Новаторский театр Тофика Кязимова

В эти дни режиссеру Тофику Кязимову исполнилось бы 90 лет, и, отдавая дань признательности его свершениям и его памяти, мы в который раз повторяем, что он однозначно признан новатором театра.

С момента его прихода в Азербайджанский государственный драматический театр в конце пятидесятых годов прошлого века, а тем более с 1964 года, когда он стал его главным режиссером, все его постановки воспринимались как события не только в театральной, но и культурной жизни города и республики. На них трудно было достать билет, о них писали, их обсуждали профессионалы и дилетанты, они никого не оставляли равнодушными.

«Визирь Ленкоранского ханства» М.Ф.Ахундзаде, сделанные на уровне мировой современной режиссуры «Мертвецы» Джалила Мамедкулизаде, «Антоний и Клеопатра» и «Буря» В.Шекспира, «Васса Железнова» М.Горького, «Меч и перо» М.С.Ордубади, «После дождя» Б.Вагабзаде, «Не могу забыть» Ильяса Эфендиева, «Лето в городе» Анара... Каждый спектакль зрители и критика оценивали как новое слово в драматургии даже тогда, когда речь шла о классических произведениях, — настолько необычными были замысел постановок и их режиссерская стилистика.

Феномен режиссера

По сей день театроведы пытаются исследовать феномен режиссера Тофика Кязимова, и, понимая, что творческий процесс практически не поддается анализу, тем не менее, в общих чертах определили слагаемые успеха этого замечательного мастера. В чем же они?

Вряд ли можно сказать, что, начиная работать режиссером в Азербайджанском государственном драматическом театре, Тофик Кязимов смотрел на себя как на реформатора или революционера, задавшегося целью сломать устои этого прославленного коллектива или перечеркнуть традиции, заложенные известными корифеями. Просто он пришел туда со своим богатейшим запасом знаний о деле, за которое взялся, переполненный эмоциями и, можно даже сказать, амбициями в лучшем смысле этого слова, продиктованными временем и родившимися в его творческом воображении идеями.

Он достаточно ясно представлял, что именно сегодня нужно театру и зрителю-современнику, и готов был самозабвенно осуществлять многочисленные замыслы, а это уже было залогом успеха...

Годы постижения Тофиком Кязимовым основ и горизонтов профессии, начало его театральной карьеры выпали на период «хрущевской оттепели», которая коснулась далеко не только творческой интеллигенции и учреждений культуры. Практически все общество тогда как бы проснулось от долгой спячки, в которую его ввергли условия тоталитарного режима. Теперь люди не уходили от «трудных» тем, а, наоборот, искали ответы на многие жгуче волновавшие их вопросы о жизни, о том, что с нами произошло, и были счастливы увидеть вокруг правду о самих себе.

Новшества периода оттепели, пришедшие с ней перемены, раскрепостившие наше общество как нельзя более импонировали свободолюбивым взглядам Тофика Кязимова, этого талантливого юноши, который всегда мечтал работать в условиях творческой свободы.

Я не случайно говорю о раскрепощении — как ни дерзко звучит это в наши дни, но многие факты сами говорят за то, что о стремлении избавиться от пороков советского общества, от унижающих стереотипов Тофик Кязимов помышлял с юности. Его отец — Самед Гаджи Ахмед оглу Мансуров (Самед Мансур) умер в 1928 году, когда Тофику было всего пять лет. Он был прекрасным актером, дружил с Узеир беком, Ахвердиевым, Сарабским, участвовал в театральной жизни, сочинял пьесы, инсценировал прозу, писал стихи, в которых ратовал за необходимость стремиться к справедливости, сохранение чести и достоинства, духовное раскрепощение личности.

Вслед за пытливыми единомышленниками отца Тофик внутренне недвусмысленно клеймил власть и призывал к свободе от устанавливавшихся ею порядков, и уже ребенком, свято веря в смелые идеи отца, сочинения которого воспринимал как завещание и бережно хранил рукописи, хотя понимал, что это чревато опасностью. Хранил до своей кончины, так и не узнав, что в 1993 году писатель Анар подготовил их к изданию, и они опубликованы. В том числе и то, которое Самед Мансур специально написал для маленького сына.

