«Армянская традиция» и тайны алфавита Маштоца

В научной литературе, посвященной изучению древней истории региона Малой Азии, исследователи часто употребляют такое выражение, как «армянская традиция», «в армянской традиции» или «согласно армянской традиции».Что же это такое — «армянская традиция»? И может ли историческая наука развиваться в соответствии с интересами чьих-то национальных традиций?Прежде всего, необходимо отметить, что данная «традиция» в действительности сформировалась на фольклорной базе народа хай, на который, в силу исторических причин, было преренесено понятие «армяне/арменийцы», некогда использовавшееся в отношении всего многонационального населения высокогорий Восточной Анатолии. Из сочинений и переводов, сделанных на хайском языке, постепенно складывалась обособленная и специфичная информационная среда, в центре которой находился национальный хайский фольклор. Со временем в отношении этой среды (по региону ее происхождения) стало употребляться популярное определение «армянская».Понятие «армянская традиция» стало распространяться в литературе относительно недавно, с середины XVIII столетия, как призванное обозначить феномен проникновения в историческую науку многочисленных хайских сочинений фольклорного происхождения, не имеющих, однако, под собой строго научной доказательной основы. Но, несмотря на откровенные противоречия, в которые «армянская традиция» зачастую вступала (и продолжает вступать) с исторической наукой, тем не менее, ей были предоставлены эксклюзивные права на присутствие в академическом и популярном пространстве Европы и России, что было обусловлено, прежде всего, причинами геополитического характера.Большое значение имело также и то, что отличительной особенностью «армянской традиции», является ее насыщенность сведениями религиозного характера, имеющими приоритетное значение для всего христианского мира.Подавляющее большинство хайских источников, относимых «армянской традицией» к раннехристианскому и средневековому периоду, посвящены религиозной тематике. В них содержатся обильные ссылки на имена раннехристианских миссионеров и на деяния, совершенные во имя христианских ценностей. И хотя упоминаемые события и обстоятельства далеко не всегда согласуются с историческими данными, значимость преподносимого в них религиозного содержания для христианского мира не позволяет отвергать их полностью. Но в то же время, ученые не могут рассматривать подобные сочинения наравне с другими историческими источниками, предоставляющими сведения, достоверность которых доказана научными исследованиями.Более того, существенной особенностью «армянской традиции» является то, что значительная часть информации, имеющей отношение к древнему периоду истории хаев, находится в источниках, локализованных в пределах самой «традиции», содержание которых не подтверждается никакими другими историческими свидетельствами и представлена сведениями мифологического и фольклорно-сказительного характера.Очевидная противоречивость ситуации требовала введения некоторых корректировок в научную лексику, в результате чего и появилось определение «армянская традиция», призванное обозначить присутствие вблизи от академической науки национально-традиционных взглядов на историю.Однако следует отметить, что в исторической науке, уживающейся с необходимостью соприкасаться с «армянской традицией», сведения из хайских источников не рассматриваются в качестве достоверной исторической информации. Неточность, ошибочность, тенденциозность, противоречивость материалов, преподносимых узко-национальной «традицией» всегда критически оценивалась беспристрастной наукой, на протяжении последних 200 лет бесчисленное множество раз выявлявшей факты предвзятого манипулирования сведениями исторического характера. Сказанное в равной мере относится и к истории возникновения армянского алфавита.Представители национально-традиционной школы историографии стали все чаще озвучивать (как утверждение) идею о том, что хаи использовали для своей национальной письменности алфавиты других народов, господствовавших в регионе. Подобные предположения существуют в основном в рамках «армянской традиции», но как гласит древняя пословица «ложь, повторенная тысячу раз, становится похожей на правду».Любые, даже самые фантастические идеи, обрастая в рамках «армянской традиции» субъективными предположениями, без какого-либо научного обоснования, превращаются со временем в «утверждения». Однако, тот факт, что многонациональное население высокогорий Малой Азии, носивших общее географическое название «Армения», на протяжении веков пользовалось греческой, арамейской и персидской письменностью, абсолютно не является свидетельством того, что алфавиты этих народов использовались для записей на хайском языке. Со времен использования упомянутых письменностей ни в одном из десятков тысяч источников, обнаруженных в регионе и за его пределами, не содержится ни одного фрагмента хайской речи, не говоря уже о каких-либо объемных документах.Как известно, языки и алфавиты, которыми человечество пользуется в настоящее время, прошли определенную эволюцию, развитие которой можно проследить по историческим материалам и археологическим находкам. Информация, накопленная учеными и исследователями на протяжении десятилетий, позволяет проследить постепенную трансформацию буквенных знаков, создававшихся с целью передачи отдельных звуков, звукосочетаний или фрагментов информации — от сложных пиктограмм времен неолита до современных алфавитов.На фоне более или менее общей картины возникновения и эволюции письменных систем история возникновения армянского алфавита всегда занимала обособленное положение. В отличие от многих древних систем письма, процветавших на пространстве Средиземноморья, Малой Азии и Ближнего Востока со времен ранней античности, армянский алфавит возник в виде мгновенного явления относительно недавно, в начале V века новой эры (согласно утверждениям «армянской традиции»). Тем не менее, история сотворения алфавита окружена построениями мифологического характера, историческая достоверность которых вызывает серьезные сомнения среди ученых.Как известно, согласно самой «традиции», армянский алфавит сформировался не в результате эволюционного процесса, а возник как акт сотворения священником Месропом Маштоцем. Данное обстоятельство заслуживает более пристального внимания, поскольку имена создателей прочих письменных систем, процветавших в регионе на протяжении тысячелетий, до этого момента были не известны. В случае же с армянским алфавитом, пожалуй, впервые за многовековую историю Малой Азии, прозвучало имя конкретного автора, создавшего новую письменность. Причем, имя автора возникло сразу же в окружении сведений о его биографии, карьерном развитии и деяниях, представленных в различных источниках самой «армянской традиции». Некоторые аспекты этой информации отличаются очевидной недостоверностью и выглядят притянутыми к искусственным построениям «традиции», вследствие чего требуют более тщательного изучения.

