Армянский католикос на перекрестке внутренней и внешней политики Российской империи

Статья видного американского историка-русиста Пола Верта «Глава церкви, подданный императора: армянский католикос на перекрестке внутренней и внешней политики империи, 1828—1914 гг.» опубликована в сборнике статей «Конфессия, империя, нация», вышедшем в 2012 году в Москве. Статья посвящена причине усиления армянской церкви после присоединения Южного Кавказа к Российской империи в начале XIX века. После ознакомления со статьей становится ясна причина «Положения» об армянской церки, которое было подписано императором Николаем I 11 марта 1836 года. В соответствии с Положением Албанский католикосат был упразднен, а на его месте образовано две епархии (Шуша и Шамаха) в юрисдикции григорианского католикосата.

Представляем данную статью в трех частях.

ЧАСТЬ I

Глава церкви, подданный императора: армянский католикос на перекрестке внутренней и внешней политики империи, 1828—1914 гг.

В истории редко случалось, чтобы географические границы религиозных сообществ совпадали с границами государств. Поэтому для отправления религиозных обрядов верующим часто приходилось пересекать государственные границы, а правительствам — разбираться со связанными с этим затруднениями и стараться использовать выгоды, вытекающие из международного аспекта различных религиозных традиций.

Многоконфессиональный характер Российского государства делал подобные заботы особенно значимыми — факт, который историки начинают по-настоящему осознавать только сейчас. Паломничество в Ургу, Мекку, Иерусалим или Рим предполагало пересечение верующими границ империи, в результате чего возникали проблемы пограничного контроля, консульского обслуживания и контактов российских подданных с иностранцами. Заполнение пастырских вакансий в России иногда требовало от религиозных сообществ поиска кандидатов за рубежом, что выдвигало на передний план проблемы подданства, знания русского языка и политической благонадежности.

Вхождение католиков в состав Российской империи заставило Санкт-Петербург вступить в сложные отношения с папским престолом, в то время как присутствие православных христиан на Балканах и в Палестине предоставило России возможность оказывать давление на Османское правительство. В целом, религиозные вопросы иногда глубоко втягивали Россию в дела иностранных государств.

В настоящей статье международный аспект российских конфессиональных проблем исследуется на примере духовного главы армянской церкви — Верховного Патриарха-Католикоса всех армян.

Присоединение Восточной Армении в 1828 году переместило престол католикоса — монастырь Эчмиадзин — в пределы России, а самого патриарха превратило в подданного российского императора. Поскольку католикос имел исторические основания претендовать на духовную власть над всеми приверженцами армянской апостольской (григорианской) церкви, где бы они ни проживали, имперское правительство получало беспрецедентный инструмент воздействия на армянские общины Персии и Турции. В течение XIX столетия оно прилагало большие усилия для поддержания и повышения престижа католикоса в целях расширения российского влияния за южными границами.

При этом четкое определение прав и статуса католикоса оказалось делом весьма сложным и политически заряженным. Католикос должен был пользоваться духовным авторитетом у веру-ющих за границей и одновременно выполнять административные требования в России, соответственно, его власть должна была быть ограниченной и в то же время безграничной. На практике повышение престижа католикоса среди зарубежных армян заставляло имперское правительство идти на значительные уступки в отношении управления духовными делами григорианского исповедания на своей территории.

Правительственные усилия в направлении подчинения зарубежных армян Эчмиадзину оборотной стороной имели усложнение армянского религиозного вопроса внутри России. К концу XIX века имперские чиновники уже сильно сомневались в мудрости принесения в жертву внутригосудар-ственных интересов ради влияния католикоса за границей. Но все же они не были готовы окончательно проститься с представлением о том, что решительная поддержка русским правительством Эчмиадзина выгодна с внешнеполитической точки зрения. После 1905 года правительство уже не сомневалось в необходимости реформы армянских церковных дел, однако оставались сомнения в том, насколько эти реформы перевесят возможный вред, нанесенный престижу России в глазах зарубежных армян.

Попытки российских властей манипулировать католикосом и армянской церковью заметно осложнялись и тем, что основой группового единства армян служили две близкие, но все же отличающиеся друг от друга концепции. Одна из них воплощалась в Апостольской церкви, являвшейся, пожалуй, самым ярким примером национальной церкви, поскольку к ней принадлежали исключительно армяне, и только немногие представители этого народа находились вне ее лона.