Зная об этом, понимаешь, что свои лучшие качества и взгляды — передовые, прогрессивные, гуманистические, как и любовь к театру Тофик Кязимов унаследовал от отца на генетическом уровне.

Уже с раннего возраста он любил раз-ыгрывать сценки и спектакли с соседями по улице, выражая таким образом обуревавшие молодежь чувства. И это оказалось не детской забавой, а заявкой на дело жизни, на профессию, предоставившую возможность и дальше выплескивать наружу себя, обнажая свои самые лучшие человеческие черты, ведя с окружающими постоянный диалог о жизни, всегда имея, что сказать благодаря начитанности, наблюдательности и способности размышлять.

В 19 лет, в разгар Великой Отечественной войны, Тофик отправился на фронт, откуда возвратился из-за ранений — в ногу и в руку. Оправившись, поступил в Бакинский театральный техникум, где учился у знаменитого Александра Туганова, занимался актерской практикой.

Когда Тофик Кязимов поступил в Московский государственный институт театрального искусства (ГИТИС), его сразу заприметили выдающиеся педагоги Алексей Дмитриевич Попов и Мария Осиповна Кнебель. Они, как и другие, гордились талантливым эрудированным юношей и, выделяя его, ценя за любознательность и трудолюбие, готовы были ежедневно вести многочасовые диалоги с ним, отвечая на самые замысловатые творческие вопросы и анализируя неординарные ситуации.

Им в те времена и в тех условиях было о чем поговорить. На смену культу личности, а значит, помпезному стилю и пафосу возвеличивания «героев того времени» в литературу, архитектуру, кино и театр приходила правда жизни с ее полутонами и человеческими проблемами, и вузу, готовившему актеров и режиссеров, предстояло перестроить методику подготовки студентов, систему приемов формирования их отношения к профессии.

Интеллект, кругозор, неординарное мышление, полет творческой фантазии и многие лучшие качества оказавшейся на авансцене плеяды молодых режиссеров, таких как Георгий Товстоногов, Андрей Гончаров, Юрий Любимов, Олег Ефремов, Марк Захаров и их однокашник Тофик Кязимов, буквально ошеломили общество стихией новаторства и захлестывавших творческую молодежь идей.

Чтобы разобраться в вызванных к жизни тенденциях, по-новому прочитывать драматургический материал, искать нестандартные, нетрадиционные средства выразительности, они настраивались на постоянный поиск. Они буквально провоцировали приход новых озарений, вводя в оборот театральной жизни новые актерские имена — талантливых лицедеев, способных в современных условиях и в рамках нынешней стилистики выполнять новые задачи и находить новые формы.

Тофик Кязимов был разносторонне образованным человеком и в своей профессии стал личностью выдающейся.

Не удивительно, что в Баку он приехал переполненный впечатлениями от общения со знаменитыми наставниками и самыми высокими образцами сценического искусства, одержимый современными идеями, испытывая жажду деятельности. Как человек высокой культуры и эрудиции, остро чувствовавший современность, он привнес на театральные подмостки много нового, того, что отвечало интересам его соотечественников в те непростые годы.

Почему его работы называли новаторскими? Обладая уникальными познаниями и даром ставить их на службу своей профессии, он был нацелен на поиск не просто выразительных средств, но более всего проблем, которые заслуживают внимания театра и интересны обществу. Он не мог смотреть на драматургический материал как на догму — главным для него была идея. Его никак не отнесешь к режиссерам, которые выстраивали мизансцены и озадачивали актеров, следуя за автором пьесы. Кругозор, гражданская позиция позволяли ему по-своему прочитать пьесу, понять ее подтекст, зацепить, как говорится, зрителя за живое.

Выявив то, что, по его мнению, соответствовало потребностям дня, он расставлял акценты спектакля именно в соответствии с этой задачей.

За его емкими определениями всегда хочется разглядеть детали, позволяющие узнать, как это делалось, и я обратилась за разъяснениями к профессионалу, бывшему студенту Тофика Кязимова, отлично усвоившему науку учителя и по достоинству оценившему его талант — профессору Фикрету Султанову.

— За пять лет моей учебы (1961—1966), — рассказал он, — у нас было много возможностей общаться с профессором и узнать его отношение не только к нашей профессии, но и к жизни. Главным в творчестве нашего мастера я считаю то, что он научился по-новому прочитывать классические да и современные произведения, менять прочно устоявшееся в сознании многотысячных зрителей отношение к героям и событиям.