Прежде всего, вызывает сомнения утверждение национально-традиционной историографии (в основном ссылающейся на сочинение Моисея Хоренского «История хаев» и на сочинение Корюна «Житие Маштоца») о том, что идея создания нового алфавита, соответствующего языку хаев, всячески поддерживалась и поощрялась правителем по имени Врамшапух (Бахрам Шахпур), назначенным на царствование в Армении (в хайских текстах, называемой только Хаястаном) персидским шахом Бахрамом IV из династии Сасанидов.В Книге 3, главе 52 «Истории хаев» Хоренский сообщает о том, что Бахрам Шахпур, наводя порядок в своей стране, «испытывал немалые трудности», поскольку в ней «применялось персидское письмо». В этих условиях Шахпуру представился «некий священник по имени Хабел и обещал добыть для армянского (в оригинале хайского — прим. автора) языка письмена, приспособ-ленные его другом епископом Даниелом» (данный епископ Даниил якобы неожиданно и случайно столкнулся с какими-то письменами, в прочтении которых распознал хайский язык). Таким образом в короткой главе Хоренский преподносит Бахрам Шахпура хаем, испытывавшем трудности с использованием персидской письменности и мечтающем о создании хайского алфавита. Именно в этом повествовании, грубо искажающем историю, и заключается одна из основных проблем «традиционной» версии о сотворении национальной письменности хаев.Прежде всего, Бахрам Шахпур (персидское имя означало «Бахрам — сын шаха»), которого «армянская традиция» называет хаем и правителем Хаястана, принадлежал к великому роду Арсакидов, правителей Парфии, происходивших из скифского племени «парни». Важно отметить, что примечательной особенностью назначения парфянского царевича Бахрам Шахпура на престол Армении было то, что правитель империи Сасанидов Бахрам IV избрал его как наиболее лояльного и преданного персидскому престолу человека (в отличие от его предшественника, Хосрова IV, который был братом Бахрам Шахпура).Таким образом, с этнической точки зрения Бахрам Шахпур не имел никакого отношения к хаям — это был парфянин, царевич из рода Арсакидов, предки которого были скифами. С точки зрения языковой культуры Бахрам Шахпур, будучи подданным персидской империи, несомненно владел государственным персидским языком и персидской письменностью. Царевичи, претенденты на престол, происходившие из столь знатных семейств, получали хорошее образование. Потому есть все основания утверждать, что парфянин Бахрам Шахпур, помимо родного и персидского, владел так же и другими языками, широко распространенными в регионе: арамейским, греческим и, возможно, латынью, ввиду непосредственного соседства и тесных контактов с восточно-римской империей.Относительно религиозных предпочтений царевича Шахпура ничего не известно, но можно предположить, что преданный престолу Сасанидов правитель был последователем государственной религии Персии — зороастризма, который также был в свое время широко распространен и в Парфии. Помимо этого, среди парфян, произраставших из могучего суперэтноса сака-скифов, процветали так же и традиционные верования, в основе которых стояли образы различных божеств — Неба, Солнца, Земли и т.д. Но с большой долей вероятности можно утверждать, что представитель государственной персидской власти Сасанидов, парфянский царевич Бахрам Шахпур по вероисповеданию был также зороастрийцем.По этим причинам версия «армянской традиции» относительно зинтересованности парфянского царевича Бахрам Шахпура в создании хайского алфавита не выдерживает критики.