Глава церкви считался католикосом «всех армян» с XI—XII веков, и в этом смысле церковь и нация были тождественны. С другой стороны, формировалось представление об армянской нации как о группе, независимой от принадлежности к той или иной церкви. Задолго до XIX века были известны армяне-католики, и с ростом влияния западных держав в том же XIX веке — сначала в Османской империи, а к середине века также и в России — некоторые армяне стали переходить в протестантизм. Заявившие о себе во второй половине века армянские революционеры, даже если они не полностью отказывались от церкви как символа единства народа, все равно усложняли соотношение между вероисповеданием и национальностью. Как свидетельствуют исследования последних лет, подобные осложнения были характерны не только для коллективного самосознания армян. Однако для российских имперских властей, признававших и даже продвигавших идею вселенского значения католикоса, эта проблема должна была иметь особую важность.

Присоединение и возвышение Эчмиадзина

Хотя на протяжении длительного времени Эчмиадзинский престол признавался религиозным центром всех армян, пределы его действительной духовной власти варьировались, будучи обусловленными конкретной политической ситуацией и возникновением новых духовных центров.

Согласно преданиям, Эчмиадзин был основан в начале IV века Григорием Просветителем, получившим будто бы указание от самого Христа о том, где следовало построить храм. Сказать с уверенностью, когда именно епископы Эчмиадзина присвоили себе титул «католикос» и как именно понималась его власть, сложно. Но само это звание этимологически отражает вселенские претензии. Католикос имел исключительное право освящать миро для таинства миропомазания, он один мог рукоположить епископов всех армянских епархий. Имеются конкретные указания на то, что армяне действительно признавали Эчмиадзин местопребыванием верховного патриарха всех представителей этого народа. Так, например, армянские общины в Индии обратились к Эчмиадзину в 1839 году с заявлением о том, что «все вообще армяне под какою бы державою ни состояли, как единоверцы и единаго разумения (составляют. — П.В.) собою в моральном от-ношении одно тело под единым верховным духовным Главою».

Однако в средневековье в контексте рассеяния армянско¬го народа возникли и другие престолы с религиозными лидерами, носившими высокое духовное звание. Сам Эчмиадзинский католикос в свое время вынужден был покинуть свое местопребывание и после долгих странствований в XII веке оказался в Сисе, столице Киликии. После падения этого армянского царства (1375 год) духовные лица Восточной Армении в 1441 году снова избрали католикоса для восстановленного престола в Эчмиадзине. Но сисские католикосы от своего статуса не отказывались, и с того времени имелись по крайней мере два лица, носивших титул «католикос» и находившихся в сложных отношениях друг с другом. Между тем в Ахтамаре (в XII веке) и Ганзасаре (видимо, в самом конце XIV века) появились региональные «католикосы», а в Иерусалиме (в 1311 году) и Константинополе (в 1461 году) — патриархи армянской церкви. В каждом случае это были местные епископы, вынужденные претендовать на духовную самостоятельность в силу невозможности поддерживать контакт с каким-либо центральным престолом.

Ввиду размеров Османской империи и роста армянского населения в ее столице константинопольский патриарх стал особенно важной фигурой в местной церкви, хотя формально он, как и иерусалимский патриарх, оставался подчиненным Эчмиадзину. На практике же константинопольский патриарх, особенно в XVIII веке, проявлял достаточную независимость и действовал как глава церкви в Османской империи. Во всяком случае, османское правительство признало его единственным главой всего армянского миллета (общины) империи и даровало ему исключительную административную и судебную власть. Одним словом, представление о духовном единстве армян и безусловном первенстве Эчмиадзина присутствовало в армянском коллективном сознании, но не являлось безусловной исторической реальностью в момент появления России на армянской сцене к концу XVIII века.

В то же время со второй половины XVIII века складываются предпосылки для восстановления авторитета Эчмиадзина.

Католикос Симеон (Ереванци) создал там семинарию, провел опись недвижимости Эчмиадзина и подчинил себе поместных ганзарских католикосов (в Персии)». Именно к этому времени, то есть к 1760-м годам, относятся первые контакты Эчмиадзина с Россией.