Было немало случаев, когда по пути от пьесы к спектаклю (с согласия авторов) материал менялся кардинально благодаря видению темы режиссером. Его усилиями подчас разрастались диалоги, второстепенные роли оказывались чуть ли не главными, а посредственные пьесы превращались в нашумевшие, популярные спектакли.

— Каким он был на занятиях?

— Разным! Чаще взрывным, импульсивным, иногда нетерпеливым. Но как он объяснял задачу, как показывал! Он мог выкладываться, когда видел, что «материал» поддается лепке, и вскипеть, если его не понимали. Впрочем, долго сердиться не мог, быстро отходил — удача подопечных всегда его обескураживала, вернее успокаивала. Требовательный, высоко ценивший дисциплину, он был в то же время и демократичным. На репетициях всегда была непринужденная обстановка — из руководителя он превращался в партнера. Это раскрепощало актеров, помогало им чувствовать себя свободно.

А вот что рассказал режиссер Эльдар Кулиев:

— Тофик Кязимов носил в себе сказочно яркий мир, он, как правило, удивлял неожиданными, непредсказуемыми, порой парадоксальными решениями, потому что не принимал стереотипов и банальности. Знаете, раскрепощая зрителя от духовного мещанства, стараясь поднять его над повседневностью, он избегал подчеркнутого «биологизма», во главу угла ставил психологические задачи, что требовало глубинного метода работы с актерами. Он был интересен своей непредсказуемостью, умением сотворить нечто дерзкое, способное всколыхнуть тихую заводь, взбудоражить воображение окружающих.

В его постановках все было продумано и учтено до мелочей: с одной стороны, он освобождал сцену от деталей быта, а, с другой, делал так, что каждая оставшаяся подробность жизненной обстановки носила смысловую нагрузку и участвовала в действии — колоритом, гармонией с остальными предметами и всеми компонентами спектакля, «работала» на замысел.

Он любил работать с молодыми актерами

Имевшее ошеломляющий успех шекспировское полотно «Антоний и Клеопатра» Тофик Кязимов поставил с корифеями театра Окюмой Курбановой и Али Зейналовым, и они не подвели молодого режиссера. События, происходившие в первом веке до нашей эры, они разыграли не только по всем правилам сценического искусства, но и свежо, пронзительно, проникновенно, доставив огромное наслаждение не только зрителям, но и самим себе. Предоставив участникам действия возможность привнести на сцену правду чувств и кипение страстей, вылепить необычные характеры, режиссер-постановщик выпукло показал величие шекспировского гуманизма и жестокость исторических противоречий.

Спектакль «Антоний и Клеопатра» зазвучал мощнее и ярче от того, что при его постановке Тофик Кязимов пригласил в качестве соавторов мощную команду единомышленников, наших прославленных мастеров — композитора Кара Караева и художника Таира Салахова.

Особенно прославился Тофик Кязимов умением открывать новые имена в театре. Работая в Театральном институте, он зорко приглядывался к молодой поросли, выбирая для своих театральных постановок студентов, участвовавших в учебных спектаклях будущих режиссеров. Старожилы помнят, сколько толков вызвало приглашение в 1964 году 18-летней Амалии Панаховой на роль Наргили в спектакле «Ты всегда со мной» Ильяса Эфендиева. В труппе было много актрис, которые не сомневались, что роль достанется им, но кто мог возразить главному режиссеру, когда он решил пригласить в театр ровесницу главной героини с ее неподдельной наивностью и искренностью!

И уж поистине шок вызвало решение главрежа поручить роль королевы Гертруды из шекспировского «Гамлета», матери главного героя... юной студентке Шафиге Мамедовой.

Вообще «Гамлетом» Тофик Кязимов удивил многих: в спектакле огромную роль играли музыка Кара Караева и художественное оформление Таира Салахова, но тем не менее это было произведение Тофика Кязимова с его особой атмосферой и выразительным строем, с гармоничной гаммой, привлекавшей изысканной простотой, не похожее на многое из того, что делалось до него.

Весьма удивило и распределение ролей — большинство участников составляла молодежь, а на главную роль был назначен Гасан Турабов, до того времени не делавший заявок на ведущее положение в труппе.