Возникает резонный вопрос — была ли заинтересована персидская империя Сасанидов в том, чтобы верноподданый правитель одной из ее провинций стал покровителем и спонсором хаев, пожелавших ввести в употребеление (наряду с уже существующей государственной письменностью) новый алфавит для использования в собственных религиозных и национальных интересах?Был ли сам парфянский правитель, зороастриец по вероисповеданию, верноподданный персидской империи, по образу и подобию которой было организовано государственное устройство его собственного царства, заинтересован в том, чтобы оказывать всяческую помощь и поддержку христианам в деле создания хайского алфавита в конце IV века?Еще одна из причин, привлекающих внимание исследователей к изучению неоднозначной истории возникновения алфавита хаев — это отсутствие ясности в предыстории, приведшей к сотворению новых буквенных знаков.В рамках «армянской традиции» принято ссылаться на Моисея Хоренского, отмечавшего в «Истории хаев», что в Хаястане (так Хоренский называет Армению) до изобретения новой письменности использовались другие алфавиты. Это, якобы, подтверждается и тем, что в данном регионе действительно были в употреблении несколько письменных систем. Но при этом не учитывается то обстоятельство, что говоря об использовании различных алфавитов в восточной Анатолии, Хоренский не просто имел ввиду, что на территории имели хождение различные виды письменности (о чем прекрасно известно и без сочинений Хоренского). Он имел в виду, что греческая, арамейская, персидская или парфянская письменности использовались конкретно для составления тех или иных текстов на языке хаев, для хаев и в интересах хаев.По тексту сочинителя «Патмутюн хайотц» в отношении местообитания и обитающих здесь народов используются исключительно слова, в корне которых стоит этническое самоназвание «хай/хайк»: — Хаястан; — хай; — хаи, хайский и т.д. Автор ни разу не использует определения «армяне» или «Армения». Единственный раз, упоминая Арама (потомка мифического Хайка) в Книге 1-й главе 12, Хоренский отмечает, что это «другие народы называют нашу страну по его имени», предлагая тем самым свою версию названия горного региона, которое использовали греки и персы. Однако исторической науке прекрасно известно, что под названием «арам/араме» в древних источниках подразумеваются арамейцы. Современная историческая наука также выдвигает версию о том, что возникновение территориального названия «Арамения» могло быть связано с именем этих древнейших автохтонов региона.Но поскольку Хоренский в оригинальных текстах подразумевал также, что все правители, начиная от иранцев Оронтидов и до последних парфян Арсакидов были хаи по происхождению и правили Хаястаном, который был населен хаями, то разумно предположить, что на протяжении веков среди десятков тысяч письменных источников должны были отложиться хотя бы несколько слов, записанных с использованием одного из перечисленных алфавитов, но передающих звучание хайской речи. Однако подобный феномен не известнен в исторической науке. Тем не менее, в пределах «армянской традиции» предпринимались отдельные попытки прочтения фрагментов клинописных, арамейских или персидских текстов на хайском языке, однако все они оказались неудачными и подверглись жесткой критике со стороны историков и лингвистов.Возвращаясь к версии «традиции» о существовании некоей хайской письменности до изобретения алфавита Маштоца, необходимо отметить, что помимо сообщений Корюна и Хоренского о «Данииловых письменах», о ней более ничего не известно. Версия, принятая в «армянской традиции», дополняется описанием Хоренского о видении, посетившем Маштоца, в результате чего он обретает знание о том, как следует начертать буквы нового алфавита. «И видит он не сон ночной и не видение наяву, но в бьющемся своем сердце открывшуюся очам души десницу, пишущую на камне. Камень же, подобно снегу, сохранял следы начертаний. И не только показалось это ему, но и во всех подробностях отложилось в уме Месропа, словно в каком-то сосуде. И воспряв от молитв, он создал наши письмена...» (Книга 3, глава 53).Но апеллируя в основном к информации сказочного характера, не предоставляющей никаких достоверных исторических сведений, «армянская традиция» полностью игнорирует факт использования эфиопской письменности (известной также как алфавит «геэз») при создании алфавита хайского языка. Эфиопская письменность была в активном пользовании и проникла в среду христианских сообществ в IV—V веках, т.е. в то самое время, когда произошел феномен возникновения хайского алфавита.Сравнительные исследования эфиопского и хайского алфавитов подтверждают, что именно богатство силлабической (слоговой) эфиопской письменности, имеющей многопорядковое строение и использующей принцип фонетической огласовки, предоставило Месропу Маштоцу широкий выбор буквенных знаков, который в конечном итоге и привел к возникновению нового алфавита:Наряду с этим, учитывая, что при точном копировании буквенных знаков эфиопского алфавит Маштоц придавал им иное фонетическое значение, можно предположить, что при создании алфавита хайского языка был использован также один из простейших приемов тайнописи, когда буквам первичного алфавита придается иное фонетическое звучание. Этот несложный прием позволяет создать систему письма с использованием буквенных знаков из арсенала практически любого исходного алфавита.В качестве примера читатель может провести самостоятельный эксперимент, используя для этого буквы кириллицы и записать знаками новоизобретенного алфавита слово «буква» как «земля», потому что в новой письменной системе буква «з» звучит, как «б», буква «у» — как «е», буква «к» — как «м» и т.д.Однако, при наличии столь очевидного сходства в начертании буквенных знаков, в сочинениях Корюна и Хоренского (в пределах «армянской традиции» вообще) нет никаких упоминаний о том, что Маштоц работал с материалом эфиопской письменности. Но в то же самое время факт остается фактом — создатель письменности хаев вне всяких сомнений копировал знаки эфиопского алфавита и был близко знаком с принципами эфиопского письма.