Екатерина II выполнила просьбу Симеона о подчинении астраханских (то есть российских) армян ему, а не ганзарскому католикосу. Завоевание Восточной Армении Россией имело очень важное значение для осуществления растущих претензий Эчмиадзина. Впервые после монгольского нашествия 1220 года Эчмиадзин оказался в стране, управляемой христианским монархом, между тем как другие патриархи и католикосы оставались подданными исламской империи. Следует подчеркнуть, что возрождение Эчмиадзина было тесно связано с русской императорской властью».

Четко осознав значение Эчмиадзина для армян, Петербург стал вмешиваться в выборы католикоса уже в конце XVIII века. Тогда Эчмиадзин еще находился в Персии, но в выборах католикоса также был заинтересован турецкий султан, имевший под своей властью многочисленное армянское население. Обычно эчмиадзинская община и представители персидско-армянской общины избирали одного или нескольких кандидатов на вакантный престол. Затем константинопольская община от имени турецких армян выбирала одного из предложенных кандидатов, которому султан вручал берат, признавая его духовную власть над армянами Османской империи. В силу влияния Порты и константинопольской общины, а также ослабления Персии католикосом обычно становился турецкий подданный, а часто и сам константинопольский патриарх.

Вначале главная забота России состояла в упрочении своего влияния на процесс избрания и утверждения католикоса и по возможности в проведении на престол российских подданных. В 1800 году Петербургу удалось добиться избрания католикосом армянского архиепископа в России Иосифа Аргутинского, активного участника российской военной кампании против Персии в 1796 году. Иосиф умер по дороге в Эчмиадзин, и поэтому не смог занять престол. Однако Россия приобрела для себя право участвовать в выборах и, как казалось Петербургу, даже утверждать католикоса в его сане. Россия попыталась воспользоваться этой привилегией сразу же после смерти Иосифа, когда развернулась борьба между двумя новыми претендентами на патриарший престол. В 1807 году его занял ставленник Петербурга Даниил, а в 1809 году российский император уже не только утверждал нового католикоса (Ефрема), но и заставил его приехать в Петербург для личного свидания. На следующие полвека России удалось монополизировать престол для своих подданных, а аннексия Восточной Армении в 1828 году лишь упрочила влияние Петербурга в Эчмиадзине.

Однако этот успех был достигнут ценой снижения авторитета католикоса за границей. Поскольку на патриаршем престоле находился подданный государства, враждебно настроенного к Турции и Персии, армяне этих стран опасались слишком открыто признавать свою духовную подчиненность Эчмиадзину. К тому же, войны России с Турцией и Персией в 1826—1829 годах нарушили связи между Эчмиадзином и армянами к югу и западу от него. Турецкие армяне оказались отчуждены еще больше в 1831 году, когда клубок сложных обстоятельств вынудил Россию организовать выборы нового католикоса Иоаннеса (Карпеци) без их участия и с нарушением еще нескольких установленных порядков. Вместе с тем константинопольский патриарх пытался сохранить свою уже приобретенную самостоятельность, а сисский католикос временами был готов принять под свое духовное покровительство тех, кто больше не желал признавать Эчмиадзин. Таким образом, из-за прерванных отношений с Эчмиадзином и соперничавших с ним духовных учреждений восстановление авторитета католикоса требовало от России значительных усилий.

Интронизация в 1831 году католикоса Иоаннеса была обставлена российским правительством с особой торжественностью. В церемониальных речах униженность армянской церкви при персидских ханах противопоставлялась ее вновь приобретенной свободе под русским патронажем. Для того чтобы «придать сему празднеству более пышности и блеска», местные власти доставили в Эчмиадзин батальон пехоты и артиллерию, чтобы ритуальное помазание нового католикоса сопровождалось не только пением хора и звоном церковных колоколов, но и громкими выкриками «Да здравствует патриарх!», оружейным салютом и сто одним выстрелом из пушек. Официальное сообщение гласило: «Все это, многократно повторенное эхом церковных сводов, придало сей минуте нечто столь торжественное, столь величественное, что трудно словами выразить». Вечером торжества завершились обильным ужином и фейерверком. Таким образом, заключил В.Г.Вартанян, «правительство хотело показать всем армянам, особенно зарубежным, как высоко в России чтут главу Церкви». В 1837 году Николай I посетил Эчмиадзин, подтверждая своим визитом имперское покровительство.