В этом шаге главного режиссера прочитывалось желание поломать традицию, при которой в театрах как правило подолгу выдерживали молодых артистов на положении балласта и полустажеров, годами не используя их потенциальные возможности.

Установилась некая традиция, по которой, активно работая над собой в годы учебы, приучаясь дерзать, добиваться высоких результатов, студенты-выпускники по приходе на работу оказывались в положении униженных просителей. А тут Тофик Кязимов делал заявку на появление плеяды молодых актеров, которые в рамках классического театра будут работать в его — остросовременной и необычной — манере.

Он помогал им с первых шагов в театре освоить его методику, включиться в творческий процесс, загрузить себя до отказа и стремиться к постижению самых сложных тайн профессии.

На этом пути ему было очень нелегко, но он не искал проторенных путей, а, точно зная, чего хочет, в конечном счете оказывался прав и выигрывал.

Вот, скажем, такой пример: пресса, критика, отмечая тогда, что Турабов в роли Гамлета многого добился в сфере чувств, но «ему не хватает интеллектуальной широты и углубленности мысли», тем не менее вполне согласилась с тем, что проделанная огромная и во многом успешная работа стала для молодого актера путевкой в жизнь. Освоив под руководством прозорливого мастера сложнейший материал, он впоследствии стал ведущим актером театра и кино.

А разве не отрадно сознавать, что сегодня, спустя десятилетия, за которые на сценах мира было осуществлено много постановок шекспировского «Гамлета», профессионалы пришли к выводу, что не смогли по достоинству оценить спектакль Тофика Кязимова, уже тогда намного опередивший время!

Режиссер понимал, что приглашение молодых исполнителей на весьма сложные роли обязывало его ко многому, но скрупулезная работа с актерами как раз и была одним из увлечений мастера, и вел он ее виртуозно. Недаром для многих актеров театра — Фуада Поладова и других — самыми незабываемыми впечатлениями стали репетиции с Тофиком Кязимовым, которые он проводил совершенно неподражаемо. Он буквально лепил образы персонажей из малоопытных коллег, извлекая из глубины их возможностей самые нужные черточки и детали, позволяя испытать удовлетворение от достигнутого наконец результата.

— Это были трудные, но незабываемые дни, — с волнением рассказывает народная артистка Азербайджана, лауреат государственных премий СССР и Азербайджана, профессор Шафига Мамедова. — В Театральном институте меня с моим мощным меццо-сопрано готовили по индивидуальной программе как вокалистку, и мне было уготовано место в оперном театре. Просто я принимала участие в студенческих спектаклях ребят-режиссеров, занимавшихся в мастерской Тофика Кязимова. Там он меня и приметил. Нетрудно было догадаться, что ему хотелось заполучить в свой театр актрису с моими данными — вот он и поспешил дать мне весьма заманчивую драматическую роль Гертруды.

Что и говорить, задача была не из простых, но ведь, давая роль, он был готов помогать к ней подступаться...

Это сейчас можно включить видеомагнитофон и крутить записи самых знаменитых исполнительниц, чтобы потом воспроизвести их на свой манер — у нас таких возможностей не было — да и зачем? Сложнейший процесс постижения характера героини, когда разбираешься в каждом ее поступке, ищешь жест, который может охарактеризовать ее чувства, состояние, отношение к партнеру — о, что это за муки! Их можно назвать сладкими только много лет спустя, когда отступают сомнения, когда появляется хоть какая-то уверенность в том, что найден нужный образ, что выверены и вошли в плоть и кровь детали, гармонирующие с замыслом режиссера и соответствующие духу всей постановки...

Собственно, с тех пор я и связала судьбу с драматическим театром, распрощавшись с мечтой об опере, и, став единомышленницей режиссера, его актрисой, как тогда говорили, освоила достаточно обширный репертуар, испытала подлинное признание публики.

Мы много работали, понимая друг друга с полуслова, я стала как бы частью его школы — отмеченной поисками неординарных решений и нестандартных подходов, изысканным вкусом, интеллектом и подлинной интеллигентностью.

— Вы рассказываете о творческой идиллии, а широко известно, что в те годы в театре появилось много проблем? — говорю Шафиге ханум.— Не получая роли в самых выигрышных постановках Тофика Кязимова, иные заслуженные деятели сцены подолгу оставались не у дел и, не желая мириться с простоями, которые они воспринимали как неуважение к их заслугам, устраивали разносы, жаловались — это наверняка отражалось на обстановке и результатах творческого процесса...