В дополнение к этому следует отметить также, что согласно «традиции», Маштоц был священнослужителем, получившим образование на греческом и персидском языках и жил во времена тесных контактов с Восточной Римской империей. Следовательно, он был прекрасно осведомлен о греческой и латинской грамоте и при создании новой письменности вряд ли мог обойти стороной алфавиты этих некогда господствовавших в регионе цивилизаций. В этой связи заслуживает внимания несомненное сходство в написании буквы — «ho» из алфавита Маштоца с греческой буквой Ζ — «zeta», буквы L— «ljun» с латинской буквой L— «el», а так же использование греко-латинской буквы О.Приведенный выше краткий обзор можно резюмировать нижеследующими фактами: Мнение о якобы всестороней поддержке, оказанной персидским правителем, зороастрийцем Бахрам Шапуром христианскому священнику Месропу Маштоцу в деле создания хайской письменности, не является историческим фактом.

Мифическая история обнаружения Даниилом неизвестных письмен не подтверждается по настоящее время никакими исторически достоверными источниками о существовании какой-либо хайской письменности с использованием какого-либо алфавита до Маштоца. Природа обнаруженной Даниилом письменности не известна. Нет никаких сведений относительно того, на основе каких именно буквенных знаков пытался экпериментировать Даниил — еврейских, арамейских или греческих. «Армянская традиция» не упоминает работы Маштоца с эфиопской письменностью, в то время как буквы соданного им хайского алфавита, являются несомненным плагиатом эфиопской письменности. Поскольку традиционная версия изобретения новой письменности, основанная на ссылках из «армянской традиции», на сведениях о мифических письменах, обнаруженых епископом Даниилом, а так же на волшебном видении, внезапно посетившем Маштоца и раскрывшем ему секректы написания новых букв, не предоставляет абсолютно никаких объяснений реальному факту использования эфиопского алфавита — данная версия является подложной.Перечисленные выше факты ставят под сомнение всю существующую версию «армянской традиции» об изобретении армянского алфавита Месропом Маштоцем и свидетельствуют о том, что она является одним из мифов «традиции», давно превратившей мифологию в основной строительный материал хайской историографии.

Аббас ИСЛАМОВ,

Бакинский рабочий.- 2014.- 18 ноября.- С.10-11.