В то же время такие проявления покровительства были недостаточны для того, чтобы гарантировать подчинение константинопольской общины. То ли из страха возбудить подозрения Порты, то ли из желания сберечь собственную власть армянские патриархи Константинополя и Иерусалима сопротивлялись планам Иоаннеса послать в османскую столицу делегацию с официальным документом, провозглашавшим его избрание католикосом. В ответ на это Иоаннес запросил помощи у российского правительства в получении соглашения турецких армян на ряд требований, включавших помещение в Константинополе постоянного нунция. Российский посол семь лет вел переговоры от лица Эчмиадзина и наконец в 1838 году добился компромисса, включавшего признание первенства Эчмиадзина, но не помещение в Османской столице нунция.

Санкт-Петербург понимал, что авторитет католикоса за границей зависел от участия в его выборах иностранных армян. Некоторые чиновники относились к этому настороженно, но министр внутренних дел Д.Н.Блудов признавал, что устранение от выборов зарубежных армян нарушит установившуюся историческую традицию. Поэтому их исключение в 1831 году в силу обсто-ятельств воспринималось им как вынужденное, а новый порядок замещения престола должен был обязательно допускать участие зарубежных армян. Более того, правительство, настаивая в 1831 году на избрании католикосом российского подданного, подчеркивало, что в будущем оно «отнюдь не намерено устранить достойнейших армянских святителей, обитающих в Турции, от занятия Эчмиадзинского престола, если выбор падает на кого-либо из них».

Временная система, принятая в 1831 году, действительно была заменена в 1836 году, когда правительство опубликовало «Положение для Армяно-Григорианского исповедания», позволявшее более значительное иностранное участие в выборах. Согласно этому Положению, все армянские епархии как в России, так и за ее пределами имели право послать в Эчмиадзин двух кандидатов, которые вместе с местными монахами и членами Синода должны избрать двух кандидатов на пост католикоса. Затем российский император выбирал и утверждал бы одного из них. Иностранные граждане имели право баллотироваться, но занятие ими престола обусловливалось принятием российского подданства. Стоит подчеркнуть, что число иностранных епархий далеко превосходило число российских, предоставляя иностранным подданным солидное влияние на ход выборов, во всяком случае формально. Находя, «что неизлишне было бы обратить внимание Армянского Патриарха в Константинополе на важность прав, предоставленных у нас заграничным армянам Положением об управлении делами церкви Армяно-Грегорианской», российское правительство устроило доставку Положения в армянском переводе в османскую столицу через свою миссию.

Баланс внутренних и внешних интересов

В то время как Положение 1836 года явилось важным для престижа католикоса за границей, его также нужно рассматривать в свете внутренних административных требований Российской импе-рии. Пользуясь опытом более ранних законов, регулировавших православие и католицизм, государство с целью более четкого определения иерархической структуры различных конфессий, а также прав и обязанностей их приверженцев выработало уставы для мусульман Крыма (1831), протестантов (1832), евреев (1835) и караимов (1837). Придавая определенную законную силу нормам каждой религии, государство в то же время подчиняло их канонические установления собственным требованиям и интересам. Иерархии различных конфессий превратились теперь в государственные институты, а их члены — в государственных служащих.

В этом отношении Положение 1836 года было вполне типичным. В значительной степени оно придало армянской церкви институциональные формы, использовавшиеся в регулировании православия. Должность католикоса, правда, была сохранена, в то время как православного патриарха в 1721 году заменили Святейшим Синодом, но во многих других отношениях институционально армянская церковь стала более походить на православную. Даровав достаточно значительную власть Синоду, созданному в 1807 году, Положение установило коллегиальный принцип как ограничитель власти католикоса. Некоторые решения, раньше находившиеся в ведении самого католикоса (например, назначение епархиальных епископов), теперь нуждались в утверждении императора. Положение также создало должность прокурора для наб-людения за управлением церковью, а на уровне епархий ввело консистории и духовные правления. В целом можно констатировать, что Положение, хотя и основывалось на установлениях армянской церкви, в то же время в существенных вопросах уклонялось от ее церковных канонов и традиций.

