Геополитический патернализм: к дискуссиям о внешнеполитической ориентации Армении

Решение президента Армении С.Саргсяна о вступлении в Таможенный Союз подвело черту под многолетней дискуссией о долгосрочной внешнеполитической ориентации этой страны. Как и любое значимое событие на Южном Кавказе, это решение в Армении рассматривается исключительно как результат неких «геополитических игр» региональных и мировых держав, желающих усилить свои позиции в регионе. Естественно, что часть армянских политиков и аналитиков, принадлежащих, условно говоря, к «прозападному» лагерю, обвиняют во всем Россию и критикуют Европу за недостаточную поддержку. Другая же часть — т.н. «пророссийский» лагерь — выпячивая роль России в обеспечении безопасности, вовсю расписывают преимущества евразийской интеграции для экономики Армении. Однако, несмотря на кажущуюся противоположность позиций «прозападного» и «пророссийского» лагерей, их связывает одна общая особенность — глубокое неверие в дееспособность Армении в случае отсутствия внешней опеки. Здесь стоило бы, отвлечься и напомнить о том, что Э.Саид, известный американский интеллектуал арабского происхождения, в своем классическом труде «Ориентализм», анализируя взаимодействие двух неравноправных акторов на примере истории отношений Запада и Востока, подробно исследовал причины возникновения похожих дискурсов. Он одним из первых привлек внимание к теперь уже общепризнанному факту, что в таких различных бинарных оппозициях, как «колонизатор — колонизируемый», «цивилизованный — нецивилизованный», «центр — периферия» и даже «мужчина — женщина», традиционное доминирование обусловлено не только и не столько самим существованием социально-экономического, культурного или иного превосходства, но и идеей о предопределенности и незыблемости такого превосходства. Именно, наличие такой идеи позволяет одному из акторов становиться еще сильнее, препятствуя, как правило, возникновению любого другого независимого взгляда на объект доминирования, и в этом случае не только весь остальной мир, но и сам объект доминирования начинает смотреть на себя глазами более сильного актора. На постсоветском пространстве этот дискурс обычно проявляется в виде столкновения в медийном и экспертном пространстве двух радикальных мнений: одни полагают, что всеми своими достижениями бывшие республики обязаны СССР (или России как правопреемнику), другие считают, что причины любых сегодняшних трудностей этих же республик лежат либо в недавнем советском прошлом, либо их основа была заложена еще в период царской России. Для сторонников последней точки зрения, поиск путей решения нынешних проблем естественным образом начинает превращаться в поиск новых геополитических покровителей. Негативным моментом, который объединяет эти две точки зрения, является попытка (вольная или невольная) фактической легитимизиции «объектности» страны, путем переложения части ответственности за ее судьбу на внешние силы. Подчиненное положение страны при таком подходе начинает осознаваться обществом не как результат реальных, хотя и неравных, отношений, а как нечто естественное, независимое от текущей внешнеполитической ситуации. Конечно, в силу исторических условий, вовлеченность (в отличие от вмешательства) России в дела какой-либо постсоветской страны носит объективный характер, однако эта «вовлеченность» вряд ли должна исходить из того, что постсоветские страны без покровительства или союза с Россией просто попадут под контроль других региональных и мировых держав. Такой взгляд, который, кстати, является далеко не редкостью для представителей российского истеблишмента, практически игнорирует субъектность бывших советских республик, априори подразумевает, что эти страны являются некими пассивными объектами, а их элиты должны смириться с такой незавидной ролью. К сожалению, при таком подходе дипломатия любой бывшей союзной республики начинает оцениваться лишь в двух категориях: «за» или «против» России (Запада). Вообще-то, истинный плюрализм (в любой сфере) означает, что имеется не одна (монизм) и не две (дуализм), а множество позиций и возможностей, и было бы наивным сводить «геополитический» плюрализм к неизбежности окончательного выбора между Россией и Западом или иным центром притяжения. Вряд ли такая жесткая постановка вопроса соответствует долгосрочным интересам любых акторов, но еще хуже, если такого подхода начинают придерживаться элиты остальных постсоветских стран, фактически тем самым оправдывая собственную несостоятельность. Также