.

— Мечта хорошая, но зачем на всех обижаться?

— А иначе меня просто не отпустят (смеется).

— Кстати, о тех, кто не отпустит. Вы счастливы в личной жизни?

— Очень. Я считаю, что мне досталась идеальная супруга, мне с ней очень повезло. Быть женой художника — это призвание. Моя супруга меня уважает, понимает и доверяет. Кроме того, я — человек, который в своей профессии живет по принципу, что «проблем нет, есть задачи, которые надо решать», в быту совершенно иной. Меня утомляют любые подобные заботы. И заботу о быте, доме, очаге, если хотите — взяла на себя моя жена.

— Кроме Бали и Сейшел, вы еще упомянули в приватной беседе остров Восточный Тимор, о существовании которого до встречи с вами я и не догадывалась. Расскажите о нем поподробнее, если можно.

— Я был там дважды: в 2001 и 2002 годах. Это остров чуть севернее Австралии и чуть западнее Папуа Новой Гвинеи, уникальное государство, которое вот уже несколько лет пыталось завоевать независимость. Я туда попал по приглашению — была задумка организовать обучающие курсы для местного населения. С курсами не получилось, но персональную выставку я там провел. Народ там, правда, достаточно жестокий, а военные действия не лучшим образом сказались на пейзаже. Но все же месяцы, проведенные там, отложились в моей памяти надолго. Потому что это был совершенно уникальный опыт: живешь в постоянном напряжении, что называется — «под адреналином» (смеется).

По негласным правилам белые люди ходят по городу исключительно с охраной. Но я умудрялся ходить один — местные жители меня уважали. Я ходил везде с этюдником, а за мной, как в мультфильме «Каникулы Бонифация», шла толпа. Называли они меня «Пилюлькис оранг» — «Рисующий человек». Я даже немного выучил их язык, и у меня там даже был приятель, которого я научил азербайджанскому.

— Как же вам удалось так их перевоспитать?

— Добрым словом и делами благими (смеется). Вечерами я звал их пить пальмовое вино и угощал сигарами. А вообще — им очень понравились мои работы, чем я был очень горд.

— Вы верите в то, что все, что ни делается — к лучшему?

— Безусловно. И в моей жизни много тому подтверждений. К примеру, я ушел в армию, срезавшись при поступлении в Институт искусств. И очень переживал по этому поводу. Но так получилось, что, отслужив, я рискнул и послал свои работы на выставку в Москву. Это была первая всесоюзная выставка, в которой я участвовал. Меня не просто заметили, но даже приняли с Союз художников СССР. То есть, когда мои ровесники еще были просто студентами 3-го курса, я уже был членом Союза художников СССР и с собственной мастерской. Хотя вообще-то, по правилам, заявка на вхождение в молодежную секцию Союза должна подаваться после получения соответствующего высшего образования.

— Вы согласны с тем, что все мечты сбываются?

— Согласен на все сто процентов. Надо просто четко знать, чего хочешь, и идти к своей цели. Работать над тем, чтобы мечта претворилась в жизнь.

— Вы верующий человек?

— Скорее, верящий: я верю в Высшее Я. И еще — в Ангела-Хранителя, потому что в моей жизни были случаи, когда спасти меня мог только он.

— Например?

— На Сейшелах нам с моим другом, тоже художником Анаром Елчиевым приспичило поохотиться на рыбу-меч. Причем желание возникло внезапно, было огромным, и никакие доводы о том, что делать этого не надо, потому что объявлено штормовое предупреждение, на нас не действовали. Мы почему-то в тот день твердо решили: сейчас или никогда. Уж лучше бы никогда!..

Проводника мы с трудом, но нашли: вылитый Джек-Воробей, причем, он на самом деле был пиратом! И вот когда мы вышли из бухты, я и вспомнил все известные мне молитвы. Потому что мало того, что волны были высотой с 15-этажный дом (ну, может, я преувеличиваю, но, поверьте, не сильно), так еще рядом с нашим утлым суденышком плавали «дружелюбные» акулы. Эти четыре часа я не забуду никогда в жизни.

— Ух ты! Настоящее приключение! Но что-то мне подсказывает, что если бы довелось заново прожить тот день, вы бы все равно отправились в это путешествие.

— Да. Люблю, знаете ли, острые ощущения. Но было на самом деле нереально страшно!

— Что вы считаете самым прекрасным в жизни?

— Самое прекрасное в жизни – это Любовь.

— То есть, вы в нее верите?

— Безусловно.

— В прошлом году в Музее современного искусства прошла выставка Treasures of Art, где были представлены коллекция из 100 украшений всемирно известного бренда Van Cleef & Arpels и ваши работы. Среди почетных гостей мероприятия была Катрин Денев. Удалось ли пообщаться с ней?

— Удалось, но это было чисто деловое общение. Но могу сказать, что в реальности Катрин Денев подтвердила впечатление, сложившееся о ней заочно: это — Женщина с большой буквы.

— В каких еще выставках вы участвуете и когда ждать персональной?

— В рамках выставки, реализуемой по инициативе первой леди Мехрибан Алиевой, «Полет в Баку» я вместе с группой других современных азербайджанских художников был в Лондоне, Париже, Южной Корее, Берлине. В скором времени выставка продолжит работу в Риме, Нью-Йорке и Москве.

Персональную выставку я планирую провести в будущем году. Думаю, что она будет называться «Виза для птиц» — по названию одной из моих работ.

— Надеемся, что вы нас тоже пригласите. Спасибо за беседу!

Натали АЛЕКСАНДРОВА

Бакинский рабочий.- 2012.- 8 ноября.- С.5-6.