Теоретически Положение 1836 года установило баланс между внешними и внутренними требованиями Российской империи в отношении армянской церкви. На практике же правительству зачастую приходилось выбирать между двумя необходимостями, так как подчинение формальным требованиям государства имело тенденцию ослаблять престиж католикоса за рубежом. Перед правительством встал вопрос о том, сколько «произвола» оно было готово терпеть со стороны католикоса в обмен на перспективы большего влияния на зарубежных армян.

С этим вопросом был тесно связан вопрос о подданстве католикоса: подданный какой страны — России или Турции — мог обеспечить более устойчивый баланс между логикой внешнего влияния и внутреннего конт-роля. К середине XIX века сопротивление константинопольских армян полному духовному подчинению Эчмиадзину вынудило самодержавие отдать предпочтение османским кандидатам.

Российским властям пришлось потратить немало времени на восстановление связи с Эчмиадзином и обеспечение полноценного участия турецких армян в выборах католикоса. Многие зарубежные армяне были недовольны Положением 1836 года, которое создавалось без их участия и, с их точки зрения, чрезмерно ограничивало власть католикоса, за счет прежде всего вверения слишком больших полномочий Синоду. В 1843 году в ходе первых выборов после публикации Положения российское правительство продемонстрировало свою заинтересованность в участии зарубежных армян вплоть до готовности утвердить на престоле хорошо расположенного к России турецкого подданного. Константинопольские армяне решили вместо делегации послать официальный документ со своим волеизъявлением.

Армяне, находившиеся под властью Иерусалимского патриарха, последовали их примеру. В конце концов письменные волеизъявления прибыли также из Индии и Персии, а представитель Константинопольского патриарха оказался единственным иностранным подданным, лично присутствовавшим в Эчмиадзине. Тем не менее этот представитель имел полномочия говорить и голосовать за всех многочисленных турецких делегатов — таким образом иностранное участие в выборах состоялось. Похоже, что победивший кандидат Нерсес пользовался поддержкой турецких армян.

В фигуре католикоса Нерсеса (Аштаракеци), пожалуй, наиболее ярко воплотилась дилемма имперской власти — примирение внутригосударственной и внешнеполитической логики.

С одной стороны, Нерсес был опытным и, как считалось, эффективным администратором. Он основал в Тифлисе академию и в 1830 году стал первым архиепископом в новой российской епархии. Кавказский наместник Михаил Воронцов писал, что назначение Нерсеса католикосом «имело самое полезное влияние на устройство Армянской церкви и приведение дел ея в порядок».

Влияние Нерсеса за границей было еще более значительным. Несколько преувеличивая и явно стремясь оправдать его выборы в 1843 году, официальное сообщение провозглашало, что «едва разнеслась весть об избрании главы Армянской церкви, как имя Нерсеса раздалось из всех уст, повсюду: от берегов Ганга до берегов Невы, от Карпат до Иммауса». МВД приписывало Нерсесу заслугу подчинения Константинопольского патриарха и повышения иностранных пожертвований в пользу монастыря. Частично благодаря его усилиям в 1844 году Порта разрешила прямые сношения турецких армян с Эчмиадзином. Армянское общество Константинополя согласилось признать Нерсеса и накануне Крымской войны даже выразило готовность иметь постоянного нунция Эчмиадзина в своем городе.

С другой стороны, многие считали Нерсеса властолюбцем, не расположенным уважать Положение 1836 года. Начальник Кавказской администрации князь Паскевич видел в Нерсесе корысто-любивого интригана. С присоединением Восточной Армении в 1828 году он удалил его с Кавказа во внутреннюю Россию, назначив (в 1830 году) начальником новой армянской епархии в Бессарабии, хотя это удаление, кажется, не лишило Нерсеса влияния на эчмиадзинские дела. Став католикосом в 1843 году, Нерсес решительно сопротивлялся ограничениям, прописанным в Положении, противоречившим, как ему казалось, достоинству и историческим привилегиям католикоса.