— Было такое, было, но мне вовсе не хочется сегодня говорить об этих событиях. Они заставили много поволноваться Тофика Кязимова, внесли немало раздоров и смуты, но пользы не принесли — изменить творческое кредо талантливого мастера с помощью парторганизации могли пытаться только люди несамокритичные и избалованные — разве нет?

Я считаю, что у мастера всегда должно быть право на свое мнение, на выбор. В театре работали и другие режиссеры — можно было играть у них...

В те времена уже было создано немало именных театров в других городах — антрепризные или просто подвальные, обратившие на себя взоры утонченной публики и ставшие местом притяжения самых тонких ценителей прекрасного, и Тофик Кязимов заслужил право на нечто подобное, свое. Увы, в условиях социалистической системы ему никто не мог позволить создать собственный театр в рамках национальной государственной структуры, где он имел бы возможность отбирать к постановкам те пьесы, которые соответствуют его вкусам и пристрастиям, назначать на роли актеров, способных воплотить его замыслы. От этого и страдал.

Последнее десятилетие он мало ставил, случались и проходные спектакли. Все говорил, что ищет пьесу, а дело скорее всего было в ограничении творческой свободы — не случайно же незадолго до кончины он в сердцах сказал мне:

— Надо было уйти хоть в подвал...

Мастер такого уровня — достояние республики. Он имел право на свой театр, на свое видение драматургии и состав труппы, но время для такой свободы тогда еще — увы — не пришло.

Зато ушел он. Из жизни...

«Талант обречен на одиночество»

О том, каким был знаменитый режиссер в кругу семьи, рассказала его младшая дочь Лала Кязимова.

— Для справки скажу, что папа женился в 1956 году. В 1957 году родилась его старшая дочь Айтен, в 1960-м — я. Мама, Рена ханум, закончила Московский архитектурный институт, Айтен — Московский институт имени Мориса Тореза, я — Азербайджанскую консерваторию. Сейчас мама работает в Институте архитектуры и искусства АН Азербайджана, Айтен — в Стамбуле. Все мы — кандидаты наук. Мама — автор нескольких книг, заслуженный архитектор Азербайджана, кавалер ордена «Шохрат».

— Каким вспоминается вам Тофик бей?

— Вспоминается... Нет, он не вспоминается, он всегда с нами... С того самого рокового дня 2 августа 1980 года, когда, провожая нас на отдых в пансионат у озера Гейгель, папа погиб в автомобильной аварии, он как бы живет рядом с нами. У нас была очень дружная, теплая семья, и поверить в то, что это ушло безвозвратно, невозможно. Как забудешь вечера, когда, устроившись с ним в обнимку на диване, мы делились своими впечатлениями от пройденного дня или от прочитанной книги; когда он — ласковый, нежный — в подробностях рассказывал о новых замыслах, фантазируя у нас на глазах, зачитывая отрывки из записной книжки или выразительно показывая мизансцены будущих спектаклей?

Он был поборником дисциплины, к чему приобщал и нас, но, зная его внутреннюю мягкость, доброту, мы никогда его не боялись, даже могли шкодить. Очень занятой, тем не менее был заботливым, находил душевные силы и время на всех — родственников и знакомых, всегда готов был оказать помощь.

Любил красиво одеться — подтянутый, элегантный, он никогда не выглядел нарочитым модником или пижоном — естественность ему была присуща во всем.

Был человеком открытым, не замкнутым, но раскрывался далеко не перед всеми. А уж тем более в том, что касалось неприятностей, которыми театральные будни «обеспечили» его сполна.

Сейчас я понимаю, как это важно, что у него была потребность делиться успехами и огорчениями с женой — единственным искренним и преданным душеприказчиком — и как хорошо, что это приносило ему облегчение. По сути же в том, что касалось главного дела его жизни, творчества, он во многом был одинок. Вот и слова «Талант обречен на одиночество» выделил в дневнике»...

Да, добрый, гуманный, приветливый по натуре человек — он многого не мог обнаружить на людях, но наедине с собой правду этого постулата испил сполна и ушел из жизни, веря в нее.

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Бакинский рабочий.- 2013.- 30 января.- С.4-5.