бесперспективными выглядят попытки ряда стран «играть» на существующих геополитических противоречиях, превращая такой важный атрибут суверенного государства, как самостоятельная внешняя политика, в заложника сегодняшних взаимоотношений между ведущими акторами. Ситуация осложняется тем, что, если раньше на протяжении столетий Москва служила для национальных окраин естественным объектом восхищения, лучшим образцом для подражания и единственным каналом выхода во внешний мир, то сегодня у бывших союзных республик, находящихся на стадии осознания собственных геополитических интересов и активного строительства национальных государств, появилась возможность поиска альтернативных союзников и партнеров. В роли одной из таких альтернатив, выступает условный Запад, у которого имеются не только собственные взгляды на будущее постсоветского мира, но и собственные стереотипы относительно новых независимых стран. В этой связи заметим, что пресловутое противостояние Запада и России, являющееся реликтом холодной войны, само по себе есть свидетельство того, что постсоветская эпоха, во всяком случае, в геополитике далеко еще не завершена. Наиболее ярко это проявляется в сфере развития транспортной и энергетической инфраструктуры, когда, например, любой крупный энергетический проект в бассейне Каспийского моря вместо того, чтобы рассматриваться в терминах «экономической конкуренции», в первую очередь преподносится как составная часть усилий Вашингтона и Брюсселя по выдавливанию Москвы из региона. Чаще всего целесообразность окончательного «геополитического выбора» оправдывается необходимостью обеспечения национальной безопасности, быстрого экономического развития или наличием неурегулированных конфликтов. Можно напомнить о том, что до экономического кризиса часть постсоветского мира определенные надежды возлагала на перспективы интеграции со странами Европейского Союза, сегодня об интеграции говорят еще и в контексте формирования Евразийского Союза, создание которого активно продвигается Россией. Вступление стран в различные союзы — обычное явление в человеческой истории, но можно ли в современных условиях стать равноправным членом какого-либо союза, если в общественном сознании все еще проявляются рецидивы постсоветского мышления, воспринимающего собственную страну фактически в качестве объекта международных отношений? Что касается Армении, то для политической мифологии этой страны, как верно замечает российский этнопсихолог С.Лурье, понятие «буфер» (в геополитическом смысле — Г.П.) является одним из центральных, а в Армении до сих пор убеждены в том, что «державы» видели, видят и будут видеть ее, только, в таком качестве, и вопрос лишь в том, каковы функции этого «буфера». Возможно, такая тяга к своеобразному «геополитическому патернализму» когда-то и имела практическое значение, однако, сегодня, спустя более чем 20 лет после обретения независимости, подобная добровольная «самобуферизация», став неотъемлемой частью этнического самосознания и самоидентификации, существенно деформирует систему национальных приоритетов Армении, как суверенной страны. Надо полагать, что такое положение дел вполне устраивает и внешних акторов, т.к. открывает им широкий простор для всевозможных геополитических манипуляций этим государством, и, как следствие, всем Южным Кавказом. Очевидно, что несовпадение национальных интересов внешних сил существенно затрудняет урегулирование главной региональной проблемы — конфликта между Арменией и Азербайджаном вокруг Нагорного Карабаха. В такой ситуации возникает естественный соблазн решить собственные проблемы, перейдя на сторону одной из внешних сил, однако можно ли стать победителем в такой игре? Как показывает исторический опыт, скорее можно потерять независимость, что практически и произошло, когда страны Южного Кавказа, ставшие свободными в 1918 году, вскоре потеряли свой суверенитет. Распад Союза подвел черту под временным «этническим перемирием» между Арменией и Азербайджаном, но вместе с тем дал нашим странам еще один шанс попытаться самостоятельно решить эту проблему. Периодически возникающее у сильных акторов желание «подтолкнуть» ту или иную постсоветскую страну к выбору геополитических приоритетов вполне объяснимо. Однако, Азербайджан и Армения обречены на самостоятельный поиск рациональных моделей сосуществования, и чем меньше будет в таких моделях элементов «геополитического патернализма», тем лучше для обеих стран.

Гюльшан ПАШАЕВА

Бакинский рабочий.- 2013.- 18 сентября.- С.4