Отвергая какие-либо канонические основания за Синодом, он свел его значение почти к нулю и не заполнял образовывавшиеся в нем вакансии. Он также отказался назначать новых епископов, оставляя их места вакантными, управляя через своих наперсников и полностью распоряжаясь их доходами. Архиепископ Нахичеванский горько жаловался в Санкт-Петербург на то, что католикос, рассматривая все «с точки зрения азиатского самовластия», совершенно не считался с Положением: «Неповиновение Патриарха законам есть источник всех беспорядков и бедствий, как в моей Епархии, так и в Армянском Духовенстве в России вообще». Поддерживая мнение архиепископа, МВД согласилось, что «неограниченное самовластие Патриарха Нерсеса проявляется во всех его действиях». С этой точки зрения государство приобрело католикоса, пользовавшегося уважением за границей, но плохо управляемого «дома». Иными словами, Нерсес, как впоследствии и его преемники, понимал должность и предназначение католикоса иначе, нежели самодержавие, считавшее его государственным служащим, ограниченным законом и коллегиальной формой управления». Показательно, что Нерсес умер с пером в руке, над недописанной петицией на имя министра внутренних дел, в котором речь шла о защите прав католикоса.

Однако, несмотря на все эти трудности внутригосударственного характера, международная ситуация выдвинула на передний план внешнеполитический аспект. В результате Крымской войны к моменту смерти Нерсеса, в 1857 году, связи между Константинополем и Эчмиадзином вновь оказались прерваны, а Порта с еще большим подозрением относилась к русскому вмешательству. Более того, западные державы, пользовавшиеся значительным влиянием на Османскую империю, все активнее стремились вовлечь ее армянское население в сферу своего воздействия отчасти для того, чтобы заблокировать распространение России на юг.

Западные миссионеры начали появляться даже на восточных окраинах Анатолии и в Персии, обращая армян в католицизм и протестантизм. В 1874 году российский посол Н.П.Игнатьев описывал, как в 1850—1860-е годы под руководством Франции и Британии протестанты и католики делали все возможное для того, чтобы распространить среди армянского населения недовольство Положением 1836 года, подорвать его связи с Эчмиадзином и духовно подчинить его Сису, находившемуся в Турции. В 1857 году наместник А.И.Барятинский писал: «Или армяне (Турецкие) бросятся в наши объятия, или обратят свои желания и симпатии к какой-нибудь другой державе».

В этих условиях имперские чиновники видели больше преимуществ в наличии на патриаршем престоле османского подданного, способного удовлетворить константинопольских армян. Когда это сообщество поддержало Матеоса (Чухаджяна), предыдущего Константинопольского патриарха, Санкт-Петербург не стал препятствовать константинопольской общине, а она воспользовалась своим перевесом — 90 голосов — в избирательном собрании в Эчмиадзине.

Даже несмотря на отрицательные оценки Матеоса, полученные из российского посольства в Константинополе, император его утвердил в звании католикоса. Таким образом, в 1858 году, впервые за пятьдесят лет, католикосом стал османский подданный. Описывая реакцию властей, армянской общины и разных делегаций в Тифлисе, куда Матеос прибыл после избрания, директор канцелярии кавказского наместника писал: «Вообще его избрание рассматривают как торжество нашей политики на Востоке... Есть лица, утверждающие, что настоящее избрание составляет для России широкую победу, стоящую по своему значению, быть может, выше всего, что она приобрела оружием».

Однако, с точки зрения внутригосударственной, правление Матеоса было еще более «произвольным», чем предыдущее. Как и Нерсес, Матеос отвергал принцип коллегиального управления и назначал епископов без одобрения правительства. Его отношение к Положению 1836 года стало очевидным, когда он предложил новые правила, направленные на обеспечение католикосу независимости от светской власти, уничтожение Синода в пользу сугубо консультативного совета. Монахи Эчмиадзина также жаловались на нарушения Матеосом церковных правил, продолжал католикос и борьбу с епископом Нахичеванским. При нем противоречие между внутригосударственной и внешнеполитической логикой рассмотрения армянской церкви особенно обострились: влияние Эчмиадзина в Константинополе напрямую зависело от готовности имперского правительства пренебречь своими собственными законами и позволить католикосу управлять, полагаясь на исторические установления апостольской церкви.

Между тем ситуация в Османской империи в начале 1860-х годов сделала еще более очевидной необходимость укрепления связей между католикосом и зарубежными армянами. Особенно щекотливой эта задача выглядела теперь применительно к константинопольской общине, к 1863 году добившейся (на основе реформаторского декрета хатти-и хумаюн от 1856 года) утверждения новой «конституции» (Сахманатрутьюн), регулировавшей ее самоуправление.

Российское правительство было настолько озабочено последствиями обретения турецкими армянами нового статуса и их возможной переориентацией на сисского католикоса, что даже серьезно обсуждало возможность пересмотра Положения 1836 года с участием армян — иностранных подданных — и согласования его с канонами армянской церкви.

Посол Игнатьев взывал из Константинополя: «Теперь, когда вековое верование армянско¬го народа в защиту и покровительство России начинает колебаться... — теперь, более чем когда-либо, становится необходимым устранить всякие причины, могущия охлаждать к нам доверие на-родностей, которых покровительство было, в продолжение стольких веков, нашим политическим символом на Востоке». Соответственно, после смерти Матеоса в 1865 году даже МВД высказалось за желательность турецкого католикоса.

В то же время имперское правительство начало обращать более пристальное внимание на детали участия в выборах армян из Турции, особенно в свете значительных изменений в организации турецкого сообщества. Еще до войны новое поколение армян, получивших образование во Франции, заняло более активную позицию в общественных делах и начало оспаривать преимущества традиционной армянской знати (амир) при принятии коллективных решений. В результате получения Сахманатрутьюна от султана «молодые армяне» смогли сломить клерикальный контроль и, следовательно, амирское господство в миллете.

В то время как Сахманатрутьюн консолидировал управление армянами всей империи в Константинополе, сами армяне все более европеизировались, а их сознание национализировалось по сравнению с более традиционным сознанием армянской аристократии.

Терпение и упорство Игнатьева помогли предотвратить отпадение турецких армян от Эчмиадзина, но вслед за этим успехом возникла новая опасность: воспользовавшись большим числом ар-мянских епархий в Османской империи, константинопольское общество могло распространить новую идеологию среди российских армян, ценившихся российскими властями за свою аполитичность.

По этой причине российское правительство стало искать возможности увеличить участие в делах общества более прорусски настроенных османских армян, живших вне столицы. Исторически сложилось, что съезд османских армян, на котором обсуждалась фигура нового католикоса, устраивался в Константинополе. Именно его община удерживала почти полный контроль над этим процессом, и Сахманатрутьюн 1863 года лишь укрепил эту монополию. Один или два представителя, делегировавшиеся турецкими армянами в Эчмиадзин, имели право голосовать от лица всех армянских епархий Османской империи. Учитывая, что российский император, желая привлечь турецких армян, опасался отвергать кандидата, получившего большинство голосов, можно констатировать, что выборы католикоса происходили в Константинополе в той же мере, что и в Эчмиадзине, а армяне, проживавшие за пределами османской столицы, играли в них в лучшем случае ограниченную роль.

Санкт-Петербург признавал этот факт и высоко ценил способность своего посольства в Константинополе создавать консенсус среди тамошних армян вокруг кандидатуры наиболее желательного кандидата. Так, по словам Игнатьева, в 1866 году «громадных усилий» стоило уничтожить влияние профранцузской партии и достигнуть единодушного избрания предпочитаемого Россией Кеворка, который был позже избран и в Эчмиадзине. Но начиная с 1860-х годов Петербург стал искать возможности сломить константинопольскую монополию путем привлечения армян из провинции, учитывая опасности, проистекавшие из усиленного западного влияния на столицу. Например, в 1865 году МИД нашел необходимым, чтобы правительство «гарантировало чрез посольство наше в Константинополе доступ к выборам в Эчмиадзин депутатов от всех армянских епархий в Турции для того, чтобы таким образом воля народа выражена была не одной Константинопольскою партией, а большинством нации». Все же только в 1884 году правительство принялось настаивать на этом принципе, объявив, что любой делегат или документ из Константинополя будет воспринят как выражающий волю лишь константинопольской епархии, а не всех османских армян.

(Продолжение следует)

Бакинский рабочий.- 2013.- 6 февраля.- С.5-6.